<p>
Прошла четверть часа, прежде чем посланные вперед воины вернулись. С телом царя в руках. И сначала Аххарит подумал, что он мертв, но один из воинов заверил, что это не так, что он шевелился. Тогда Аххарит сам приложил ухо к его груди: сердце неровно и слабо, но билось. Он достал из чехла флягу, открыл и, приподняв голову правителя, влил ему в рот воду. Царь едва заметно пошевелился, и на лицах Хаттейтина и окружающих отразилось облегчение.</p>
<p>
Когда Аданэй очнулся, то снова попросил воды. Затем посмотрел на антуринскую стену, на ту ее часть, что разрушилась. В прорехе все еще ярилось пламя.</p>
<p>
– Получилось… – прохрипел он. – У нас получилось… Проход есть…</p>
<p>
Подданные молчали, глядя на него огромными от страха, потрясения и восторга глазами.</p>
<p>
</p>
<p>
Жители Антурина не сомневались, что вражеское войско потопчется перед крепостью, сломает об нее зубы и с позором отступит. Никто не ждал беды – а беда пришла, прилетела с обжигающим, раскаленным ветром.</p>
<p>
Вспышка. Рев и треск. Будто небо смешалось с землей и загорелись облака. Восточная стена накалилась, задымилась и враз запылала, как пересохшая трава в жаркий день. Воины прыгали с нее вниз, искрами рассекали ночь и сгорали, крича и вряд ли понимая, что случилось.</p>
<p>
Темный базальт плавился, подобно воску, растекался по мостовой и добирался до защитников, не успевших отбежать от подножия стены. Каменная лава, остывая, вмуровывала их по щиколотки, колени, бедра. Мужчины орали и плакали, с обварившимися ногами, руками застыв в камне; одни теряли сознание от боли, другие погибали сразу, третьи, кому повезло меньше, еще долго вопили перед смертью.</p>
<p>
Паника хлынула на улицы города. Жители выбегали из домов, рыдания смешивались с проклятиями, а запах гари с вонью сгорающих заживо людей. Предводители гарнизона, десятники и сотники, перекрикивая гул толпы и пламени, пытались привести воинов в чувство. Когда огонь почти угас, им это наконец удалось. Защитники выстроились перед прорехой и обнажили оружие. Расплавленный камень к тому времени уже застыл, но все еще обжигал ступни даже через подошвы ботинок, как разогретый песок жжет босые ноги.</p>
<p>
Вражеское войско тоже подошло к выплавленному в стене отверстию – с другой стороны. И через несколько иллиринцы лавиной хлынули в покалеченный город. Защитники держались изо всех сил, но гибли и отступали. За одного павшего они убивали нескольких, но все равно отступали и гибли. Иллиринцы же, не останавливаясь, двигались к сердцу твердыни – замку наместника. Они сметали немногочисленных воинов кхана и антуринского гарнизона, а заодно в нездоровом азарте вырезали простых жителей. К запаху гари и обугленных трупов примешался запах свежей крови.</p>
<p>
Далеко не всем горожанам удалось избежать смерти. Мечи и копья разили и воинов, и простых жителей, и детей, и взрослых.</p>
<p>
Страх, боль, кровь и пламя всю ночь плясали на улицах города. И жители вспоминали поверье, что над Антурином и по сию пору висит проклятие древних курганов и диких вождей. Никто не сомневался: сегодня оно сбылось.</p>
<p>
</p>
<p align="center">
***</p>
<p>
</p>
<p>
Элимер окинул взглядом разгоревшийся на улице бой и прикинул, сколько людей у него осталось. Мало. Слишком мало для победы. Антурин обречен, надежды нет.</p>
<p>
– Отступаем! – велел он, перекрикивая шум сражения. – К западным воротам!</p>
<p>
Приказ передали дальше, и воины охотно подчинились: никто не хотел бессмысленно погибать в безнадежной схватке. Под их защитой уходили и местные жители: те, кто оказался рядом и умудрился сохранить ясность мышления посреди бушующего вокруг безумия.</p>
<p>
Отойти к воротам удалось на удивление легко. Уверовавшие в победу иллиринцы преследовали отерхейнцев не слишком настойчиво – с куда большей охотой они предавались грабежам.</p>
<p>
«Вы еще поплатитесь за это!» – скрипнул зубами Элимер, еле сдерживая ярость.</p>
<p>
Гнев – плохой советчик, а кхан больше не имел права на ошибку и не мог отправлять людей на смерть в проигранном бою. Он и так поплатился за то, что недооценил врага. Теперь из-за этого пылала и гибла провинция, а Шейра, его айсадка, осталась в уже захваченном замке. А ведь уходя к стене, Элимер думал, будто иллиринцам не то что замок не взять, но и в город не войти. Как же он заблуждался!</p>
<p>
Несколько раз кхан порывался отдать приказ о наступлении, чтобы отбить жену у противников, но разум и воля удерживали от нелепого поступка, грозящего смертью и ему, и Шейре, и воинам. Какая насмешка: сейчас среди врагов айсадке безопаснее, чем рядом с мужем. Она – ценная заложница, а значит, ее станут беречь как зеницу ока. Зато если Элимер погибнет, то кханне и еще не рожденный наследник превратятся в помеху, от них тут же избавятся. Поэтому сейчас жизнь кхана – залог жизни Шейры и ребенка.</p>
<p>
Элимер с остатками этельдов подлетел к западному выходу и увидел несущихся к ним иллиринцев.</p>
<p>
– Уходим! Быстрее! – крикнул он.</p>
<p>
Пятеро воинов бросились открывать тяжелые ворота. Краткого промедления хватило, чтобы у выхода завязалась схватка. Повезло, что вражеский отряд оказался невелик, людей в нем насчитывалось даже меньше, чем в поредевших этельдах. Прочие иллиринцы увлеклись бесчинствами и не заметили невыгодного положения соратников. Нападавшим же горячка недавней победы дала иллюзию неуязвимости – за то они и поплатились.</p>
<p>
Воины Отерхейна развернулись, встречая противника, и Элимер наконец смог излить ярость. Его меч рассекал и рубил врагов, а сердце наполнялось злобной радостью: пусть бой за Антурин проигран, но уж эти самоуверенные ублюдки будут уничтожены!</p>
