<p>
– О, я же ничего не утверждала! – воскликнула Гиллара. – Да и никто уже не сможет точно сказать… А вот насчет Аззиры сомнений никаких. Потому что я, ее мать – Уллейта. И ее отец – мой троюродный брат – тоже Уллейта. В моей дочери течет чистейшая кровь царской династии.</p>
<p>
Латтора по-детски всхлипнула, громко разрыдалась, всплеснула руками и бросилась прочь из залы. Уммон Аррити и Кхарра пытались ее задержать, но куда уж им было поспеть за резвой девушкой, да и не могли же они нестись бегом. Стражники в коридоре задерживать царевну тоже не стали, это было не в их власти. Пока что не в их.</p>
<p>
Как ледяной град в жаркий летний день – неожиданно – раздался холодный голос Аззиры:</p>
<p>
– Вы правда хотели сделать ее царицей?</p>
<p>
После очередной выходки царевны и после оскорбительных предположений Гиллары большая часть поддерживающих Латтору вельмож примолкла. Только Кхарра и Уммон еще пытались бороться. Но умолкли и они, когда Ниррас со всем уважением обратился к Уммону Аррити:</p>
<p>
– Не волнуйся, досточтимый, Латторе будет хорошо при правлении ее сестры, о ней здесь позаботятся. Как и о твоем внуке Саттисе. Уверен, они с царевной подружатся. Да и ему будет здесь безопаснее, все-таки в провинции Вирия сейчас очень много воинов, а они не всегда ведут себя спокойно.</p>
<p>
Уммон побледнел, замер, хотел что-то сказать, но сдержался и опустился на скамью. До сих пор безмолвный Маррен тоже открыл рот, норовя высказаться, но его властный и, видимо, разумный и осторожный дед так на него зыркнул, что парень счел за лучшее смолчать.</p>
<p>
Больше никто не выступал против воцарения Аззиры и Аданэя. Когда все снова расселись по скамьям, Хранительница короны повторила ритуальные слова:</p>
<p>
– Здесь собрались те, кто решает судьбы. Пришло время говорить, и время отвечать. Я возглашаю: настало время призвать Царей.</p>
<p>
Аззира и Аданэй поднялись, и его охватила противная внутренняя дрожь. Он вдруг испугался, что сейчас, когда он в полушаге от престола, все рухнет. Что вельможи не подчинятся.</p>
<p>
– Цари пришли, – сказала старуха. – Покоритесь ли вы им, призванные решать судьбы?</p>
<p>
Возникло шевеление. Люди поднимались. Вопреки опасениям, звучало вожделенное «покоряюсь». Люди преклоняли колени. Даже Кхарра. Даже Маррен и его дед. Даже Уммон Аррити. Хотя что-то подсказывало Аданэю, что старик на самом деле не сдался и продолжит борьбу потом, как только выберется отсюда и вернется в свою провинцию.</p>
<p>
– Да славятся в веках Аззира Уллейта и Адданэй Кханейри, ступающие тропой царей! – провозгласила Хранительница короны.</p>
<p>
После ее слов быстро решили, что коронация пройдет через два дня, на новой луне – благо, к ней все было готово, – и на этом Последний Совет завершился.</p>
<p>
</p>
<p align="center">
ГЛАВА 2. Не все рабы одинаково полезны, когда сменяется ветер</p>
<p>
</p>
<p>
Через неделю после смерти Лиммены горестные вопли сменились криками радости: народ приветствовал новых владык.</p>
<p>
На родине Аданэй не видел подобной пышности торжеств: когда проходила коронация отца, он был слишком маленьким и почти ничего не запомнил. Зато теперь мог насладиться собственной коронацией, пусть и не в Отерхейне.</p>
<p>
В роскошной повозке, запряженной рыжими конями и украшенной гирляндами из красных цветов, Аданэй и Аззира неслись по улицам Эртины, по ее мостовым и площадям, вдоль реки с таким же названием и через широкий арочный мост. Слева и справа мчались воины, облаченные в ритуальные бронзовые доспехи, а следом вельможи, разодетые в золото и яркие шелка.</p>
<p>
На главной площади встретила шумная толпа, тут же, впрочем, оттесненная стражниками. Люди вытягивали шеи, чтобы лучше видеть, отцы сажали на плечи малышей, а дети постарше забирались на деревья и крыши.</p>
<p>
Когда центр площади освободился, Аданэй рука об руку с Аззирой спустились с повозки. Соприкоснувшись с женой пальцами, он вздрогнул – настолько ледяной была ее кожа.</p>
<p>
Царственная чета, сопровождаемая оглушительными криками, взошла на белокаменный помост у светлого, будто сотканного из облаков храма, посвященного солнечному богу Суурризу. Там уже поджидала Хранительница короны. Старуха выдвинулась вперед и нараспев повела длинную речь. Большинство присутствующих не понимали ни слова – она говорила на древнеиллиринском, – но внимательно слушали. Закончив, Хранительница возложила на головы Аззиры и Аданэя царские венцы. Жрецы зажгли по девять огней по обе стороны от помоста – знак, что боги благосклонны к новым правителям.</p>
<p>
Толпа снова взорвалась криками. Кажется, народу понравились и новая царица, и новый царь, несмотря на то, что чужеземец. Людям вообще присуще обожествлять властителей, особенно если те молоды и красивы. Девицы влюбляются в царей, а юнцы в цариц. Правда, отец с детства советовал Аданэю запомнить, что любовь черни непостоянна, что на нее могут претендовать также и соперники и что любовь эта может обернуться ненавистью. Тогда толпа взревет уже не от восхищения, а от ярости, и омоет руки в крови тех, кого недавно боготворила. Поэтому важно следить, чтобы никто из приближенных не был знаменит и уважаем в народе больше правителя. Аданэй хорошо это запомнил.</p>
<p>
На середину площади выбежали танцовщики и танцовщицы. Звеня браслетами под ритм барабанов и звуки кифар, они изображали сцену из жизни властителей прошлого, а под конец танца разбросали анемоны и цветки олеандра. Вильдэрина среди танцоров, конечно, не было. По словам Уиргена, юноша все еще не пришел в себя после смерти Лиммены, и ему позволили не танцевать и не прислуживать на последующих пирах. Но и только. Отгоревать свою утрату как следует ему все равно не дали, ведь такой раб предназначался для украшения дворца, а не для того, чтобы валяться непричесанным и заплаканным на своем ложе.</p>
