За что именно израильтяне хотели побить их камнями? Быть может, за произнесённую ими ложь? Или за богохульство и какое-либо тяжкое преступление? Нет, Израиль восстал на них за мужество и ревность, которые они показали, свидетельствуя об истине. Они посланы были осмотреть землю и с точностью донести народу о всем, ими виденном. Они свято выполнили это; и что же? "Сказало все общество: побить их камнями!" Народ не любил слышать правду, как её не любят в мире и теперь. Правда никогда не пользуется популярностью. Для неё нет места ни в мире, ни в сердце человеческом. Всевозможные виды заблуждения и лжи излюбленны миром; правда же не принимается им никогда. Иисус Навин и Халев должны были в своё время испытать то, чему призваны научиться истинные свидетели Божий всех эпох, а именно: их ожидает сопротивление и ненависть со стороны большинства окружающих их. Шестьсот голосов поднялись против двух людей, говоривших правду и веровавших в силу Божию! Так это было; так это есть и будет продолжаться до наступления славного часа, когда "земля наполнится ведением Господа, как воды наполняют море" (Ис. 11,9).
Насколько же важно, подобно Иисусу Навину и Халеву, ясно и беспристрастно свидетельствовать о полноте истины Божией! Как важно поддерживать Божественную истину относительно удела и наследия святых! Мы всегда склонны искажать истину, умалять её, отрекаться от неё, понижать её значение. Поэтому так несказанно важно для нас в душе нашей хранить силу Божественной истины, хотя бы в слабой мере вторя словам: "Мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели" (Иоан. 3,11). Иисус Навин и Халев не только вошли в Обетованную землю, но они её исходили в разных направлениях в присутствии Божием. Они осмотрели её с точки зрения веры. Они знали, что земля эта принадлежит им согласно предначертанию Божию; что, будучи даром Божиим, она являлась желанным уделом для них; что они непременно силою Божией овладеют ею. То были люди, исполненные веры, мужества и силы.
Блаженные люди! Они жили во свете лица Его, тогда как все общество пребывало в глубоком мраке своего неверия. Какая противоположность!
Это доказывает нам, какая разница существует даже и между отдельными чадами Божиими. Постоянно встречаются люди, которые, несомненно, принадлежат к числу детей Божиих, но не могут, однако, усвоить себе откровение Божие, относящееся к их положению и к их наследию, как искупленных Божиих. Они всегда исполнены сомнений и страха, всегда окружены мглою неверия и видят пред собою мрачную сторону жизни. Души эти постоянно смотрят на самих себя, на свои обстоятельства и затруднения. Никогда они не чувствуют себя спокойными и счастливыми, никогда не являют радостного доверия к Богу и мужества в борьбе, столь приличествующих христианину и столь прославляющих Бога.
Все это - в высшей степени прискорбные факты, которых не должно существовать для христианина; мы можем быть полностью уверены, что здесь скрывается важная ошибка, скрывается нечто решительно греховное для христианина. Христианину надлежит всегда чувствовать себя мирным и счастливым; всегда, что бы ни случилось, он должен быть готов возносить хвалу Богу. Его радость не зависит от него самого и от проходимого им поприща - она изливается на него от престола Бога живого и не поддаётся никакому человеческому влиянию. Он всегда может восклицать: "Бог мой - источник всех радостей моих." Это чудное преимущество, дарованное Господом самым немощным чадам Божиим. Но именно в этом отношении мы, к сожалению, и оказываемся неверными Богу. Мы отвращаем свой взгляд от Бога, чтобы устремить его на самих себя или на внешние обстоятельства, на наши скорби и на наши трудности; тогда все становится мрачным, тогда слышатся жалобы, неудовольствие и ропот. Это совершенно несвойственно христианству. Это действие неверия, неверия мрачного, производящего в нас смерть, бесславящего Бога и удручающего сердце. "Дал нам Бог духа не боязни, но силы, и любви, и целомудрия" (2 Тим. 1,7). Такие слова подобают духовно уравновешенному "Халеву" - слова, обращённые к тому, чьё сердце изнемогало под бременем окружавших его трудностей и опасностей. Дух Божий наполняет душу истинного чада Божия святою бодростью. Он возносит её над холодной и туманной средой, окружающей её, вводя её в область ослепительного света, в область, где "неведомы грозы и бури".
"Но слава Господня явилась в скинии собрания всем сынам Израилевым. И сказал Господь Моисею: доколе будет раздражать Меня народ сей? И доколе будет он не верить Мне при всех знамениях, которые делал Я среди его? Поражу его язвою, и истреблю его, и произведу от тебя народ многочисленнее и сильнее его" (ст. 10-12).
Какая знаменательная минута в жизни Моисея! Плоть могла воспользоваться единственным представлявшимся ей случаем. Никогда, ни раньше, ни после этого, мы не видели, чтобы подобного рода дверь открывалась пред простым смертным. Враг и его собственное сердце могли сказать Моисею: "Вот благоприятная для тебя минута. Тебе предлагают сделаться родоначальником и основателем великого и могущественного народа, и предлагает тебе это Сам Бог Иегова. Ты этого не искал. Это тебе предложено Богом живым, и было бы донельзя безумно с твоей стороны отказаться от этого предложения."
Но, читатель, Моисей не был себялюбив. Он был слишком проникнут духом Христовым, чтобы стремиться к приобретению влияния в этом мире. Не было в нем ни светского тщеславия, ни личных желаний. Он искал только славы Божией и блага народа своего; для достижения этой цели он, милостью Божией, готов был принести в жертву и самого себя, и свои личные интересы. Послушайте, какой чудный ответ он даёт. Вместо того, чтобы прельститься обетованием, заключавшимся в словах: "Произведу от тебя народ многочисленнее и сильнее его"; вместо того, чтобы жадно воспользоваться единственным в мире случаем создать себе громкую славу и личное счастье, он совершенно стушёвывается: ответ его дышит благороднейшим бескорыстием: "Но Моисей сказал Господу: услышат Египтяне, из среды которых Ты силою Твоею вывел народ сей, и скажут жителям земли сей, которые слышали, что Ты, Господь, находишься среди народа сего, и что Ты, Господь, даёшь им видеть Себя лицом к лицу, и облако Твоё стоит над ними, и Ты идёшь пред ними днём в столпе облачном, а ночью в столпе огненном; и если Ты истребишь народ сей, как одного человека, то народы, которые слышали славу Твою, скажут: "Господь не мог ввести народ сей в землю, которую Он с клятвою обещал ему, а потому и погубил его в пустыне" (ст. 13-16).
Моисей высказывает здесь замечательно чистое воззрение. Он всецело занят славою Господа. Ему нестерпима мысль, что блеск этой славы может быть омрачён в глазах необрезанных язычников. Для чего ему делаться родоначальником и основателем народа? Какое значение имел для него факт, что миллионы людей будущего будут почитать его за знаменитого своего предка, если вся эта личная слава, все это личное величие должны быть приобретены ценою хотя бы одного луча Божественной славы? Долой эту мысль! Пусть лучше имя Моисея забудется навеки! Так рассуждал он во дни поклонения золотому тельцу, это же он был готов повторить и во дни странствования Израиля в пустыне с Господом во главе. Как ни велики были суеверие и непокорность народа-отступника, сердце Моисея жило исключительно для славы Божией; её следует охранять больше всего на свете. Что бы ни случилось, чего бы это ни стоило, славу Божию следует блюсти неприкосновенно. Моисей сознавал, что ничто не могло быть прочным, если основание не лежало на строгом соблюдении славы Бога Израилева. Мысль возвыситься за счёт славы Божией была нестерпима для сердца этого благословенного служителя Божия. Он не мог допустить, чтоб Имя, столь чтимое им, было хулимо язычниками, или чтоб можно было сказать: "Господь не мог."
Бескорыстное сердце Моисея наполняли ещё и другие думы: он думал о народе Божием. Он любил его и пёкся о судьбе его. Слава Иеговы занимала, конечно, первое место; затем возникал вопрос и о благе Израиля. "Итак, - прибавляет он, - да возвеличится сила Господня, как Ты сказал, говоря: Господь долготерпелив и многомилостив, прощающий беззакония и преступления, и не оставляющий без наказания, но наказывающий беззаконие отцов в детях до третьего и четвёртого рода. Прости грех народу сему по великой милости Твоей, как Ты прощал народ сей от Египта доселе" (ст. 17-19).