И тут он заметил, что Ламон бросил меч и закинул обе руки за голову, выгибаясь и встав на цыпочки. А совсем рядом, в каком-то локте, горели мстительным огнем широко распахнутые глаза кентавра. Он, несомненно, как-то удерживал солдата. Но как? Это со скованными руками, зажатой в колодку головой?!

– Заснул? – неожиданно проговорил степной воин. – Прибей ег-г-г-го!

А ведь и правда, сколько можно ждать? От Горбушки только шум и беспокойство. Как еще весь лагерь не сбежался?

Прибить, не прибить…

Антоло вдохнул поглубже и изо всех сил ударил Ламона в подбородок.

Получилось!

Глаза солдата закатились, ноги обмякли, и он осел кулем в пыль.

Кентавр пошевелил пальцами – оказывается, он схватил Горбушку сзади за волосы и тем самым придержал его.

– Ломай замок, – решительно проговорил степняк.

– Зачем? – охнул Антоло, озираясь по сторонам.

– Я знаю устав имперского войска. А ты?

Парень кивнул. Верно. Сколько разделов устава он уже нарушил? И не сообразить сразу. Теперь самое меньшее наказание, которое его может ждать, – порка кнутом у столба. Десять ударов. А если господин капитан сочтет, что он первый начал, или поверит Ламону, который наверняка будет обелять себя и вешать всех котов на противника, то по закону военного времени… Страшно даже подумать.

– Вместе убежим, – будто услышал его мысли кентавр. – По одиночке пропадем.

– А как же…

– Дело твое.

Четвероногий гордо замолчал.

Антоло подумал… и вытащил меч. Как будто в омут бросился с обрыва вниз головой.

Ремни, притягивающие ноги кентавра к столбам, много времени не отняли. Конечеловек взбрыкнул, отбрасывая ошметки кожаных полосок. Ударил копытом.

– Ну же!

С замком, соединяющим половины колодки, пришлось повозиться. Ломая дужку, Антоло погнул меч. Дрянную сталь, если сказать честно, поставляли имперской армии.

– Сво… – хотел закричать кентавр, но одумался и сказал вполголоса: – Свобода!

Он подпрыгнул на всех четырех, взмахивая в воздухе задними ногами, а руками сотворил неприличный жест, повернувшись в ту сторону, где должен был располагаться шатер полковника, благородного господина т’Арриго делла Куррадо.

– Меня зовут Желтый Гром. Я из клана Быстрой Реки.

– Антоло. Я из Табалы. Местечко Да-Вилья.

– Бежим?

Студент обреченно кивнул. Что еще остается? Или в бега, или самому голову в петлю сунуть, чтобы не доставлять лишних хлопот товарищам.

После Антоло восстановил в памяти события той ночи и понял, что самостоятельно, без помощи опытного воина и разведчика, кем мог заслуженно считать себя Желтый Гром, ни за что не смог бы выбраться из охраняемого лагеря. Они крались мимо палаток со спящими солдатами, между составленными в «шалаши» копьями, обходили редкие караулы.

«Только бы окраинцы не проснулись раньше срока, – молил табалец удачу. – Наши пехотинцы – разгильдяи редкие, а вот всадники с юга – другое дело… К тому же у них сторожевые коты…»

Представляя себе палевые клыкастые морды, горящие глаза, прижатые уши, Антоло всякий раз невольно сжимал рукоять меча, отобранного у бесчувственного Ламона, – свой, гнутый, он бросил у колодки.

Вот и опушка леса. В отличие от светлых и прозрачных березняков Табалы и сребролистых тополей Вельзы, склоны тельбийских холмов покрывали сероствольные бучины и мрачные грабняки. Хвала Триединому, в здешних лесах почти не рос подлесок – слишком уж темно, какие побеги выживут? Лишь один раз Антоло с разбегу влетел в заросли шиповника – изодрал руки и выглядывающие из-под доспеха полы одежды.

Кентавр рысил с грацией, доступной только животному, проводящему полжизни в быстрой скачке. Кажется, даже позевывал на бегу. Антоло так и подмывало попроситься к нему на хребет. И останавливала вовсе не боязнь обидеть спутника, а самая простая неуверенность в себе. Ездить верхом ему доводилось раз или два в жизни, да и то лет десять назад, если не раньше.

Половина Большой Луны продолжала светить – она зайдет под утро.

Бег продолжался. Как тут не помянуть добрым словом Дыкала и пробежки вокруг учебного лагеря с полной выкладкой?

Под черепушкой билась одна мысль. И уже не «уйдем – не уйдем», как можно было ожидать, а «выдержу – не выдержу». Сердце колотилось о ребра, грозя разорваться на мелкие кусочки.

– Долго еще? – задыхаясь, прохрипел студент непослушным горлом.

– До рассвета. Там передохнем, – снисходительно пояснил конечеловек, слегка наклонив голову. – Немного. Потом побежим снова. Тогда уйдем…

Словно в ответ на его слова за спиной раздалось протяжное мяуканье.

Коты? Дикие или сторожевые, пущенные по следу?

– Или не уйдем, – коротко подытожил Желтый Гром.

– Погоня?

– Не знаю. Далеко.

Что далеко, это точно. Мяуканье повторилось, и теперь можно было с уверенностью сказать – не меньше мили. А то и две. Ну и громко же орут, когтистые бестии! Если это сторожевые коты, то жди встречи с окраинцами. Надо как-то их обмануть, сбить со следа… Как же это лучше сделать? Наверное, стоит положиться на более опытного кентавра?

– Берегись! – отрывисто выкрикнул Желтый Гром, взвиваясь в прыжке.

Антоло прыгнуть не успел, а потому покатился по крутому склону заросшего лозняком оврага. Ударился плечом, коленом, снова плечом, боком, аж затрещали ребра. Замер, наполовину присыпанный землей.

Живой…

Вроде бы ничего не сломано. Руки, ноги, шея… Целы. Хотя голова гудит.

Вверху, заслоняя звездное небо, возник силуэт кентавра.

– Живой?

– Вроде бы… – слабо откликнулся табалец.

– Лезь сюда.

– Легко сказать…

Студент с трудом поднялся и, цепляясь за корни кустарников и молодых деревьев, вскарабкался по склону. Благо, овраг оказался не глубоким – каких-то семь-восемь локтей. Когда вниз летел – показалось, что добрых двадцать.

Снова из чащи за спиной донеслось мяуканье. Уже гораздо ближе.

– Жить хочешь? Бежим! – Конечеловек взмахнул рукой, срываясь с места.

Антоло последовал за ним, но первый же десяток шагов показал – падение не прошло бесследно. Правое колено отзывалось острой болью. Идти с грехом пополам можно, да и то лучше бы палку какую-нибудь найти вместо костыля, а вот бежать – нет.

Желтый Гром заметил его хромоту. Вернулся. Покачал головой.

– Плохо дело.

– Да уж конечно, – вымученно улыбнулся табалец. Прислушался. Проклятые коты орали все ближе и ближе.

– Придется драться. – Кентавр вцепился ему в плечо и потащил вперед.

– А может, я…

– Что?

– Ну, верхом…

– Нет, – посуровев лицом, отрезал Желтый Гром.

– Но почему?

– Я не конь. Я – степной воин. – Он гордо задрал подбородок, полагая, что этим сказано все.

– И что?

– Честь для степного воина дороже всего…

Антоло смолчал, хотя подумал:

«Ага! Особенно честь дороже жизни человека, который совсем недавно спас тебя. Сам-то, небось, можешь удрать запросто. Ноги целые. Все четыре. Вон какие копытища…»

– Лезь сюда! – дернул студента за руку конечеловек.

Он ткнул пальцем в поваленный ствол граба, толщиной в обхват.

– Куда?

– Он пустой внутри. Прячься. Я их уведу.

Табальцу стало неимоверно стыдно за недавние мысли.

– Быстрее, – преступил с ноги на ногу Желтый Гром.

– А как же ты?

– Детская забава! – ухмыльнулся кентавр, показывая широкие, «лошадиные» зубы. – Лезь быстрее.

Антоло вздохнул и протянул конечеловеку меч:

– Думаю, тебе скорее пригодится.

Желтый Гром церемонно поклонился:

– Спасибо. Я постараюсь вернуться.

Обдирая плечи, ежась от сыплющейся за шиворот трухлявой древесины, Антоло полез в темную нору валежины.

– Давай, давай. Ноги точат. – Желтый Гром притоптывал так, что содрогалась земля. – Все. Хорошо. Удачи тебе, Антоло из Табалы!

Копыта дробно ударили. Та-та-тах! Та-та-тах! Это кентавр с места рванул в галоп.

Студент поворочался в узком логове, стараясь устроиться поудобнее, и вдруг заметил лучик лунного света, проникающий снаружи. Извиваясь, шипя от боли в колене, он добрался до круглой дырочки – должно быть, сучок выпал из гнилого дерева. Выглянул и закусил губу, чтобы не закричать.