<p>
— Вообще-то раньше я не замечала за Айей мнительности, — буркнула Шейра. — И сама тоже не стала бы волноваться из-за пустяков.</p>
<p>
— Я знаю, — ласково проронил он. — Вот и сейчас тебе не стоит волноваться понапрасну. Здесь безопасно. Сын под охраной, ты тоже. Была бы хоть малейшая угроза, я бы знал.</p>
<p>
Он произнес это так спокойно! Слишком спокойно. Словно знал куда больше, но отчего-то притворялся незнающим.</p>
<p>
Шейра посмотрела на него, опустила глаза, а потом сказала, что уже поздно. Надо позвать Ильху, чтобы покормила Таериса и уложила его спать. Он кивнул и поцеловал ее долгим, нежным поцелуем. И она ответила тем же. Будто все в порядке. Будто поверила. Хотя внутри уже догадывалась: Элимер знает, кто тот человек, вот почему он так спокоен. И скорее всего, это он и приказал следить за ней. Вряд ли из недоверия — скорее из страха. Но почему тайком от нее?</p>
<p>
Когда Элимер ушел, она еще долго прокручивала в голове его слова и эту нарочитую мягкость в голосе, которой он прикрывал свои недомолвки. И это ощущалось, как тонкая заноза под кожей.</p>
<p>
</p>
<p align="center">
***</p>
<p>
</p>
<p>
Несмотря на злые ветра, в степи почти каждый день проводились воинские учения, а Элимер, наблюдая за ними, чувствовал себя спокойнее, чем в каменных стенах замка. Воинские забавы и поля сражений всегда казались ему привлекательнее политических игр и тронных залов. Иногда он даже думал, что если бы не ссылка в Долину камней, не издевки Аданэя и презрение отца, он предпочел бы стать военачальником, а не правителем. Признал бы власть за братом и помогал во всем. Но боги распорядились иначе.</p>
<p>
Живой коридор, образованный конницей, двигался быстро. Одни всадники, отскакав положенное расстояние и выполнив сложные трюки, становились в его конец, а по проходу уже мчались следующие.</p>
<p>
Его так и подмывало присоединиться к наездникам. Кречета тоже: жеребец прядал ушами, рыл копытами землю и с шумом раздувал ноздри. Элимер не стал противиться их общему желанию, тем более что было нелишне показать людям, что предводитель не растерял воинских умений.</p>
<p>
Выехав в начало строя, он пустил жеребца в галоп, через несколько мгновений соскочил на землю и, пробежав рядом с Кречетом десяток шагов, снова на него взлетел. Удерживая ноги в стременах, свесился на сторону головой вниз. Потом сполз под конское брюхо и снова вернулся в прежнее положение. Теперь нужно было встать на лошадь, удержать равновесие и вытащить копье, заранее воткнутое в землю одним из десятников. Сделав это, Элимер опустился в седло, подхватил наконечником кованое железное кольцо, лежащее справа, и заставил Кречета встать на дыбы. До конца пути пронесся широким галопом, затем перевел коня на шаг, отдал копье ближайшему воину и остановился, чувствуя себя почти счастливым.</p>
<p>
Боги не дали людям крылья, но неистовая скачка была сравнима с полетом.</p>
<p>
Скоро, совсем скоро, он начнет учить верховой езде своего сына. Сам начнет. А Шейра, тоже хорошая наездница, ему поможет.</p>
<p>
Он спешился, бросил поводья подбежавшему прислужнику, и тут — внезапно, как удар в висок — в голове снова толкнулось воспоминание о проклятом письме. Он сжал пальцы, снова разжал их, пошевелил, и они зазвучали ритмом на бедре, отмеряя слова, врезавшиеся в память.</p>
<p>
«Правда победила ложь…»</p>
<p>
Послание Иэхтриха Элимер запомнил наизусть с первого прочтения. Каждый раз, когда вспоминал его, внутри ворочался гнев, дурное предчувствие и горькое чувство необратимости.</p>
<p>
Тон письма был холоден, выверен, почти сух. Регис, обычно льстец, склонный к громоздким комплиментам, теперь говорил как палач, который не только обнажил меч, но и указал на чью-то шею.</p>
<p>
«Оскорбление, нанесенное Эхаскии, должно быть смыто кровью убийцы…»</p>
<p>
«Выдай ее. Или казни сам.. И тогда мы снова будем друзьями и союзниками».</p>
<p>
— Друзьями, — прошептал тогда Элимер, сжимая пергамент так, словно хотел раздавить. — После казни моей жены, матери моего сына?</p>
<p>
Даже думать о таком было отвратительно. Но он понимал Иэхтриха. Смерть дочери — это не просто политическая рана. Это личное. Глубокое. Регис не простит.</p>
<p>
А Аданэй… Аданэй умел говорить. Многие с легкостью верили даже в его ложь, а тут брату и врать не пришлось. Он и сам бы ему поверил на месте Иэхтриха…</p>
<p>
Элимер ответил, как мог: уклончиво, мягко, ничего не обещая, но и не отталкивая.</p>
<p>
«Если у доблестного Иэхтриха есть сомнения, он может приехать в Отерхейн…»</p>
<p>
Ответ был бесполезен. Он это знал. Как знал и то, что союз мертв. Эхаския больше не сторонник, а ее правитель, потерявший любимую дочь, хорошо если не враг. Хотя скорее всего, уже враг… И неизвестно, что он предпримет, столкнувшись с отказом.</p>
<p>
Потому-то Элимер и велел приставить к Шейре одного из серых. Чтобы следил. Не за ней, а… на всякий случай. Если вдруг Иэхтрих захочет быстрой и прямой мести. Или если она опять решит уехать к айсадам и подставит себя под удар недоброжелателей…</p>
<p>
Жаль только, что приставленный к ней человек оказался не таким уж неприметным, и эта пронырливая Айя его углядела.</p>
<p>
Элимер не раз повторял себе: он просто принял меры предосторожности. Он обязан предварять шаги врагов — особенно теперь, когда с границ Эхаскии повеяло недобрым ветром. Он не следил за женой — он защищал ее. Наблюдал, а не проверял.</p>
