— Почему не достанет? — возразил Гриша. — Он тоже может зайти тебе в хвост.
— Я пойду домой, — сказал Алеша, — меня мама ждет.
339
— Конечно, иди, — сказал Гриша, и голос его даже тут не смягчился.
Алеша спустился со ступенек, но ему трудно было расстаться с хрустальной мечтой, и через минуту его мордочка появилась снова.
— А гражданским можно? — спросил он.
И Гриша великодушно разрешил:
— Гражданским валяй!
А вот история городская.
Наша соседка Маша впервые сходила в детский сад. Вечером, сидя на коленях у Лили, она вдруг заявила:
— Ленин умер, но дело его живет. Мы так и ахнули:
— Какое дело?
— Дело.
На следующий день в автобусе Маша спросила:
— Мамочка, мы едем по улице Ленина?
— Нет.
— А по какой же? По переулку Ильича? Водитель оглянулся. Пассажиры заулыбались.
— Мы едем по Московскому проспекту, — сказала Света.
— Не хочу по Московскому, — заныла Маша, — хочу улице Ленина.
— Успокойся, — нашлась Света, — мы едем по Ленинскому району.
Но этим дело не кончилось. Лениниана нарастала, как снежный ком.
Вернувшись домой, Маша опять закапризничала:
— Хочу видеть Ленина!
— Вот тебе журнал. Смотри.
— Не хочу на картинке, — захныкала Маша, — хочу так.
Доведенная Света отрезала:
— Не видела и не увидишь! На помощь пришла Лиля.
— Маша, а кто такой Ленин? — спросила она.
— Девушка Ленин, — стала объяснять Маша (уверить в том, что не девушка, а дедушка — было невозможно
340
— Это такая тетенька, которая рассказывает детям сказки, когда они остаются одни.
— Все ясно, — засмеялась Лиля. — Тогда я и есть твой Ленин: ведь это я придумываю тебе сказки, когда мамы нет дома.
— Да ну тебя! — замахала руками Света. — Еще посадишь.
Но и это не было завершением. Утром Маша радостно известила всю квартиру:
— А я видела во сне Ленина. Тут значок, — она показала на лоб, — тут и тут! — и ткнула пальцем в висок и в затылок.
Правда, иногда детям снятся и другие сны. Шестилетний сын сообщил папе (громко, на улице):
— А знаешь, мне сегодня приснился сон. Идем мы по Невскому, а навстречу пьяный. Гляжу: ну так и есть — Владимир Ильич Ленин.
Давайте вернемся в Комарове
Каждый день мимо нашей дачи в ближайший лесок дефилировал детский сад. Ребята шагали строем (несколько растянутым и неровным) во главе с тощей воспитательницей и пели:
"Мы шли под грохот канонады,
Мы смерти смотрели в лицо…"
Этой песни хватило на все лето. На следующий год звонкие детские голоса выводили уже другое:
"Если смерти, то мгновенной,
Если раны, небольшой…"
Когда дети шалили, воспитательница грозила:
— Сейчас же перестаньте! Не то возьметесь за руки и будете ходить парами вокруг дерева.
Я услышал это, и мне сразу пришел на ум давний рассказ Лилиного приятеля, студента хореографического училища Эгона Бишофа, который краешком детства успел зацепить гитлерюгенд.
341
— Если учитель в классе говорил что-нибудь смешное — вспоминал Эгон, — он командовал:
— Три раза короткий смех: ха-ха-ха!
По-моему, этот троекратный механизированный смех ничуть не лучше, чем ходить парами вокруг дерева. Это две сливы, упавшие с одной ветки.
Однажды весь детский сад повис на заборе, любуясь на наших зверей. Лиля забрала Бишку и отозвала Гека. Воспитательница — уже другая, молодая и симпатичная — воскли нула:
— Дети! Тетя один раз сказала: "Гек, пошли, маленький — и он сразу послушался. А я вас зову уже десятый раз. Что же вы, хуже Гека?
— Хуже! Хуже! — радостно завопили дети, и в чем-то они были правы. Семнадцатилетняя дочка наших друзей на воппрос, понимает ли Гек команды, возмущенно ответила:
— Гек понимает не команды, а человеческий язык.
В отличие от Гека, дошколята — Господи, даже дошколята! — пронизаны идеологическим водопадом. Первая песня, которую они слышат и заучивают:
Я маленькая девочка,
Играю и пою,
Я Ленина не видела,
Но я его люблю.
Раньше пели: "Я Сталина не видела". Потом, после двадцатого съезда, Сталина заменили Лениным. Не удивлюсь, если его, в свою очередь, заменят Брежневым. Он ведь тоже девушка.
МУЖ АХМАТОВОЙ –
Как-то к нам на дачу в жаркий солнечный день зашел человек в трусах — по дороге с озера.
— Здесь раньше Ахматова жила?
— Да.
342
— А муж ее кто?
— Поэт.
— А как его фамилия?
— Гумилев.
— Он что — и сейчас тут живет?
— Нет, он тоже умер.
— Давно?
— Давно.
— Когда же?
— В начале революции.
— Его что — белые убили?
— Нет, красные, — ответила Лиля, обозлившись.
Он посмотрел на нас дикими глазами и мгновенно исчез.
ТАТКА –
В Доме творчества жил ленинградский писатель Титов милый, но опустившийся человек, алкоголик. Его часто навещала жена — немолодая женщина с грустными черными глазами.
Сеня Ласкин (до всего-то ему дело!) однажды спросил:
— У тебя жена еврейка?
Нет, — с гордостью ответил Титов, — она у меня татка.
Сене, как всегда, захотелось блеснуть эрудицией.
— Конечно, еврейка! — воскликнул он. — Таты — иудейская ветвь, азербайджанские евреи.
— Этого не может быть, — возразил Титов, — ее двоюродный брат писатель Мусаханов.
— Да знаю я твоего Мусаханова, — сказал Сеня, — он всем говорит, что он еврей.
Титов даже в лице переменился:
— Что же мне делать? Вот беда! А у меня сын такой антисемит!
343
ЧЁРТОВЫ ПРАЗДНИКИ –
До чего все-таки запугано наше поколение!
Через стекла веранды мне хорошо видно, как пристроился у окна и осторожно завтракает писатель Жестев. Он маленький, смешной, и носит прозвище «еврей-аграрий», потому что пишет романы из колхозной жизни.
Этот человек для меня загадка. У него всегда все было благополучно, его толстые скучные книги любил Хрущев.
Но я не знал еще существа более приниженного. Он боялся всех: начальства, прохожих, даже Лилю и меня.
И не включает нашего советского радио, чтобы соседи не подумали ненароком, что он слушает западное.
Лиля хотела подшутить:
— Что это вы читаете, Марк Ильич, — "Континент"?
Но я отговорил:
— И не вздумай. Его тут же кондрашка хватит.
А вот иллюстрация — о том же.
Соседка по даче, женщина примерно моих лет, рассказывает:
— Хотела устроить мужу юбилей — так трудно! Продуктов нет, всюду очереди. А тут еще эти чёртовы майские праздники.
И мгновенно пугается:
— Впрочем, что это я! Какие же они чёртовы!
Я злорадно подхватываю, дразню:
— А какие же еще? Конечно, чёртовы! Чёртовы майские праздники, всем осточертели.
У нее даже губы белеют от страха:
— Нет, зачем же, я майские праздники люблю!
НЕ ЛЫКОМ ШИТЫ-
Рядом со страхом прекрасно уживается тщеславие. У нас на участке одновременно арендовали комнаты Кутузов, Раевский и Ланской.
344
Целый 812-ый год!
Только у Женьки Кутузова фамилия была настоящая. Раевский и Ланской — скромные писательские псевдонимы.
Вот так — знай наших!
АНТИСЕБИТ –
Под сосной, у нашего пандуса — разговор с трехлетним Василием. Он худенький, звонкий, белобрысый. Родители его китаисты.
Вася, а ты кто?
— Китаец.
— Может быть, еврей?
— Нет, китаец.
Спрашиваю по-другому:
— А ты немец или еврей?
— Немец.
— Эстонец или еврей?
— Эстонец.
Стало совсем интересно. Меняю местами.
— Ты еврей или индус?
— Индус.
— Еврей или итальянец?
— Итальянец.
Не хочет быть евреем, хоть тресни. Даже удивительно.
— Вася, так ты, может быть, антисемит?
И радостное:
— Антисебит!