Евангелия рисуют пред нами различные стороны характера, личности и дела Христа; и с первого дня появления на земле этих драгоценных повествований чада Божий всех веков любили углубляться в их изучение, насыщаясь содержащимися в них откровениями о Том, Кого любит и Кому доверяет их сердце, Кому они обязаны своим блаженством, как временным, так и вечным. Но сравнительно невелико число людей, когда-либо задававшихся целью изучения самых подробных поучительных прообразов относительно того же славного вопроса. В жертвоприношениях, описанных в книге Левит, многие особенно были склонны видеть устаревшие указания, относящиеся исключительно к еврейским обычаям, лишённые всякого значения для нас и не проливающие никакого духовного света в наши души. Необходимо, однако, признать, что страницы книги Левит, на первый взгляд лишённые всякой привлекательности и изобилующие всевозможными обрядовыми подробностями, занимают наряду с чудными изречениями пророка Исайи важное место среди всего, что "писано было прежде" и что "написано нам в наставление" (Рим. 15,4). Мы должны, конечно, изучать содержание этой книги, как и вообще всего Священного Писания, в духе смирения, отрекаясь от своего собственного "я"; при этом необходимо проникнуться чувством благоговейной зависимости от Говорящего, никогда не упуская из виду великой цели, важного значения и общей гармоничной совокупности всех откровений, обуздывая наше воображение и не давая ему увлечь нас низменными стремлениями. Если милостью Божией с именно таким настроением мы приступим к изучению прообразов этой книги, мы откроем в них богатейшие рудники неисчерпаемых сокровищ Божиих.
Перейдём же к рассмотрению жертвы всесожжения, представляющей, как мы это уже отметили, Христа, отдающего Себя, непорочного, в жертву Богу. "Если жертва его есть всесожжение из крупного скота, пусть принесёт её мужского пола, без порока" (ст. 3). Невыразимая слава личности Христа составляет основание христианства. Достоинство и славу, присущие Ему, Христос сообщает и всему, что Он делает, и каждому служению, которое Он совершает. Никакое служение не могло прибавить что-либо к славе Того, Кто есть "сущий над всем Бог, благословенный вовеки" (Рим. 9,5), "явившийся во плоти Бог" (1 Тим. 3,16), славный "Эммануил, с нами Бог" (Матф. 1,23; Ис. 7,14), "вечное Слово", "Творец" и "Промыслитель" Вселенной. Служение всякого рода, мы знаем, было связано с человеческим естеством Христа; принимая на Себя образ человека. Он сошёл на землю, оставляя славу, которую имел у Отца от создания мира. Он жил среди обстановки, шедшей вразрез со всеми Его взглядами, ища единственно полного прославления имени Божия. Он сошёл на землю, чтобы быть здесь "снедаемым" святою и неугасимою ревностью по славе Божией (Пс. 68,10) и чтобы привести в исполнение вечные советы Божий.
Жертва "мужского пола", "без порока", "однолетняя", представляет собою Господа Иисуса, добровольно отдающего Себя в жертву во исполнение воли Божией. В этой жертве не должно было быть ничего, указывающего на слабость или несовершенство. Для всесожжения выбиралось животное "мужского пола, однолетнее" (ср. Исх. 12,5). При рассмотрении других жертв мы увидим, что дозволялось в некоторых случаях закалать в жертву и животных женского пола; это не значило, что Бог мог благоволить к несовершенной жертве, потому что везде и всегда жертва должна была быть "без порока"; в некоторых случаях Бог допускал отступления, свидетельствовавшие о несовершенстве человека, приносившего за себя жертву. Всесожжение было наивысшей жертвой, потому что оно представляло собою Христа, отдающего Самого Себя в жертву Богу, Христа во всей полноте, всецело посвящённого исключительно Богу: на Нем покоились взор и благоволение сердца Божия. Необходимо принять это в соображение. Один лишь Бог знал истинную цену искупительного дела Христова; Один лишь Он мог полностью оценить значение креста и беззаветную преданность Сына, олицетворяемую им. Крест, представленный жертвою всесожжения, заключал в себе нечто, осязаемое лишь для взора Божия; значение креста полно глубины, недоступной ни для смертных, ни для ангелов; исходивший от креста голос достигал лишь слуха Отца, предназначался именно и исключительно для Него. Между крестом Голгофы и престолом Божиим существовали отношения, неуловимые и непонятные для разумения творения Божия.
"Пусть приведёт её к дверям скинии собрания, чтобы приобресть ему благоволение пред Господом" (ст. 3. ср. Лев. 22,18-19). Характер жертвы всесожжения, изображённый здесь, являет нам мало понятую нами сторону крёстного подвига. Мы слишком склонны видеть в кресте лишь место, где был произведён суд и была навеки решена дилемма между вечным правосудием и жертвой без порока, лишь место искупления нашего греха, место славной победы над сатаною. Крест действительно является всем этим; но этим не ограничивается его значение: крест ещё и место, где была явлена любовь Христа к Отцу, где эта любовь нашла выражение, понятное лишь Одному Отцу; именно эту сторону креста и представляет собою прообразно жертва всесожжения, по своей сути добровольная жертва. Если бы речь шла лишь об искуплении греха и претерпении гнева Божия за грех, эта жертва не могла бы зависеть от личной воли приносившего её; в этом случае она непременно была бы обязательной, безусловно необходимой. Господь Иисус не мог желать уподобиться "жертве за грех" (2 Кор. 5,21). Желать вынести на Себе гнев Божий и лишить Себя лицезрения Божия: уже один этот факт очевидно показывает нам, что жертва всесожжения представляет собою не Христа, несущего на кресте грех мира, но Христа, исполняющего на кресте волю Божию.
Слова Самого Христа свидетельствуют о том, что Сам Он созерцал эти различные стороны креста. Видя в кресте место искупления греха, заранее предчувствуя связанные с ним в этом отношении страдания, Он восклицал: "Отче! О, если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо Меня! Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет" (Лук. 22,42). Он с ужасом сознавал, что влекло за собою взятое Им на Себя дело. Святая, чистая Его душа содрогалась при мысли, что Ему предстоит отождествиться с жертвою за грех; Его любящее сердце несказанно скорбело от сознания необходимости лишиться присутствия Божия.
Но крест представлялся Христу ещё и с другой стороны. Крест в Его глазах был местом, на котором должны были обнаружиться глубокие тайники Его любви к Отцу; местом, на котором по "Своему желанию", Он "добровольно" мог выпить чашу, которую Ему дал пить Отец, и испить её до дна. Вся жизнь Христа представляла собой фимиам благовонного курения, непрестанно возносившийся к престолу Отца: Он всегда творил угодное в очах Отца, всегда творил волю Божию; но жертва всесожжения представляет собою не жизнь Христа, каким бы благословенным ни было любое действие этой жизни; она изображает Христа в Его смертный час; и изображает не Христа, в смерти Своей "сделавшегося за нас клятвою" (Гал. 3,13), а Христа, служившего приятным благоуханием для сердца Отца.
Эта истина придаёт особую привлекательность кресту в глазах каждого духовного человека, придаёт особую цену страданиям нашего возлюбленного Господа. На кресте погибший грешник находит ответ Бога на все важнейшие стремления, на все насущнейшие запросы своего сердца и своей совести. Истинно верующий обретает на кресте все, что пленит его сердце, что глубоко потрясает его нравственное существо. На кресте ангелы находят предмет, достойный их вечного созерцания, тайну, в которую "они желают проникнуть" (ср. 1 Пётр 1,11-12). Все это так; но есть в кресте нечто, превосходящее высшую прозорливость святых или ангелов Божиих - это глубокая преданность сердца Сына, принесённая в жертву Отцу и оценённая Им: именно эта-то сторона крёстного подвига и находит себе столь яркое прообразное выражение в жертве всесожжения.
