Туземцы верят во что-то такое, что они называют миром видений, где смешивается прошлое, настоящее и будущее. Эти видения для них очень важны. Они верят, что с их помощью можно материализовать все, что угодно, даже детей. Это единственное племя из всех, о которых я слышал, где половые отношения никак не связывают с зачатием. Просто поразительно!

Удивительны также их рисунки, выполненные в весьма необычной манере и обладающие своеобразной строгой красотой. Туземцы выцарапывают сложнейшие узоры на камне и коре, а также рисуют и вырезают орнаменты на своем оружии. Из музыкальных инструментов здесь больше всего распространены очень длинные трубки, издающие громкий пронзительный звук. Обычно они звучат вместе с «ударными инструментами», представляющими собой, например, два куска твердого дерева, которыми постукивают друг о друга. Под музыку люди с удовольствием танцуют и поют на праздниках под названием «корробори». Еще туземцы любят игры, которых у них великое множество.

Несмотря на то что много сил уходит на добычу пропитания, у аборигенов остается достаточно времени на то, чтобы наслаждаться музыкой, танцами, пересказыванием историй и рисованием. Хотел бы я сказать то же самое о простом человеке в Англии!

Вчера мы наконец пришли на берег большого озера – несомненно, того самого, о котором я слышал и которое искал. Это место, очевидно, было хорошо знакомо туземцам: они словно вернулись домой после долгого отсутствия. Племя явно намеревалось здесь задержаться на некоторое время, так как все дружно взялись за строительство более прочных хижин, чем обычно.

День сто двадцатый.

Представляю, какой шок испытала бы моя семья и друзья из Лондона, если бы увидели, каким я стал: с отросшей бородой, потемневшей от солнца кожей, износившейся до такой степени одеждой, что она превратилась в некое подобие набедренной повязки, какие носят мои спасители. Вероятно, теперь издалека меня вполне можно принять за одного из аборигенов. Моя прежняя жизнь так далеко ушла в прошлое, что я редко вспоминаю о ней и больше не могу вызвать в памяти лица жены и детей, но тем не менее, хотя это и может показаться странным, не чувствую себя несчастным. Теперь, когда привык к физическим тяготам своей новой жизни, я нахожу в ней определенную прелесть.

Бининувуи научил меня пользоваться копьем и еще одним очень странным орудием, которое они называют бумерангом. Оно представляет собой серповидный кусок дерева и обладает способностью при умелом броске возвращаться к хозяину. С помощью своих новых приятелей я изготовил оружие и инструменты, которые должны быть у каждого мужчины племени и, следует признаться, что и правда почувствовал себя мужчиной в полном смысле этого слова.

В племени все свое имущество принято носить при себе, поэтому оно сводится к самому необходимому. Для мужчины это копье и праща, сетка для дичи, один-два бумеранга, каменный нож, бурдюк для воды, сделанный из шкуры опоссума или желудка кенгуру, и заветный мешочек с личными вещами, куда обычно помещаются смола для жевания, бечевка, пчелиный воск, сухожилия, а также заостренные костяные или каменные наконечники для копья, камень для заточки кости, украшения из перьев для волос, желто-коричневая краска для росписи тела и, конечно же, магические талисманы.

У туземцев много странных привычек, но одна поразила меня особенно: они носят копье ногой, зажав большим и вторым пальцами. Передвигаясь, индеец постоянно должен быть готов к встрече с опасностью. Через правое плечо у него перекинута сетка для дичи, и в этой же руке он держит щит и пращу. Дубинки, бумеранги и каменный топор обычно заткнуты за пояс, бурдюк и мешочек с личными вещами тоже привязаны к поясу. Головню из куска плотной древесины, которая способна медленно тлеть в течение многих часов, и острый нож обычно затыкают в повязку на голове. Правая рука всегда остается свободной, чтобы при необходимости быстро схватить нужное оружие.

Туземцы – великолепные охотники и следопыты, и если дичь в этих местах водится, они непременно ее добудут, а уж копья бросают… С расстояния сорока пяти – пятидесяти ярдов не промахиваются, даже если цель быстро движется.

Несмотря на то что я уже неплохо владею оружием, они все же не позволяют мне охотиться вместе с ними. Поскольку все в племени от мала до велика трудятся, меня отправили на работы, которые выполняют женщины, дети и старики. Я решил выяснить, почему со мной так поступили, ведь даже мальчикам, достигшим определенного возраста, разрешается участвовать в охоте, и узнал: дело в том, что я не прошел обряд инициации. Сейчас несколько юношей ожидают этой церемонии, и я намерен обратиться к Бининувуи и просить его разрешения присоединиться к ним, несмотря на то что уже давно вышел из того возраста, когда принимают посвящение.

День сто двадцать второй.

Бининувуи согласен. Я буду посвящен. Мне дали понять, что церемония таинственна и священна и что к ней нужно относиться с почтением. Кажется, Бининувуи доволен. Вечером в лагере вокруг костров звучало много смеха и шуток, как я подозреваю, в основном в мой адрес. Племя сочло очень забавным, что мужчина моего возраста должен пройти через эту церемонию, но их шутки были абсолютно беззлобны. Я жду этого события с воодушевлением и, не стану отрицать, с долей трепета.

День сто тридцатый.

Несколько дней назад меня вместе с подростками, готовившимися к посвящению, отвели в буш, чтобы убедиться в нашем мужестве и послушании, а также в знании священного ритуала и обычаев племени. Еще мы должны были поклясться хранить в секрете таинство обряда от непосвященных. Невозможно описать те чувства, которые переполняли меня, когда после окончания церемонии инициации я вернулся в лагерь полноправным членом племени. Корробори продолжалось еще долго: я плясал и веселился вместе с остальными и ощущал покой в душе и единство со всей Вселенной.

День сто сорок восьмой.

Пишу и не верю собственным словам. Бининувуи сообщил, что мне нужно взять жену из племени, и я согласился.

Это отступление от правил. Туземцы договариваются о женитьбе, еще когда девочка совсем маленькая. При достижении брачного возраста – у них это начало месячных – девушку просто отводят к жениху, и тот сразу становится мужем. Период ухаживаний здесь полностью отсутствует.

Моей женой предстояло стать Нурине, молодой вдове. Ее мужа убили несколько дней назад, когда на группу охотников напало чужое племя. Так или иначе, Нурине теперь нужен муж, а так как я оказался единственным взрослым мужчиной без жены, Бининувуи отдал меня ей.

Должен признаться, мне остро не хватало женщины, но у меня и в мыслях не было без разрешения вступить в какие бы то ни было отношения с аборигенкой – видимо, в силу преобладания внутренней дисциплины над первобытными инстинктами.

Нурина молода: думаю, ей слегка за двадцать – и по-своему привлекательна. У нее упругое, крепкое тело, стройная фигура, сияющие глаза и нежная добрая улыбка. Если каким-то чудом эти страницы когда-нибудь попадут к кому-то из моих родных в Англии, надеюсь, они поймут и простят меня. Если я решил рассказывать свою историю честно, значит, не имею права ничего утаивать.

День четыреста двадцатый.

Эта запись будет последней, потому что в моем дневнике не осталось страниц. Я специально берег ее до того момента, когда в моей жизни произойдет что-то особенное. И сегодня этот день настал.

У меня теперь есть сын!

Он родился сегодня утром, как раз с восходом солнца – хорошее предзнаменование! – и я дал ему имя Джон. Нурина в отличие от английских женщин родила его легко и, очевидно, почти без боли. Она верит, что ребенок был зачат в тот день, когда я посетил священную рощу. Будто бы там я нашел дух ребенка и направил его в ее чрево, но я-то знаю, что он моя плоть и кровь, и мое сердце замирает от любви.