– Зови меня Мастером, – усмехнулся уголками губ гость.

– Хорошо, Мастер. Так на кого ты работаешь?

Гость склонил голову к плечу:

– Другой бы возмутился – мол, кто кого выспрашивает? Но я не буду. Я отвечу честно. Я работаю на императора, да живет он вечно.

И вот тут выдержка изменила Берельму. Он побледнел, дернулся, как от удара.

– Правда?

– Я вообще не склонен врать. Или блефовать.

– Значит, меня… – Ловкач недоговорил, но и так понятно, что он имел в виду. Если следствие докажет хотя бы десятую часть его преступлений, то рудники покажутся самым легким наказанием. А ведь на самом деле никто и не будет доказывать. Дыба, мьельский сапог, капли холодной воды на темя, и любой преступник признает каждое из выдвинутых против него обвинений. Вплоть до покушения на убийство императора и заговор с целью передачи протектората над Барном пиратам с Халиды.

– Пока нет, – обнадежил его Мастер. – Но поверь, я долго за тобой следил. Не хотел брать раньше времени.

– Что ж так? – через силу улыбнулся дрожащими губами Берельм. Пусть не думает, что он боится!

– А понимаешь ли, я служу в тайном сыскном войске. И привык ловить шпионов и смутьянов-заговорщиков, а не мошенников, ловко обувающих недотеп-банкиров и бестолковых купцов.

– Тогда зачем? – сразу взял быка за рога Ловкач.

– Зачем ты мне?

– Да. Зачем?

Мастер закинул ногу за ногу, покачал ступней.

– Ты умен, хитер, умеешь притворяться. И, должен заметить, притворяешься очень хорошо. Не всякому артисту-лицедею под силу.

– Спасибо. Не думал, что сыщики способны оценить настоящее искусство. – Берельм скопировал позу сыщика.

– Вынужден тебя огорчить. Настоящего искусства в твоих выходках очень мало.

– Да? – Ловкач поправил штанину, щелчком пальцев сбил пылинку. Потер колено. – А что же тогда хвалишь меня?

– А почему бы и не похвалить? Я перечислил те качества, за которые намерен смягчить тебе наказание. В разумных пределах, само собой.

– Да? И как же мое лицедейство способно искупить наказание… Ну, к примеру, за использование поддельных векселей? – Рука Берельма непринужденно скользнула к голенищу сапога, где все еще ждал своего часа нож с легкой рукояткой – такие очень удобно метать.

Два пальца за голенище… А вот и костяной черенок. Ну, сейчас поглядим кто кого…

Мошенник даже не сообразил сперва, что именно произошло. Серебристая молния мелькнула у щеки, обдавая прорывом ветра. И тут же за рукав что-то сильно дернуло. Он попытался быстро вернуть руку на место, сделав вид, что ни в чем не виновен, но не сумел. Скосил глаза. И похолодел.

Рукав скромного камзола был пришпилен к табурету легким метательным ножом, похожим на молодую щуку.

– Я же предупреждал… – укоризненно проговорил Мастер.

В его пальцах серебристо поблескивали еще два ножа.

– Сейчас ты очень медленно достаешь то, что прятал за голенищем, и кладешь на пол, – медленно и раздельно сказал сыщик. – Уяснил?

Берельм кивнул. Хотел сказать – да, мол, уяснил, но захрипел пересохшим горлом и решил не позориться лишний раз. Вынул нож, бросил его на пол перед собой.

– Теперь толкай ногой ко мне.

Ловкач повиновался.

– Вот и молодец, – удовлетворенно кивнул Мастер. – Вообще-то хорошо, что ты строптивый. Для моего дела нужен человек с норовом, как у каматийского жеребца. Тряпка не справится.

Берельм молчал, только тяжело дышал. Он запоздало осознал, что находился на волосок от гибели. Если бы сыщик захотел, то убил бы его, затратив не больше усилий, чем на назойливую муху. И все-таки… Если не убил сразу, не вяжет руки, не тащит в застенок к допросникам, значит, есть шанс поторговаться и в дальнейшем.

– Молчишь? – приподнял бровь Мастер. – Это правильно. Похоже, начинаешь понимать что к чему.

Ловкач глянул исподлобья, но губ не разжал.

– Ладно, – продолжал сыщик, нисколечко не смутившись. – Продолжаем наш чудесный вечерочек. Так на чем мы остановились? Не отвечаешь? Ну, это уже немножко неприлично. Не могу же я разговаривать с комодом или с сундуком.

Берельм пожал плечами, не опровергая, но и не соглашаясь. Когда-то в молодости он очень недурно играл в карты и мог поспорить неподвижностью лица с мраморными статуями на Дворцовой площади.

«Тебе нужно, ты и говори», – без труда читалось в его позе.

– Хорошо, – не стал углублять тему сыщик. – Хочешь молчать, молчи. Значит, продолжаем. Ты умен, хитер, умеешь притворяться. Например, сейчас ты притворяешься равнодушным. Очень умело притворяешься. Любой бы поверил, но не я. Человек, схватившийся за оружие в разговоре с представителем власти и только чудом не получивший добрых три вершка отточенной стали в живот или в сердце, равнодушным быть просто не может. Как бы хорошо он ни притворялся. И тем не менее продолжим. Я долго выслеживал тебя, Берельм по кличке Ловкач. Вернее, выслеживал не я – к сожалению, у меня всегда забот невпроворот и времени на все не хватает. Но я поручал отслеживать твои делишки помощникам, младшим служащим тайного сыскного войска, сиречь контрразведки. Вот видишь – глаза у тебя уже округлились, хотя лицо по-прежнему неподвижное. Значит, не ожидал, что тобой контрразведка заниматься будет?

Берельм мотнул головой. Может, и правда, хватит придуриваться, и пора начинать искать пути к сотрудничеству? Тайный сыск – это не шуточки. Рудники и каменоломни за счастье покажутся, коль к ним в лапы попал. Для обвиняемых в шпионаже самое мягкое наказание – усекновение головы или повешение. А так, и костер предусмотрен, и колесование, и кол, и кипящее масло… Бр-р-р-р…

– Не ожидал, – вытолкнул он непослушным языком.

– Вот! Уже лучше! – обрадовался сыщик. – Значит, будем говорить. Итак, тебя заметили, Берельм Ловкач, несколько лет назад. После скандала в Кавареле, случившегося из-за твоей продажи непродажных угодий. Ведь помнишь?

Мошенник кивнул. Славная афера. До сих пор приятно вспомнить. Он провернул ее семь лет назад на северном побережье Великого озера, в провинции Аруне. Владелец сорока десятин[11] отличного строевого леса, пригодного для строительства судов, как торговых, так и военных, искренне думал, что берет крупную ссуду в банке, представителем которого назвался Ловкач, под залог своей недвижимости. А банкиры крупнейшего в Кавареле банка разговаривали с Берельмом, считая его законным владельцем леса и земли. В результате богатей остался без ссуды, банк без денег, а Берельм здорово обогатил капитана рыбацкой шхуны, удирая от местных сыщиков, – у кого-то из обманутых оказались прочные связи при королевском дворе. Пришлось годик-другой пожить в Тьяле, прожигая остаток денег на скачках и травлях котов, и лишь после того, как волнение улеглось, он направился в Аксамалу. Рассчитывал, что о нем забыли. Как бы не так!

– Еще тогда я подумал, что ты можешь мне пригодиться. Если не получишь корд под лопатку от ревнивого мужа одной из подружек или кто-нибудь из разоренных тобой и доведенных до отчаяния купцов не задушит тебя голыми руками…

– Я никогда не наглел. До разорения не доводил, – прервал речь сыщика Берельм.

– Да? – на мгновение задумался Мастер, будто бы перебирая в памяти известные ему приключения Ловкача. – Пожалуй, ты прав. Не припомню ни одного случая. Ну да ладно… О чем это я? А вот о чем! Мы могли тебя арестовать едва ли не в день приезда в Аксамалу. Но что-то мне подсказывало – не стоит пока.

Берельм хмыкнул. Разговор неуклонно уходил в области, к которым он питал стойкую антипатию. И ведь не сделаешь ничего!

– А вот теперь – самое время.

– Арестовать?

– Нет. Вернее, да, но как бы понарошку…

– Не понял? – скорчил нарочито глупое лицо Берельм. – Арестовать понарошку – это как чуть-чуть беременная?

Мастер рассмеялся, не отрывая, впрочем, цепкого взгляда от рук мошенника.

– Ты прав, пожалуй. Арестую я тебя по-настоящему. Но после того, как ты выполнишь свою часть договора, отпущу с миром.