Став на эту высоту, служитель Христов не озирается больше по сторонам, не "смотрит туда и сюда"; он сообразуется с Божественной мудростью, заповедующей так: "Глаза твои пусть прямо смотрят, и ресницы твои да направлены будут прямо пред тобою" (Притч. 4,25). Божественная мудрость заповедает нам всегда поднимать наш взор к небесам и неуклонно взирать вперёд. Если мы озираемся по сторонам, будь то из страха пред гневом человеческим или из желания приобрести расположение смертного, - все равно, - будем уверены, что нами управляют личные соображения; что мы отступаем от дела Божия: мы не имеем уверенности, что исполняемое нами дело поручено нам авторитетом Божиим, что мы совершаем его в присутствии Самого Бога, - два условия, без которых труд наш не может быть успешен. Великое множество людей, одни по неведению, другие по излишней самонадеянности, вступают, однако, в сферу деятельности, которой Бог для них вовсе не предназначил и для которой, естественно, они не были Им подготовлены; случается также, что люди эти являют подчас беспримерное хладнокровие, удивительное самообладание, повергающее в изумление всех, кто близко и беспристрастно может судить об их дарованиях и истинных достоинствах. Но вскоре эта привлекательная внешность уступает место действительности, нимало не противореча общему правилу, доказывающему, что никто не избавит человека от необходимости в сомнении и страхе озираться по сторонам, ничто, кроме уверенности, что дело ему поручено Самим Богом, что Бог пребывает с ним. Лишь при наличии этих двух условий человек совершенно освобождается от всех влияний человеческих, делается независимым от окружающих. Служение людям требует, безусловно, независимости от них; но кто сознаёт своё истинное положение пред Богом, тот умеет унизить себя, смиренно умывая ноги братьям своим.
Отвращая наш взгляд от человека и сосредоточивая его на едином верном и совершенном Служителе, мы никогда не замечаем, чтоб Он "смотрел туда и сюда" по очень простой причине: глаза Его никогда не останавливались на людях, покоясь всегда на Боге. Не страшась гнева человеческого, Он не искал и благоволения в очах людей. Никогда не открывал Он уст Своих с целью встретить одобрение окружающих; никогда не молчал, опасаясь их порицания: вот почему печать духовной высоты, святой твёрдости духа лежала на всяком слове, на всяком действии Его. К Нему лишь одному вполне применимо слово: "Лист его не вянет, и во всем, что он ни делает, успеет" (Пс. 1,3). Все, что Он ни совершал, совершал Он успешно, потому что Он все делал для Бога. Все Его поступки, все Его слова, движения, взоры, все мысли Его - все это, вместе взятое, представляло собою совокупность чудных плодов, вид которых радовал сердце Господа, благоухание которых возносилось к Нему. Никогда не приходилось Ему сомневаться в успешном окончании Своего дела, потому что он всегда действовал с Богом и для славы Его, во всем сообразуясь с волей Божией. Никогда Его личная воля, как бы божественно совершенна она ни была, не примешивалась к Его человеческим действиям на земле. Он мог сказать: "Я сошёл с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца" (Иоанн. 6,38). Поэтому Он и приносил плод Свой "во время своё". Он всегда делал угодное Богу (Иоанн. 8, 29), поэтому Ему никогда не приходилось чего-либо "страшиться", в чем-либо "раскаиваться" или неуверенно озираться по сторонам, "смотря туда и сюда".
В этом, как и во всех остальных случаях, благословенный Учитель являет Собою поразительный контраст с самыми верными, самыми выдающимися служителями Своими. Даже Моисею приходилось бояться; апостол Павел готов был пожалеть о своём поступке; (Исх. 2,14; 2 Кор. 7,8). Господу Иисусу ни бояться, ни раскаиваться никогда не случалось; Ему никогда не приходилось отступать назад, отрекаться от Своих слов или исправлять Свои мысли. Все в Нем дышало совершенством; все являло собою плод, принесённый "во время своё". Безмятежно, неуклонно неслось вперёд течение Его жизни -святой, небесной. Воля Его вполне подчинялась воле Отца. Заблуждение свойственно самым лучшим, самым добросовестным из смертных; чем более, однако, мы научимся с помощью Божией умерщвлять нашу собственную волю, тем менее рискуем мы впадать в заблуждения. Блажен человек, идущий по стезям веры, по стезям искреннего и полного подчинения Христу!
Муж веры, Моисей, питался, проникался духом своего Учителя с необыкновенной твёрдостью, с поразительным постоянством следуя стопам Его. Правда, он сорока годами раньше определённого Богом срока пытался произвести суд над Египтом и освободить Израиль; во вдохновенном перечне, оставленном нам в Евр. 11, это заблуждение Моисея, однако, в расчёт не принято: там выдвигается вперёд лишь Божественный принцип, на котором зиждется все земное хождение Моисея. "Верою Моисей, пришедши в возраст, отказался называться сыном дочери Фараоновой; и лучше хотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное, греховное наслаждение; и поношение Христово почёл большим для себя богатством, нежели Египетские сокровища. Ибо он взирал на воздаяние. Верою он оставил Египет, не убоявшись гнева царского, ибо он, как бы видя Невидимого, был твёрд" (Евр. 11,24-27).
Слова эти характеризуют с самой лучшей стороны хождение Моисея пред Богом. В таком именно свете являет обыкновенно Дух Святой ветхозаветных святых. Когда Дух даёт жизнеописание человека, Он нам представляет его таким, как он есть, со всеми его заблуждениями и несовершенствами; но, характеризуя то же жизнеописание в Новом Завете, Дух Божий ограничивается только указаниями истинного принципа и конечного результата жизни этого человека. Так, хотя в книге Исход упоминается о том, что "Моисей посмотрел туда и сюда" из страха человеческого; что он "испугался и сказал: верно узнали об этом деле", что в конце концов Моисей даже убежал от фараона, в Послании к евреям мы, однако, читаем, что все, что Моисей делал, он делал верою, что он "не убоялся гнева царского", что он пребыл "твёрд, как бы видя Невидимого".
Так будет и в тот день, когда придёт Господь, "Который осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога" (1 Кор. 4.5). Утешительная, безмерно драгоценная истина для всякой искренней души, для всякого преданного Богу сердца! В сердце может быть много благих намерений, которые по тем или другим причинам рука наша не может привести в исполнение; все эти намерения обнаружатся, когда Господь придёт. Благодарение Богу, даровавшему нам эту уверенность! Тайные намерения любви, преисполняющие преданное Богу сердце, несравненно драгоценнее в очах Господних, чем видимые дела, какими бы совершенными они ни были. Последние могут совершаться на виду у людей, могут заставить говорить о себе; первые радуют лишь сердце Иисуса и обнаружатся пред Богом и ангелами Его. О, если б сердца всех служителей Христовых были заняты исключительно прославлением своего Властелина, если б взоры их были неотступно устремлены на день возвращения Его!
Вникая в жизнь Моисея, мы видим, что вера повела его по пути, совершенно противоположному природным влечениям плоти, заставляя Моисея не только пренебречь всеми мирскими утехами, всеми преимуществами двора фараонова, но и отказаться от обширного поля деятельности, открывавшегося пред ним. Человеческий разум направил бы его совсем иначе; он побудил бы его воспользоваться своим влиянием при дворе во благо народу Божию, действовать в пользу этого народа, вместо того, чтоб страдать вместе с ним. По человеческому рассуждению, Промысел Божий, казалось, открывал перед Моисеем необыкновенно обширное, необыкновенно важное поле деятельности; и на самом деле, не поставила ли рука Божия Моисея в исключительно благоприятные условия? Благодаря чудесному вмешательству Божию и непостижимому сплетению обстоятельств, каждое из которых являло присутствие десницы Всемогущего и предвидеть которые не могла никакая прозорливость человеческая, дочь фараонова сделалась орудием спасения Моисея из воды; она вскормила и воспитала его; в её доме научился он мудрости египетской и жил там, пока ему не "исполнилось сорок лет" (Деян. 7,23). Очевидно, что отречение Моисея при этих условиях от высокого, почётного положения, отведённого ему при дворе фараоновом, и влияния, с ним связанного, имело вид излишнего, неуместного рвения.
