<p>
Он помолчал, глядя мимо нее, на верхушки деревьев, сквозь которые простреливали закатные лучи, и будто вспоминал что-то, оставшееся позади. Потом снова посмотрел на Шейру, и в его голосе прозвучали уже не воспоминания, а настоящее:</p>
<p>
— Ты пришла искать защиты? Это видно по глазам. И по тому, как ты держишь мальчика.</p>
<p>
– На самом деле это твой посланник предупредил, зачем ты здесь, – вклинилась Регда, разрушив этими простыми словами всю торжественность, и Шейра невольно усмехнулась. – Мэйя-Шу, наша старшая шаманка, уже знает, что ты пришла. Тебе повезло, она как раз недавно покинула горы Духов и вернулась сюда, но уже в следующую луну собирается обратно. Так что ступай к ней, она ждет.</p>
<p>
Шейра кивнула. Ей не нужно было спрашивать, куда идти — шатры шаманов всегда стояли чуть в отдалении, на поляне поменьше, укрытой со всех сторон деревьями. Туда почти не доносились звуки со стоянки, только хрустели ветки под ногами, шумел ветер да потрескивал огонь в наружном очаге. Иногда в эти звуки вплетался, заглушая их, бой бубна, когда шаманы говорили с духами.</p>
<p>
Мэйя-Шу, седая и сухонькая, вышла сама, как будто ждала ее. В руке она держала мешочек из шкурок только что рожденных заячьих детенышей. Когда-то Говорящую-с-пеплом учила сама Увья-Ра, которую никто из айсадов никогда не знал молодой. Но и Мэйя-Шу в то время была уже стара, а сейчас, кажется, постарела еще сильнее. Ее мутные глаза как будто застилала тень иных миров.</p>
<p>
— Ты принесла его, — сказала шаманка, не глядя на ребенка в руках Шейры, — или он сам привел себя сюда. Я ждала. Я уже говорила с духами, и они встревожены.</p>
<p>
– Чем? Почему?</p>
<p>
Мэйя-Шу ничего не ответила, но поманила ее за собой, в увешанный птичьими костями шаманский шатер.</p>
<p>
Внутри, в неглубокой каменной чаше, чадил слабый огонь, источая густо-сизый дым, а через отверстие сверху просачивался вечерний свет, едва дотягиваясь до стен из кожи и шкур. Воздух – плотный и горький, пропитанный жирным пеплом и запахами сухих кореньев, проникал в ноздри и оседал в горле. С потолка свисали, покачиваясь, связки трав и амулеты из зубов, коры и костей.</p>
<p>
Мэйя-Шу развернулась к Шейре, но смотрела как будто мимо нее. Наклонила голову чуть набок, прислушиваясь, повела ноздрями, словно запахи могли ей рассказать больше, чем видимое глазами. Морщинистые пальцы затрепетали над мешочком в руке, будто трогали нечто незримое. Потом шаманка потянулась к стоящему сбоку бубну, натертому до матового блеска, и, держа его одной рукой, другой надела на голову широкую кожаную повязку, с которой густо свисали плетеные ленты и лошадиный волос, плотно закрывая лицо, – теперь мертвецы и злые духи не узнают ее и не уведут за собой.</p>
<p>
Она ударила в бубен несколько раз, затем потрясла им и ударила снова.</p>
<p>
— Он тихий, — произнесла она глухо. — Слишком тихий для младенца. Даже не кричит… Я чувствую след смерти. Но не его смерти…</p>
<p>
Шейра вздрогнула.</p>
<p>
— Это... — Она отвела взгляд, прижала сына крепче к себе. — Незадолго до его рождения… я убила… другую женщину.</p>
<p>
— Нет, – покачала головой шаманка. – Тут другое. То, что внутри него, было до тебя. Он сам часть этого… кровь смерти… – Она потрясла головой. – Не вижу яснее: все во мгле. Это от отца и от тех, кто был до него, кто был сотни жизней назад… Я чую их след, это след смерти...</p>
<p>
Шейра похолодела, и сын в ее руках как будто сделался тяжелее. В животе собрался тугой комок, и в груди поднялось глухое давящее чувство — страх не за себя, а за того, кого привела в мир.</p>
<p>
— Что ты хочешь сказать… — начала она, но голос прозвучал, как скрип надломленной ветки. Она откашлялась. — Что это значит? Что с ним будет?</p>
<p>
– Может быть, и ничего. Скорее всего, ничего, – прошелестела шаманка, и у Шейры отлегло от сердца, хотя полностью тревога не исчезла. – Это не для него угроза – для других. Ты уже дала имя его душе? – Мэйя-Шу приблизилась, склонилась над Таерисом, затем поднесла ухо к губам Шейры. – Прошепчи мне его.</p>
<p>
– Ирэйху-Ше, – еле слышно выдохнула Шейра, и шаманка снова качнула головой.</p>
<p>
– Приходящий-вовремя? Почему так?</p>
<p>
– Если бы он не пришел, меня бы увезли.</p>
<p>
Мэйя-Шу жестом указала Шейре опуститься на шкуру у очага.</p>
<p>
— Положи его перед собой и больше пока не касайся. Сейчас он принадлежит не тебе.</p>
<p>
Шейра повиновалась, осторожно уложила Ирэйху-Ше и отодвинулась, чтобы ненароком не коснуться. Мальчик пошевелился, но не заплакал. Тихий. Очень тихий для младенца. Шаманка была права.</p>
<p>
Мэйя-Шу села напротив, подогнув под себя ноги, и долго смотрела на младенца. Где-то в полутьме она нащупала узкую птичью кость, кусочек обсидиана, блестящий, как черная вода, и шарик пчелиного воска. Все это сложила в глиняную чашу, плюнула туда — резко, с шумом, — и прошептала что-то на древнем наречии, в котором все еще звучали голоса камней и зверей.</p>
<p>
Новые удары бубна вышли глухими и медленными, как стук старых сердец. Шаманка покачивалась им в такт, а потом удары стали чаще — ровные и все более громкие, словно кто-то приближался. Мэйя-Шу запела на старом языке, слова которого шипели, шелестели, шептали множеством голосов. Она провела бубном по кругу, словно очертила невидимую границу, затем ударила в него особенно резко – и замерла. Пламя в очаге качнулось, вытянулось языком вверх и снова сжалось.</p>
<p>
Шейра дернулась от испуга и почувствовала, как стынет затылок.</p>
<p>
