<p>
Аданэй старался убедить Аззиру присутствовать на встрече, но где уж там! Доводы разума на нее никогда не действовали.</p>
<p>
– Ты должна там быть вместе со мной, – говорил Аданэй.</p>
<p>
– Зачем?</p>
<p>
– Ты же царица! Нам нужно появиться там!</p>
<p>
– Не нам – тебе. Это же твой брат, вот сам с ним и встречайся.</p>
<p>
– Но есть же церемониал, тебе ли не знать.</p>
<p>
– Я знаю. И соблюдаю его. Обычно. Но в случае с вами двумя он не играет роли, ты же и сам это понимаешь. Мое отсутствие или присутствие ничего не изменит. Я все равно не могу повлиять на вашу участь. И даже на свою. Все равно впереди нас с братом ждет смерть…</p>
<p>
– При чем здесь это вообще? – вспылил Аданэй. – Смерть рано или поздно всех ждет!</p>
<p>
– Но не такая… – Она отвернулась к окну, ее взгляд заволокло мглой. – Твоя смерть может быть разной, и смерть других людей тоже. Но нас с братом всегда убивают. На всех дорогах и во всех обличьях, в любых мирах и временах… Пока круг не замкнется…</p>
<p>
Она застыла и почти не двигалась, даже не моргала, а это – Аданэй уже знал – обозначало, что она близка к тому состоянию, в котором способна только на странные, бредовые речи. Теперь от нее ничего не добиться.</p>
<p>
Так вот и получилось, что царь встречал кхана без царицы из правящей династии, благодаря браку с которой взошел на престол. Отсюда два властителя должны были отправиться в пиршественную залу дворца, где прозвучат красивые речи, произойдет обмен дарами и приветственный пир. И только на следующий день начнутся переговоры.</p>
<p>
Аданэя заметно потряхивало от мыслей о грядущей встрече и мучительного ожидания. А еще от злости. Пусть церемония приветствия – всего лишь дипломатическая игра, и все-таки она бесила. Если бы он только мог, то не стал бы приветствовать лжеца и узурпатора как законного кхана Отерхейна. Но выбора не было.</p>
<p>
Оставив бесплодные попытки успокоиться, он пустил мысли свободно бежать, как речной поток в половодье.</p>
<p>
«Ты обманом захватил власть, – обращался он к брату, – ты дважды солгал. Сначала отрицал слова отца, которые он сказал перед смертью. Те слова, где меня, а не тебя он назвал наследником! А потом ты нарушил обычай поединка и оставил меня в живых. Ну, о втором ты наверняка пожалел уже не раз. Но поздно! Уже ничего не изменить. Когда-то я пообещал себе: ты ответишь за каждый мой шрам и за каждое унижение, за каждый мой день в рабстве! Теперь я снова обещаю – ты ответишь.</p>
<p>
Знаешь ли ты, что такое оказаться в когтях смерти? Что такое быть невольником, жизнь которого ничего не стоит? Знаешь, что такое скрывать свое имя, притворяться, терпеть побои, говорить на чужом языке? Знаешь, каково скучать по своей земле, но убеждать себя, что отныне Иллирин – твоя родина?! Я прошел через все это и не сломался. А ты смог бы? Или в малодушии выбрал бы смерть?</p>
<p>
И вот теперь, когда я наконец не раб, а правитель, пусть и другой страны, ты снова пришел отнять у меня все? Наверное, ты счастлив быть кханом и надеешься заполучить еще и Иллирин? Так я тебе скажу – ты не имеешь права ни на счастье, ни на престол. Не после того, как из-за тебя я оказывался то в публичном доме, то на каменоломне! Хотя твоя бессловесная мамочка, наверное, именно такой судьбы для меня и хотела бы. Знал бы ты, каково было видеть в каждом ее взгляде брезгливость, будто я не ребенок, а вонючий клоп, которого надо раздавить. Хорошо, что она ничего не могла со мной сделать. Но ты… ты постарался, о да. Ты лишил меня всего, что я знал и любил, изуродовал мою жизнь. Это из-за тебя я превратился в подлеца и лицемера! Если бы не ты и твоя ложь, никогда я не оказался бы здесь, не предал бы Вильдэрина, не использовал любовь Лиммены и не женился бы на полоумной потаскухе! Вся моя жизнь сложилась бы по-другому! Я должен был стать кханом, а не ты! И кстати, тебе жилось бы при мне не так уж и плохо. Я бы тебя не убил, не изгнал и не покалечил! Ты даже мог занять высокую должность. И уж точно я больше не смеялся бы над тобой, ведь у правителей есть заботы важнее. Но ты предпочел стать мне врагом, и в этом твоя ошибка. За нее ты и поплатишься».</p>
<p>
</p>
<p align="center">
***</p>
<p>
</p>
<p>
Обрамленная колоннадой площадь была заполнена людьми. Она сияла сталью воинских доспехов, украшениями господ и рабов, поблескивала бронзой скульптур у подножия широкой белой лестницы, которая уводила к двустворчатым входным дверям во дворец, тоже изготовленным из бронзы. Там же, посреди площади, на роскошном соловом коне, сверкая золотом волос, восседал его враг. Тело Элимера окаменело от напряжения, и он еле вскинул в приветствии руку, ставшую внезапно очень тяжелой. Он больше ничего и никого не видел, кроме Аданэя. Одетый по-иллирински, в струящиеся синие и голубые шелка и такое количество украшений, сколько в Отерхейне и женщины не носят, он вообще не походил на отерхейнского воина и кханади, но при этом знакомое с юных лет лицо почти не изменилось, словно и не было всех этих лет. Вернувшийся из мира теней брат – живой, невозмутимый, с холодным взглядом.</p>
<p>
Молнией пронеслось смутное воспоминание из детства: река, песок и они, маленькие, смеются и возятся с большим черным жуком, в детской жестокости сооружая для него преграды и устраивая потопы. Тогда еще не было ненависти, вражды, даже соперничества. Он и Аданэй как-то ладили. Жаль, что недолго.</p>
<p>
Что-то дрогнуло в душе, и Элимер подумал: «Неужели я и в самом деле хочу, чтобы он мучился и молил о смерти?»</p>
<p>
Аданэй вскинул голову, тронул коня и подъехал ближе. Его губы расползлись в улыбке, и она выглядела торжествующей и горделивой, а в его глазах промелькнула едкая насмешка. Тогда ответ пришел сам: «Хочу, конечно. Больше всего на свете».</p>
<p>
</p>
<p>
