<p>
Рядом бился Видальд. От его клинка враги падали, как скошенная трава. У Элимера мелькнула мысль, что в бою полудикий горец куда искуснее него, но тут же погасла. Он снова погрузился в багровую пучину схватки, забыл обо всем. А потом заметил, что в спину телохранителя метит копье, а тот, занятый другим противником, не видит угрозы.</p>
<p>
Элимер бросился на копейщика и рубанул мечом по слабо защищенной шее, не думая, что рискует собой и что это телохранитель должен его защищать, а не наоборот. Но Видальд давно стал для него не просто подданным, а почти другом.</p>
<p>
Смерть миновала телохранителя – и нацелилась на Элимера. Удар в спину. Боль. Мысль в уголке сознания: «Проклятье…» А затем падение и темнота..</p>
<p>
Видальд расправился с противником, повернулся ко второму, но его уже убил кхан. И сам оседал на землю: не видел, что за миг до этого ему в спину полетел тяжелый дротик. Острие выбило пластину доспеха и вошло в тело. Видальд даже моргнуть не успел.</p>
<p>
– Сожри тебя Ханке! – прорычал воин, подхватывая кхана. – Зачем?! Мне ничего не грозило!</p>
<p>
Отерхейнцы сомкнули кольцо вокруг не то раненого, не то убитого правителя, и бой продолжился. Скоро остатки вражеского отряда бросились врассыпную, призывая на помощь соратников. Поздно. Воины уже вышли за ворота и отдалились от них, унося раненых и чуть живого правителя. С ними следовали и те немногие из жителей, кто догадался бежать из павшего Антурина под защитой воинов. Иллиринцы не решились их преследовать в ночной незнакомой степи. Это было и безнадежно, и опасно: кони отерхейнцев быстрее, да и в засаду можно угодить, а то и нарваться на этельды, подоспевшие из ближайших поселений и военных лагерей.</p>
<p>
Покинув Антурин, отерхейнцы угнетенно въехали в затерянную среди холмов деревеньку. Первым делом нашли среди жителей знахаря. Осмотрев рану Элимера, тот отвел глаза и пробормотал, что сделает все возможное. Но по его лицу и интонации всем стало ясно: правитель на пути к миру предков.</p>
<p>
Кхана и других раненых разместили в хижинах, а воины сгрудились у наспех разложенных костров. Лица всех были усталы и злы, взгляды – угрюмы. Не слышалось привычных шуток и перебранок, а об Элимере если и говорили, то шепотом. Хоть он и считался раненым, а все догадывались: кхан не жилец.</p>
<p>
Советник Варда с опаленным лицом и дрожащими губами стоял рядом с военачальником Ирионгом. Ирионг прижимал к груди покалеченную в бою руку и бездумно смотрел на играющие тревожными всполохами угли. Ему ничего не хотелось делать, но, окинув блуждающим взглядом растерянных воинов, он приказал:</p>
<p>
– Выставить дозорных! Остальным размещаться на ночлег! Поднимаемся с восходом. Ты и ты, – Ирионг ткнул пальцем в двух воинов, – сейчас же мчитесь в ближайший город. Привезите сюда настоящих лекарей. А вы двое, – еще одно указание, – быстро за подмогой! Если она уже в пути, пусть поторопится! </p>
<p>
Заслышав привычные интонации, люди слегка оживились. Посланцы сразу вскочили на свежих лошадей, найденных в деревне, и канули в степи. Десятники назначили дозорных.</p>
<p>
Остальные скоро уснули: как ни были воины потрясены и подавлены, а усталость оказалась сильнее. Только Ирионг, два сотника и десятник остались у костра, тихо переговариваясь и решая, что делать дальше. К ним подсел Видальд, но в разговор не вмешивался. Теребил в пальцах несколько травинок и как будто о чем-то размышлял. Только раз пробормотал себе под нос:</p>
<p>
«По-дурацки вышло…»</p>
<p>
Впрочем, никто не был уверен, что расслышал его правильно.</p>
<p>
</p>
<p>
С утра на улицах Антурина еще продолжались стычки, но исход был ясен. Оставшиеся защитники теперь сражались не за город, а за то, чтобы его покинуть. Иллиринцы это понимали, а потому чувствовали и вели себя, как победители. То тут, то там раздавались ликующие крики и смех. К полудню вся провинция оказалась во власти Аданэя.</p>
<p>
«Эти стены, оказывается, не так уж и неприступны, – с удовольствием думал он, подъезжая к захваченному замку. – Конечно, только благодаря Шаазар и огню, иначе бы...»</p>
<p>
Аданэй не захотел продолжать мысль, споткнувшись на неприятном понимании: да ведь он почти ничего не сделал сам. Получил все что хотел, но лишь благодаря другим. Это неприятно ударило по самолюбию, и противнее всего, что именно в тот момент, когда нужно ликовать и радоваться победе.</p>
<p>
Сделав над собой усилие, Аданэй отогнал сомнения. Да, он остался жив лишь благодаря Гилларе и Ниррасу. В Эртину попал благодаря им же. Да, он воспользовался доверием Вильдэрина и любовью Лиммены. Прошел испытание жриц благодаря Шаазар. И силу, сокрушившую часть стены, тоже она помогла взять… Но раз у людей (и нелюдей) возникало желание помочь ему, то в этом была и его заслуга.</p>
<p>
«Да, моя заслуга», – сказал себе Аданэй.</p>
<p>
Успокоив себя такими рассуждениями, он спешился и поднялся к главному входу в замок.</p>
<p>
Насчет Антурина он не питал иллюзий: городу-крепости недолго оставаться в его власти. Отерхейн отступил, но попытается вернуть провинцию. И вернет. То, что от нее останется.</p>
<p>
К тому времени, по задумке Аданэя, иллиринское войско уже покинет разоренный город. И Элимер проглотит это оскорбление, ведь прежде чем грозить Иллирину настоящей войной, ему придется хоть как-то восстановить провинцию. По крайней мере залатать прореху в стене, накормить и успокоить народ, отстроить хотя бы малую часть жилищ. Если он этого не сделает, то получит голодные бунты, а там и до очередной междоусобицы недалеко. Брат должен это понимать, значит, войну в ближайшие месяцы не затеет. Иллирин получит необходимую отсрочку, а уж Аданэй постарается выжать из нее как можно больше.</p>
<p>
Все получилось отлично! Жаль только, что Элимера он упустил. Брат успел вывести оставшихся воинов. В его положении это и было единственным разумным решением – слишком мало защитников оберегали твердыню, слишком сильно люди надеялись на крепость стен и их незыблемость. Элимер, конечно, всегда бредил доблестными схватками и героическими смертями, но даже у него хватило ума скрыться и ждать свое войско.</p>
