<p>
Сейчас регис сидел в деревянном кресле напротив входа — без венца, без знаков власти, в молочно-белых, похожих на траурные, одеждах. При виде Аданэя он поднялся, с холодной вежливостью кивнул и, указав на скамью рядом, снова опустился в кресло. Все это проделал без слов — и это говорило о многом.</p>
<p>
Аданэй приблизился, склонил голову в знак приветствия и сел.</p>
<p>
— Я рад встрече с великолепным регисом Эхаскии, — первый заговорил он, — хоть и принес печальную весть.</p>
<p>
Некоторое время Иэхтрих молчал, разглядывая пыльную рукоять старинного меча, покоившегося слева, на подставке у стены. В его лице не было ни явной враждебности, ни расположения. Только сдержанная усталость, как у человека, которому приходится выслушивать того, кого он предпочел бы даже не видеть.</p>
<p>
— Ты не стал дожидаться ответа на собственное предложение о встрече и приехал, — сказал наконец Иэхтрих. Его голос прозвучал спокойно и глухо.</p>
<p>
— Мое известие и этот разговор очень важны. Для нас обоих.</p>
<p>
— Это ты так думаешь, Адданэй Иллиринский. — Иэхтрих скрестил руки на груди. — Я выслушаю, но не рассчитывай, что мои уши будут открыты так же, как врата моего дворца.</p>
<p>
— Я приехал говорить не о войне и не о союзе, — сказал Аданэй и снял с пояса свиток, надежно спрятанный в кожаном цилиндрическом футляре. — О твоей дочери.</p>
<p>
Он замер, следя за выражением лица Иэхтриха, надеясь уловить оживление, заинтересованность или, на худой конец, гнев — хоть какие-то эмоции, но регис только вздохнул с усталым раздражением.</p>
<p>
— Я ожидал чего-то подобного.</p>
<p>
Тогда Аданэй не стал больше тянуть — вытащил свиток из футляра и протянул собеседнику.</p>
<p>
— Это письмо она написала сама, незадолго до смерти. До него было еще одно... Ты его получил? — Аданэй посмотрел на Иэхтриха в ожидании, и тот медленно кивнул. — Тогда ты должен знать, что она не была счастлива в Отерхейне и даже не была довольна. Ее муж, дейлар Арист, обращался с ней... не так, как подобает обращаться с принцессой Эхаскии. И кхан Элимер этому не препятствовал.</p>
<p>
— Я знаю, — мрачно откликнулся Иэхтрих, — но что это меняет теперь, когда она убита при захвате Антурина? Я, конечно, не думаю, что ты этого хотел, — но кто-то из твоих воинов все-таки убил ее.</p>
<p>
— Это не так, — очень мягко сказал Аданэй. — Прочти. И тогда ты поймешь, что ответственность за ее гибель лежит не на Иллирине.</p>
<p>
— Разве Отрейя погибла не во время вторжения? Разве не твое войско захватило крепость? Разве не ты просто… позволил ей умереть?</p>
<p>
В голосе Иэхтриха наконец-то послышался сдержанный гнев, и это было хорошо. С гневом Аданэю всегда было проще иметь дело, чем с видимым безразличием. Человека в гневе можно было направлять: убеждать, уговаривать, спорить с ним или уступать. Безразличие же не оставляло ни лазеек, ни опорных точек. Как пустота: не на что надавить и некуда дотянуться.</p>
<p>
— Я настаиваю, что она была в безопасности. Ее никто не пытал, не оскорбил и не унизил. Более того — я лично собирался отвезти ее в Эхаскию. Вернуть тебе. Без выкупа. Это письмо тому подтверждение. Но один случай… разрушил мои планы.</p>
<p>
— Случай? — взвился регис. — Умерла моя дочь — и ты называешь это «случаем»?</p>
<p>
Аданэй чуть наклонился вперед и тихо, стараясь вложить в интонацию больше сочувствия и грусти, сказал:</p>
<p>
— Просто прочти это.</p>
<p>
Иэхтрих остро взглянул на него, а затем медленно, будто нехотя развернул свиток. Аданэй, конечно, знал, что регис в нем прочтет. Кроме повторных жалоб на дейлара и кхана и радостного известия, что царь Иллирина настолько великодушен, что предлагает Отрейе вернуться в Эхаскию, в этом письме содержалась еще одна крайне важная строчка: «Хотя я нахожусь не одна, а с кханне Отерхейна, говорить мне с ней не о чем. Иногда она смотрит на меня с такой злостью, будто хочет убить. А недавно даже ударила, хотя я всего лишь хотела ее утешить».</p>
<p>
Аданэй обратил внимание, что пальцы региса напряглись, с силой сдавив кромки письма. Дернулась скула. Само собой, посмертная весть от дочери не могла оставить его равнодушным, хоть он и пытался всеми силами это скрыть.</p>
<p>
Дочитав, Иэхтрих откинулся на спинку кресла и взглянул прямо перед собой. Молча.</p>
<p>
— Видишь, — сказал Аданэй негромко и печально. — Уверяю, я и другие иллиринцы не причинили ей ни малейшего вреда. Но никто из нас не мог предугадать, что ее погубит кханне Отерхейна, к тому же беременная. О причине я могу только догадываться. Ревность? Безумие? Я не знаю. Эта кханне… она ведь из дикарей, и кто поймет, что у нее в голове? </p>
<p>
— Предположим, — осторожно проговорил Иэхтрих, — я тебе поверю. Но что ты хочешь в обмен на это письмо и свою весть?</p>
<p>
— Я не торгуюсь. Я просто надеюсь, что правда повлияет на то, как ты оцениваешь союз с Отерхейном. — Он выдержал паузу. — Кхан обещал взять твою дочь в жены, но не взял. Предпочел дикарку из племени, к которому сам же относился с презрением. А вместо себя навязал своего подданного. Наверное, посчитал, что звание наместника придает Аристу вес. Но теперь-то известно, какому чудовищу он отдал юную Отрейю.</p>
<p>
Регис отвернулся, как будто снова изучал реликвии на стойке, но Аданэй уловил: он слушает. И думает. Самое время додавить.</p>
<p>
— И после всего этого другое чудовище — дикарка, которую кхан сделал женой, — убила ее. Чем-то ударила по голове с такой силой, что жизнь покинула принцессу. И в этом — как и во всем остальном — вина твоего союзника. Не Иллирина.</p>
