ГЛАВА 1. Радуйся, я слышу поступь смерти
<p>
</p>
<p>
В Иллирине Великом расцветало лето, но в покоях умирающей повелительницы ничто о нем не напоминало. По стенам и полу не скользили солнечные лучи, из сада не доносились ароматы олеандра и гранатника, а слух не ласкали трели вьюрков и славок. Воздух в комнате был спертым, тяжелым, с неприятным гнилостным душком. Лиммена приказала закрыть и занавесить окна, не желая видеть цветущее великолепие и понимать, что это последнее в ее жизни лето.</p>
<p>
– Лучше я останусь вне времени, – говорила она любовнику. – Не буду знать и помнить о нем.</p>
<p>
И она велела слугам больше не переворачивать ни одни из песочных часов и вынести из спальни клепсидру.</p>
<p>
Царицу оставили силы, она уже не поднималась с ложа и пила маковые капли, чтобы приглушить боль в груди. Ее лихорадило, на лице проступала испарина, губы потрескались и покрылись коркой. Лиммена то бредила, то приходила в себя, и тогда ее слова становились осмысленными, хотя говорить ей было сложно: голос, осиплый и надтреснутый, то и дело прерывался тяжелой одышкой и кашлем.</p>
<p>
Она с детской настойчивостью требовала, чтобы Аданэй не отходил от нее ни на минуту. И он почти не отходил. Неотлучно в ее палатах вообще находился один лишь он; иногда приходила Рэме что-нибудь принести, или другие рабыни, чтобы сменить постельное белье и переодеть саму царицу, или лекари с их бесполезными уже снадобьями. С Латторой царица попрощалась несколько дней назад и больше ее к себе не допускала, считая, что дочери слишком тяжело видеть угасание матери.</p>
<p>
Женщина часто вглядывалась в лицо Аданэя, словно ожидая чего-то, и держала его пальцы в своей ослабевшей руке. Смотрела на него так, будто собиралась увести с собой, в мир теней.</p>
<p>
Вязкая тишина, прерываемая лишь сиплым дыханием и сдавленным шепотом, угнетала Аданэя, заставляя забыть, кто он и зачем здесь находится. Казалось, будто его и впрямь зовут Айн, будто он по-прежнему раб и сейчас вместе с царицей и госпожой стоит у преддверия мира мертвых. С трудом верилось, что снаружи начинается лето, он сам здоров и молод, а Иллирин Великий вот-вот раскинется у его ног. Он неловко поглаживал женщину по плечу – и молчал.</p>
<p>
Умирала она долго и тяжело – и все же могла уйти из жизни умиротворенной, зная, что до последнего вздоха рядом с ней ее возлюбленный, и веря, что о престоле для дочери позаботятся ее родня, подданные и советники.</p>
<p>
Вот только ее грубо лишили и этой надежды.</p>
<p>
Однажды утром дверь распахнулась, и на пороге появились три фигуры. Они вышли вперед, хмурый свет лампы осветил лица, и Аданэй узнал Нирраса, Гиллару и Аззиру. Как назло, в эту минуту Лиммена пребывала в ясном сознании.</p>
<p>
Ниррас плотно затворил дверь и шагнул в сторону, Гиллара с Аззирой не шелохнулись.</p>
<p>
– Слетелись, стервятники, – прохрипела Лиммена, попыталась усмехнуться, но закашлялась, и по подбородку стекла смешанная с кровью слюна. – Ниррас… зачем ты их впустил?..</p>
<p>
Советник отвел глаза.</p>
<p>
– Ниррас… – повторила царица.</p>
<p>
– Давай я тебе отвечу, – пропела Гиллара и подошла ближе. – Он нас впустил, потому что давно уже не твой военный советник, а мой верный возлюбленный.</p>
<p>
– Что?.. – не поверила царица. – Ниррас?</p>
<p>
Мужчина все-таки нашел в себе смелость и посмотрел в глаза повелительницы, которую предал.</p>
<p>
– Изменник… – простонала Лиммена и с мольбой глянула на Аданэя. – Айн… Айн… позови стражу…</p>
<p>
Гиллара рассмеялась.</p>
<p>
– Аххарит отпустил твою стражу, и теперь у входа стоит верный нам человек.</p>
<p>
– Так ты его для этого… Ниррас… для этого… – Пальцы царицы вцепились в сбившееся покрывало, она попыталась приподняться, но ей это не удалось, и она со стоном повалилась обратно.</p>
<p>
– Да-да, Лиммена, – снова откликнулась Гиллара вместо советника. – Аххарит стал главой стражи в том числе и для этого. Хотя, пожалуй, эта предосторожность была даже излишней. Стража в любом случае не подчинилась бы тебе. Зачем им умирающая царица, когда есть мы, в чьих руках скоро окажется власть?</p>
<p>
– Уйдите. Сейчас же уйдите, – наконец вмешался Аданэй: царица не заслуживала видеть торжество врагов перед своей и без того мучительной смертью.</p>
<p>
На его слова никто не обратил внимания: Ниррас в своем малодушии и сам не знал, куда деваться от стыда, Гиллара не собиралась упускать возможность поиздеваться над давней соперницей, а Аззире, кажется, все происходящее было полностью безразлично. Она стояла бледной тенью, безмолвная и неподвижная.</p>
<p>
– Не видать тебе ни власти… ни трона… – отчаянно просипела царица. – Ты уже старуха…</p>
<p>
От страха и напряжения боль усилилась, и Лиммена согнулась и подтянула колени к груди, не сдержав при этом стонов и всхлипов. Аданэй погладил ее по спине, чувствуя почти невыносимую жалость. Когда приступ немного стих, женщина посмотрела на него с благодарностью, и ему захотелось провалиться сквозь землю.</p>
<p>
– Мне самой, может, и не видать, – проворковала Гиллара и мило улыбнулась. – Но как только ты станешь мертвой царицей, я стану матерью царицы.</p>
<p>
– Аззира… она не может… она же… – Лиммена осеклась и посмотрела на Нирраса. Наверное, вспомнила, что это именно он посоветовал ей выдать племянницу замуж за Айна, и теперь гадала почему.</p>
