<p>
— Молю твоего прощения, Великий, но это невозможно. Сейчас она на пороге, и с той стороны на нее уже смотрят. Мужчинам нельзя приближаться, даже царям.</p>
<p>
Аданэй хотел ответить, что должен хотя бы услышать ее голос, убедиться, что она в порядке, но тут из покоев вышла Маллекша — ее смуглое лицо слегка побледнело, но выглядело спокойным.</p>
<p>
— Великий? — она почтительно склонила голову. — Не ожидала, что ты уже здесь. Но не тревожься. Роды непростые, но богиня-мать позаботится о своей дочери.</p>
<p>
— Хотелось бы верить. Как она?</p>
<p>
— Как я и сказала, повелитель: роды непростые, но, если богиня будет милостива, все закончится хорошо. А сейчас тебе лучше не стоять здесь, Великий. Ты можешь подождать там, — она кивнула на скамью в нише коридора, — если тебе так будет спокойнее. Или уйти. Мы станем сообщать тебе о любых переменах. Роды только начались, и быстрыми они не будут.</p>
<p>
— Хорошо, — глухо выдавил он. — Я пока уйду… Но я вернусь.</p>
<p>
Он развернулся на пятках и словно через силу пошел прочь, не зная, то ли вернуться в свои покои, то ли посетить низкий совет в канцелярии, послушать обсуждения чиновников. А может быть, лучше просто бродить по коридорам, пока сердце не перестанет биться так, будто кто-то чужой колотит изнутри по ребрам, как по барабану, и не попадает в такт.</p>
<p>
Второй раз Аданэй пришел к покоям Аззиры уже в сумерках. Коридор был тускло освещен масляными светильниками. Запах лекарственных трав, дыма и чего-то тяжелого, пряного, неуловимо тревожного стоял в воздухе. Две жрицы, но уже другие, по-прежнему находились у двери, но выглядели изможденными: одна присела, закрыв лицо ладонями, другая стояла, но взгляд ее был мутным и рассредоточенным.</p>
<p>
На скамье поодаль сидел Шеллеп. Без движения, безучастный, с поникшими плечами, тусклыми глазами и лицом, на котором не отражалось ничего. Он даже не поднял головы, когда Аданэй подошел ближе.</p>
<p>
Зато Гиллара вдруг вынырнула откуда-то, отделилась от тени в углу и метнулась к нему, как будто искала помощи или спасения.</p>
<p>
— Великий, она так долго не может разродиться, — зашептала женщина, вцепившись в его тунику. — Даже чары жриц не помогают! Они говорят, что… — Гиллара прижала ладонь ко рту, всхлипнула. — Что бедра у нее слишком узкие. Если все продолжится так же… моя дочь… моя девочка может умереть! Суурриз солнцеликий, мне так страшно!</p>
<p>
Она захныкала и попыталась уткнуться ему в плечо, но Аданэй отстранился. Он молча прошел мимо к самой двери, уставился на нее невидящим взглядом.</p>
<p>
Мысль, что Аззира может умереть, была невыносима — и вместе с тем необъяснимо нелепа. Неужели даже жрица вечной матери, богини урожая и рожениц, может погибнуть от ее дара?</p>
<p>
«Пожалуйста, не дай ей умереть! — взмолился Аданэй богине, а потом и самой Аззире: — Не умирай, прошу! Если я потеряю еще и тебя… что у меня останется? Кто?»</p>
<p>
Воздух разрезал душераздирающий вопль за дверью, и все встрепенулись, вздрогнули. Кроме Шелепа — выродок не шелохнулся.</p>
<p>
Крик отзвучал — и навалилось тишина, пугающая больше крика. Аданэй убеждал себя, что Аззира замолчала просто потому, что ей не больно. Однако страшная мысль пульсировала, билась в голове: что, если она умерла? Теперь он мечтал, чтобы жена закричала снова, но там, за дверью, по-прежнему было тихо.</p>
<p>
Он не знал, сколько времени прошло, оно как будто остановилось. Из покоев выходили и снова заходили служанки, жрицы что-то передавали и опять скрывались внутри, Гиллара что-то шептала и хлюпала носом, и все это походило на бессмысленную круговерть. В какой-то момент показалось, что воздух загустел, стал липким и вязким, а сзади, по затылку, пробежал холодок.</p>
<p>
Аданэй обернулся — Шеллеп. Выродок стоял за его спиной, совсем близко. И совсем другой. Тусклый взгляд прояснился и словно бы засиял, губы и щеки порозовели, серое лицо наполнилось жизнью. Вялое прежде тело больше таковым не выглядело — теперь в нем угадывалась сила, а в еле уловимых движениях сквозила стремительность и ловкость хищника. Из груди его вырвался отчаянный рык и, оттолкнув Аданэя, Шеллеп затем отпихнул жрицу и ударил плечом в дверь. Та с хрустом подалась, и выродок ворвался внутрь.</p>
<p>
На несколько мгновений все замерли, как будто оглушенные. Гиллара вскрикнула. Аданэй вздрогнул и метнулся следом за Шеллепом, но не успел: навстречу ему шагнула Маллекша, обжигающе холодная. Уперлась ладонями ему грудь.</p>
<p>
— Нет, нельзя, — прошипела она. — Хватит там одного мужчины. Он и так постоянно между мирами. Но тебе там не место.</p>
<p>
Сейчас Аданэю было плевать на запреты и обряды, он уже поднял руку, чтобы оттолкнуть Маллекшу и выдохнул:</p>
<p>
— Я должен…</p>
<p>
Слова повисли в воздухе, потому что изнутри, через приоткрытую дверь снова донесся крик Аззиры, но не прежний, истошный, а хриплый и ниспадающий. За ним, почти сразу, раздался другой звук — плач младенца, надрывный и требовательный. Живой. И Аззира что-то громко, но неразборчиво пробормотала.</p>
<p>
Аданэй остолбенел, затем с его губ сорвался непрошеный нервный смешок, а ноги ослабели, так что он привалился к стене.</p>
<p>
— Жива… — шепнул он. — Она жива.</p>
<p>
Прошло около получаса, прежде чем Маллекша вынесла закутанного в покрывало ребенка, но взглянуть на него не позволила.</p>
<p>
— Прости, Великий, но сначала обряды. Все остальное потом. Но зато теперь ты можешь войти, — она кивнула на дверь. — К ней.</p>
<p>
