Прикосновение ладони к холодному камню вызвало странную вибрацию — будто кто-то провёл смычком по натянутой струне где-то в глубине стены. Мгновение спустя каменная кладка пришла в движение: бесшумно, без скрежета или стука, из стены выдвинулся массивный стеллаж, его полки были плотно уставлены томами в переплётах из странной кожи.

Книги выглядели древними — их корешки потрескались от времени, а страницы пожелтели, но энергия, пульсирующая в них, говорила, что они сохранили своё содержимое в идеальном состоянии.

«А вот и развлечение подъехало, а я думал, буду в потолок плевать весь день, так посмотрим, что тут у них есть».

Взяв первую попавшуюся книгу в руки, Сергей понял, что ни черта не понимает даже того, что было написано на обложке. Крас язвительно усмехнулся, если пальцы постукивали по корешку книги, словно проверяя её на прочность. Его глаза, ещё минуту назад горящие любопытством, тут же потухли, когда он осознал, что перед ним сплошные закорючки, напоминающие следы испуганного паука в чернильной луже.

— Вот тебе и развлечение… — пробормотал он, переворачивая том в руках. Обложка украшалась изображением сурового кобольда в круглых очках, который смотрел на него с немым укором, будто преподаватель, застукавший студента за списыванием.

Он швырнул книгу обратно на полку, она приземлилась с недовольным шлепком. Разочарование кислой волной подкатило к горлу — столько тайн, и все заперты за дверью непонятных символов. Его взгляд, словно пёс, вынюхивающий след, заскользил по корешкам, выискивая хоть что-то знакомое.

И вдруг — на самой верхней полке мелькнул знакомый силуэт. Крас встал на цыпочки, вытянув руку, как заправский баскетболист. Книга, которую он достал, оказалась тоньше остальных, но её обложка переливалась странными бликами, будто под кожей прятались светлячки.

Крас прищурился, его пальцы провели по вытесненным золотом буквам, которые странно отражали свет, будто были выгравированы не на коже, а на тончайшей металлической фольге. Губы непроизвольно шевельнулись, озвучивая строчки:

— «История Кроха глазами иномирцев… с оригинальным текстом. Мысли Юльса Спайкри»… — его голос сорвался на полуслове, когда взгляд скользнул по второй строке, написанной витиеватыми значками, напоминающими сплетённых змей.

Он резко хмыкнул, постучав пальцем по знакомым буквам:

— Ну конечно, двуязычное издание! Как в тех дурацких туристических буклетах… Только тут вместо французского — кобольдская тарабарщина.

Книга лежала на ладони невесомо, хотя по виду должна была тянуть на добрых два килограмма. Страницы при перелистывании издавали лёгкий звон, словно сделанные из тончайшего пергамента, пропитанного металлом. Странный аромат — смесь старого пергамента, дыма и чего-то электрического — щекотал ноздри.

— Похоже, я нашёл то, что искал, название этой книги написано на двух языках, один мне абсолютно понятен, второй как китайская грамота, хотя её я уже тоже знаю, значит и в этих каракулях разберусь.

Крас прищурил глаза, его пальцы лихорадочно листали страницы, оставляя едва заметные следы на пергаменте. Губы шептали непонятные звуки, пробуя на вкус странные сочетания букв. В голове чётко выстраивались ассоциации — это слово явно означало «Крох», вот это — «глаза», а вон та закорючка — «иномирец».

Через час его ментальный блокнот был испещрён столбиками слов — слева кобольдские символы, справа русские аналоги. Язык этой расы оказался удивительно логичным, как математическая формула, только обёрнутая в странные завитки письменности. Навык обучаемости, который он приобрёл ещё на Земле, работал на полную — мозг схватывал закономерности быстрее, чем сознание успевало их осмыслить.

К концу второго часа он уже с лёгкостью читал простые предложения, хотя сложные фразы всё ещё требовали разбора. Но главное — алфавит был расшифрован, а значит, все остальные книги на полке теперь открывали свои тайны. Он откинулся на спинку стула, удовлетворённо щёлкая языком — ещё одна головоломка покорена.

Прочитав книгу, Крас медленно закрыл том, его пальцы оставили влажные отпечатки на потёртом переплёте. В голове роились обрывки только что прочитанного — картины массовых охот, где существа в странных доспехах с холодным безразличием уничтожали целые поселения кобольдов. Это не было войной — это напоминало санитарную чистку, как будто избавляются от крыс в подвале. Сергей понял, что первые иномирцы считали кобольдов местными животными и истребляли их. Это было похоже на геноцид. Сергей не удивился, что эти мелкие создания ненавидят жителей верхних уровней.

Он провел рукой по лицу, ощущая, как под пальцами выступает испарина. Теперь многое становилось понятным: эта глубокая, тлеющая ненависть в глазах каждого кобольда, эти осторожные взгляды, брошенные в сторону верхних уровней. История повторялась — как европейцы истребляли индейцев в Америке, как развитые страны делили Африку. Только здесь все происходило в обратном направлении — не снизу вверх, а сверху вниз.

Большая часть людей, которые родились на Холпеке покинула планету после гибели Кроха, они потеряли свои технологии, а кобольды спустились под землю и долго не могли восстановить своё общество. Крас был поражён, сколько вреда может принести одна очень сильная и властная личность в своих эгоистических алчных желаниях стать ещё сильнее. Миллиарды людей и кобольдов либо погибли, либо лишись всего из-за амбиций Кроха.

Герой сжал страницы книги так, что корешки затрещали, его взгляд застыл на последнем абзаце, где описывался исход цивилизации. Перед глазами вставали образы:

Толпы людей, группами покидающие планету на всём, что могло летать — от роскошных лайнеров до перегруженных грузовых барж. Тысячи межмировых порталов, не выдерживающих людской поток. Кобольды, спускающиеся в глубины, их головы прижаты, а глаза полны животного ужаса. Пустые города на поверхности, где ветер гонял обрывки когда-то важных документов.

Он резко швырнул книгу на стол, она скользнула по каменной поверхности и замерла, как выброшенная на берег рыба. В горле стоял ком — как один человек мог обречь целые расы на вымирание? Крох забрал с собой не только солнце, но и саму душу этой планеты, оставив после лишь пепел цивилизаций.

Сергей встал, подошёл к стене и упёрся в неё лбом, ощущая холод камня. Миллиарды жизней, перемолотых жерновами чьей-то ненасытной жажды власти.

Весь день, пролистывая книги из небольшой библиотеки, Сергей и не заметил, как быстро пролетело время. С грустными мыслями о суровой судьбе кобольдов в этом мире, он лёг спать, долго ворочаясь в постели, из-за стыда и своего отношения к этой расе.

Крас резко заморгал, его веки слипались, будто склеенные сладким сиропом. Солнечный свет (вернее, его жалкая подделка, просачивающаяся сквозь светящиеся кристаллы на потолке) резал глаза, заставляя щуриться. И тут он ощутил ЭТО — то самое противное чувство, будто кто-то методично сверлит тебя взглядом в переносицу.

Резко открыв глаза, он увидел в десятке сантиметров от своего носа морщинистую физиономию Гирохи. Старый кобольд сидел на корточках у его кровати, его жёлтые глаза светились, как два прогорклых лунных серпа.

— Что, думаешь, какая участь тебя ждёт? — прошипел старик, и его дыхание пахло вчерашним грибным элем, — уже придумал, как будешь удирать от своей участи? Или смирился, как тот глупый жук, что полез на раскалённую сковороду?

Крас отпрянул к изголовью кровати, а его рука инстинктивно потянулась к котомке, где обычно находились кинжалы.

— Ты, старая развалина, — выдавил он, его голос звучал хрипло от только что прерванного сна, — Ты умеешь читать мысли или просто любишь подкрадываться к спящим, как голодная крыса к амбару?

Гироха лишь рассмеялся, и этот звук напоминал скрип ржавых петель.

Краса разъедало навязчивое чувство, будто старый кобольд видит его насквозь — словно все тайные мысли, все тщательно скрываемые эмоции распластаны перед этим существом как карты на игровом столе. Неужели Гироха действительно мог считывать малейшие подрагивания век, случайные закусывания губ, едва заметные изменения ритма дыхания? На миг в сознании вспыхнула параноидальная догадка: а вдруг это настоящая телепатия? Но нет — его разум был окружён непроницаемой ментальной защитой, доставшейся в наследство от величественных медведей, чья ментальная броня не поддавалась даже древней магии. Оставалось лишь одно слабое место — смутное понимание, что законы чтения мыслей могут быть куда изощрённее, чем он себе представлял.