<p>
В который раз я думаю, в который раз повторяю – если бы я знал, если бы только знал заранее, чем обернется мое царствование, ни за что не остался бы в Иллирине и не занял трон. Но я не знал. Тогда я все еще не знал».</p>
<p>
</p>
<p>
Аданэй выскочил из барака так, словно за ним гналась стая разъяренных волков. На ходу бросил надзирателям, чтобы позаботились о рабе, запрыгнул на жеребца и поехал прочь от шахты. Воины охраны помчались следом, но Аданэй даже не пытался ждать их или что-то объяснять. Он и сам понятия не имел, куда едет – куда конь привезет. А тот привез обратно в Лиас, уже пробудившийся и кишащий людьми, которые узнавали в Аданэе царя и кланялись, а некоторые и вовсе бежали следом. Он не хотел их видеть. Ни людей, ни приближенных. Не хотел пиров и чествований, военных советов или веселой болтовни. Ему бы остаться наедине с собой, погрустить и, наверное, напиться в одиночку, но именно этого он не мог себе позволить, даже будучи царем. Особенно будучи царем. Или все-таки мог?.. Ему так хотелось сбежать! Как когда-то давно, будучи совсем еще юным и беспечным кханади, он убегал от наставников и охраны! Тогда еще не случилось ничего… Ни поединка с Элимером, ни рабства, ни Аззиры с иллиринским престолом, ни изуродованного Вильдэрина, озлобленного болью и муками, на которые его обрекли…</p>
<p>
«А ведь Аззира, кажется, предупреждала! – вспыхнула в голове догадка. – Говорила, что кто-то кричит… пламя свечи… Это что же, было о нем?»</p>
<p>
Стараясь не думать о Вильдэрине, но все равно думая, Аданэй сам не заметил, как проехал крошечный Лиас почти насквозь. Впереди, на самой окраине города, виднелась позолоченная солнцем миртовая роща, а налево от нее уводила дорога, похожая на тракт. Очень скоро Аданэй понял, что не ошибся, и всего-то через несколько минут наткнулся на захудалый постоялый двор для путников, которых вряд ли было много в этих краях. Значит, большую часть года он пустовал, и странно, как еще не разорился: возможно, его содержала городская казна. Но надо полагать, что в последние дни даже здесь было не протолкнуться: в Лиас, желая поглазеть на царя, стекались зеваки со всех окрестностей. Хотя сейчас, в полдень, трактир на первом этаже наверняка был почти безлюден, ведь постояльцы бродили кто где: изучали местные лавки, гуляли вдоль берега Тиусы или уже напивались в каких-нибудь приличных тавернах. Так почему бы Аданэю, наоборот, не выпить здесь, вдали от глаз приближенных и собственной прислуги?</p>
<p>
Чуть-чуть не доезжая до постоялого двора, он спешился, снял и передал царский венец и нагрудную цепь предводителю охраны и велел ждать неподалеку. Не слушая возражений (внутри может быть опасно одному, мало ли на кого там царь наткнется, пусть возьмет хотя бы пару воинов), он еще раз, уже настойчивее и злее, приказал охранникам оставаться на месте. Убедившись, что они подчинились, прошел дальше по дороге, завернул к дощатой вывеске с громкой надписью «Приют удачи» и пересек пыльный подъездной двор. Навстречу выбежал по-мальчишечьи тощий раб, спеша услужить явно богатому гостю, но Аданэй попросту отмахнулся от парнишки и вошел в скромное двухэтажное здание. Когда глаза после яркого полудня привыкли к полутьме помещения, он огляделся. Сквозь облицованную известняком входную залу просматривался маленький внутренний дворик, справа лестница уводила на второй этаж – к комнатам постояльцев, а слева, под аркой, виднелся вход в трактир. Туда Аданэй и направился.</p>
<p>
Внутри пахло вином, жареным сыром и дымной горечью. В узкие окна под потолком вползали скупые полосы света и падали на вытертый плитняк пола, на закопченные фрески со сценами возлияний и каменные столы вдоль стен. Как он и надеялся, постояльцев в это время дня почти не было. Только два жилистых и смуглых от солнца погонщика скота лениво жевали лепешки вприкуску с маслинами.</p>
<p>
Он поискал взглядом хозяина и обнаружил его возле затемненного прилавка, в нишах которого покоились глиняные кувшины.</p>
<p>
– Лучшего вина, – приказал Аданэй, швырнув на прилавок монету. – Много. На все.</p>
<p>
Трактирщик поспешно сгреб серебряник, изогнулся в угодливом поклоне и проговорил что-то подобострастно любезное, но Аданэй не слушал. Он уселся за стол подальше от караванщиков, приготовился ждать, но дебелая трактирная прислужница почти сразу принесла большой кувшин, к нему еще один, с водой, и почему-то два кубка. Вино оказалось крепким, густым, очень сладким, но Аданэй все равно не стал сильно его разбавлять.</p>
<p>
За временем он не следил, и чем больше пил, тем свободнее текли мысли. В голове бились слова: «Сначала ты делаешь подлость, а потом извиняешься, коришь себя и думаешь, будто этим искупаешь вину». Зачастую это и в самом деле было так, и эту правду ему уже не забыть.</p>
<p>
Ханке же дернул его отдать Вильдэрина Линнету Друкконену! Хотя нет, Ханке здесь ни при чем, это все Гиллара и Ниррас... Да и сам Вильдэрин тоже хорош. Ведь Аданэй спрашивал, чего юноша хочет, готов был все ему дать. Так зачем тот проявлял такое ослиное упрямство? Если б он только принял помощь, ничего этого не случилось бы. В какой-то мере Вильдэрин сам виноват в…</p>
<p>
Аданэй оборвал собственную мысль, а в груди заворочалось гадливое чувство понимания, что он пытается оправдать и выгородить себя перед самим же собой, переложить часть ответственности на человека, который и так безвинно пострадал. Может быть, он и вовсе сейчас умирает, а Аданэй сидит тут, пьет и еще находит в себе бесстыдство в чем-то его винить.</p>
<p>
Вздохнув, он наполнил себе очередной кубок.</p>
<p>
</p>
<p>
Аданэй не знал, как добрался до Пьяного переулка, где в тавернах и забегаловках развлекался всяческий сброд. Он помнил, что решил сменить захудалый трактир на место поприличнее, но каким-то образом оказался здесь. Да еще из странного пьяного озорства ускользнул от охраны, перемахнув через зеленую изгородь во внутреннем дворике.</p>
<p>
Солнце уже переползло на другую половину неба и уверенно двигалось к закату, но возвращаться в особняк градоправителя Аданэй не хотел. Желание тащиться в центр города и искать там приличную таверну тоже ушло. В конце концов, и здесь было неплохо. Здесь шумела жизнь. Кто-то дурно и с душой играл на свирели, визжали и хохотали блудницы, а сутулый малый, еле держась на ногах, осыпал бранью всех прохожих, но почему-то никто даже не пытался врезать ему кулаком по носатой роже или хотя бы осадить. Наверное, то был местный безумец.</p>
