Но подобные доводы, мы уверены в этом, не имели никакого значения для Мардохея. Ему достаточно было знать, что Иегова сказал: "Помни, как поступил Амалик с тобою... Не забудь". До каких пор эти слова сохраняли своё значение? "Из рода в род". Вражда Господа с Амаликом не должна была окончиться, пока само имя его и память о нем не изгладились из поднебесной. Почему? Да потому, что он жестоко и коварно поступил с Израилем. Такова была благость Божия по отношению к Его народу. Как после этого верный Богу израильтянин мог преклониться пред Амаликом? Сделал ли это Самуил? Нет, он "разрубил Агага пред Господом в Галгале" (1 Цар. 15,33). Как же мог преклониться пред ним Мардохей? Он ни в коем случае не мог этого сделать. Ему было безразлично то, что его ожидала виселица; его могли повесить, но не заставить воздать почести Амалику.
Каковы же были последствия этой преданности Богу? Последствия были удивительными. - С одной стороны, мы видим на престоле гордого амаликитянина, видим, что он окружён лучами царственного величия, славиться своим богатством, своим великолепием, своим высоким положением; и вот он уже готов сокрушить пол своими ногами семя Авраамово. С другой стороны, нам представляется Мардохей в пепле и во вретище. Мардохей, стоящий в слезах пред дворцом царя. Что он мог сделать? Подчиниться Господу. У него не было ни меча, ни власти, но у него было Слово Божие, и, полностью подчиняясь этому Слову, он одержал победу над Амаликом, такую же в своём роде решительную и блестящую, какою была победа, одержанная Иисусом Навином в Исх. 17. Такой победы не мог одержать и Саул, хотя и был окружён целым полчищем избранных воинов из двенадцати колен Израилевых. Амалик хотел добиться того, чтобы Мардохей был повешен; вместо этого он обязан был прислуживать ему, облечь его в царское одеяние и вывести его с почестями на городскую площадь. "И сказал Аман царю: тому человеку, которого царь хочет отличить почестию, пусть принесут одеяние царское, в которое одевается царь, и приведут коня, на котором ездит царь, возложат царский венец на голову его, и пусть подадут одеяние и коня в руки одному из первых князей царских, - и облекут того человека, которого царь хочет отличить почестию, и выведут его на коне на городскую площадь, и провозгласят пред ним: так делается тому человеку, которого царь хочет отличить почестию! И сказал царь Аману: тотчас же возьми одеяние и коня, как ты сказал, и сделай это Мардохею. Иудеянину, сидящему у царских ворот: ничего не опусти из того, что ты говорил. И взял Аман одеяние и коня, и облёк Мардохея, и вывел его на коне на городскую площадь, и провозгласил пред ним: так делается тому человеку, которого царь хочет отличить почестию! И возвратился Мардохей к царским воротам, Аман же поспешил в дом свой, печальный и закрыв голову" (гл. 6,7-12).
Здесь, несомненно, Израиль был главою, а Амалик Хвостом; речь шла, конечно, не о всей нации, а об отдельном лице. Но это было лишь началом поражения Амалика и славы Израиля. Аман был повешен на дереве, которое он приготовил для Мардохея. "Мардохей вышел от царя в царском одеянии яхонтового и белого цвета, и в большом золотом венце и в мантии виссонной и пурпуровой. И город Сузы возвеселится и возрадовался" (8,15).
Но это ещё не все. Слух о его чудесной победе разнёсся по всюду во всех двадцати семи провинциях империи. "И во всякой области, и во всяком городе, во всяком месте, куда только доходило повеление царя и указ его, была радость у Иудеев и веселие, пиршество в праздничный день. И многие из народов страны сделались Иудеями, потому что напал на них страх пред Иудеями" (8,17). В довершение же всего мы читаем, что "Мардохей, был вторым по царе Артаксерексе и великим у Иудеев и любимым у множества братьев своих, ибо искал добра народу своему и говорил во благо всего племени своего" (гл. 10,3).
Не служит ли это поразительным доказательством того, что личная верность имеет важное значение в глазах Божиих? Не поощряет ли это нас твёрдо стоять за истину Божию, чего бы это нам не стоило? Посмотрите, каковы были удивительные последствия поведения одного человека! Многие склонны осудить Мардохея и счесть непонятным упорством с его стороны нежелание воздать почести главе империи. Но это было не так: это было с его стороны лишь послушанием, свойственным преданному Богу сердцу, и это повлекло за собою чудную победу, плоды которой сделались достоянием его братьев, живших во всех концах земли. Чтобы ещё более осветить вопрос, возникающий при чтении Втор. 28, вспомним также Дан. 3 и 6. Там мы увидим, какие славные последствия влечёт за собою личная верность человека пред истинным Богом во время полного исчезновения национальной славы Израиля, когда святой город и храм пребывали в разрушении. Три верные Богу души, мы видим, отказываются преклониться пред золотым истуканом. Они не страшатся царского гнева, восстают против общего мнения, решаются даже скорее быть брошенными в раскалённую печь, нежели ослушаться Бога Каковы же были последствия их верности Господу? Славная победа! Они ходят среди огня раскалённой печи вместе с Сыном Божиим; они были избавлены от неё, чтобы сделаться свидетелями и слугами Бога Всемогущего. Славное преимущество! Чудный подвиг! И все это было прямым последствием послушания. Если бы они последовали за толпой и преклонились пред национальным кумиром, чтобы этим избежать страшной печи, как много бы они потеряли! Но, благодарение Богу, они твёрдо отстояли свою приверженность великой основной истине, - поклонение единому Богу, истине, которая находилась в небрежении среди славы Соломонова царствования. Рассказ о верности трёх отроков был записан для нас Духом Святым, чтобы поощрить нас неуклонно ходить стезёю личной преданности Богу в мире, ненавидящем Бога и отвергающем Христа, и пред лицом христианского мира отвергающего истину. Невозможно читать этот рассказ без того, чтобы наш новый человек не был при этом воодушевлён искренним желанием всецело отдаться Христу и Его делу.
Изучение 6-ой главы производит подобное же впечатление. Мы не можем уделить слишком много времени этому повествованию. Мы хотим обратить наше внимание на рассказ, который может преподать назидание нашим душам и который имеет особую цену в дни нашего преступного равнодушия и любви к удобствам жизни, когда мы готовы легкомысленно свидетельствовать об истине нашими устами, тогда как в сущности мы так мало склонны всецело и безраздельно следовать за отражённым Спасителем или с беспрекословным послушанием подчиняться Его заповедям.
Пред лицом подобного холодного равнодушия отрадно читать повествование о верности Даниила. С непоколебимой решимостью не отступать от святой привычки он три раза в день молился пред открытым окном, обращённым к Иерусалиму, хотя он и знал, что за это его ждал львиный ров. Он мог закрыть своё окно, мог спустить занавеси; он мог молиться в глубине своей комнаты или ожидать для этого полуночи, когда его не мог видеть человеческий глаз, когда человеческое ухо не могло слышать его. Но нет; этот верный служитель Божий не хотел ставить свой светильник под сосуд или под кровать. Его воодушевляло только одно желание. Он хотел не только молиться единому Богу живому и истинному: он хотел молиться Ему с окнами, открытыми напротив Иерусалима. Почему же именно против Иерусалима? Потому что Иерусалим был установленным от Бога центром. Но не лежал ли город в развалинах? Правда, по суждению человеческому, это было именно так. Но для веры и с Божьей точки зрения Иерусалим был центром Божиим для Его земного народа. Он всегда был и всегда будет этим центром. И не только это; даже прах его драгоценен в очах Иеговы; потому Даниил полностью согласовывался с мыслями Божиими, открывая для молитвы окна напротив Иерусалима. Поступая так, он руководствовался точными указаниями Священного Писания, находимыми нами в 2 Пар. 6,28. "Когда они... обратятся к Тебе всем сердцем своим и всею душою своею в земле пленения своего, куда отведут их в плен, и будут молиться, обратившись к земле своей, которую Ты дал отцам их, и к городу, который избрал Ты, и к храму, который я построил имени Твоему, тогда услышь с неба". Вот на чем основывались действия Даниила: для него не имели значения ни мнения человеческие, ни чьи-либо угрозы или наказания. Он лучше предпочитал бы быть брошенным в ров львиный, нежели отказаться от истины Божией. Он предпочитал лучше перейти на небо с чистою совестью, чем оставаться на земле с совестью нечистою.
