Литмир - Электронная Библиотека

– Ну да, конечно. Если папа спит. А ты не против? Питер открыл один глаз.

– Мама должна отдыхать. Я присоединюсь к тебе через десять минут.

Лицо Алекса озарилось счастливой улыбкой.

– Отлично, па! А пока пойду утоплю Зеча!

Он умчался прочь, бросив еще один косой взгляд на мать, но Миранда не оценила шутку. Было совершенно очевидно, что Алекс смотрел на нее как на человека второго сорта.

Питер приподнялся на локте.

– Нет покоя сорванцам. – Он улыбнулся ей, а потом спросил: – Все в порядке, дорогая?

– Разумеется.

Она выдавила из себя улыбку.

– По правде говоря, Питер, тебе незачем все время проявлять обо мне беспокойство. Во всяком случае, сейчас. Со мной все в порядке. Со мной действительно все в порядке.

– Знаю.

Он опустил свою руку на ее, и она на мгновение перестала просеивать песок.

– Ты просто замечательна, любовь моя. Ладишь со всеми нами, всегда такая спокойная и собранная.

– Другими словами, нет ничего общего с прежней Мирандой?

Она еще раз улыбнулась, но в ее голосе прозвучала грусть. Ей было хорошо известно, что сумасбродство покинуло ее, и хотя это было совсем не плохо, но тем не менее оно долго составляло часть ее естества, и теперь порой ей его недоставало.

– Мы оба изменились, Миранда.

Он почувствовал как ее пальцы попытались захватить песок, и сильнее стиснул ей руку.

– Может быть, мы просто стареем? – Наклонившись, он поцеловал ее в нос. – Никто из нас уже не станет спускаться по канату в лодку, верно?

– Нет… Вот мне, например, даже не хочется залезать в море, хотя сегодня уж точно самый жаркий день в году, – сказала Миранда.

Питер состроил гримасу.

– У меня тоже нет желания. И не было на протяжении всего года.

Миранда удивилась.

– Неужели? А я думала, что ты купался с детьми по субботам.

– Я ходил с ними на море. Но сам в воду не входил. На мгновение она встретилась с ним взглядом, затем отвела взгляд в сторону. Питер изменился так же, как и она. Но в результате трагедии, случившейся на Рождество, она приобрела нечто новое: на смену присущему ей сумасбродству пришел душевный покой, которого она никогда прежде не испытывала. Питер же не получил ничего. Миранда не могла с уверенностью сказать, сколько он потерял; с тех пор он не написал ничего существенного. Теперь, похоже, ему больше не нравилось плавать. Может быть, когда он потерял Мэг, он лишился всего? Внезапно Миранда испуганно всхлипнула, и Питер обнял ее и крепко прижал к себе.

– Все хорошо. Не вспоминай об этом, любимая.

Все хорошо.

Уткнувшись ему в шею, она проговорила:

– Дело не в этом. Извини меня, Питер. Извини. Если бы я могла сделать что-нибудь, чтобы стало лучше…

– Просто поправляйся, вот и все.

Миранда знала, что ее эмоциональная неустойчивость связывала ему руки, и ей хотелось дать ему свободу. Внезапно она проговорила:

– Питер, мы оба пойдем купаться. Прямо сейчас. Пойдем плавать вместе с детьми. Вместе.

Он посмотрел на нее с сомнением.

– У тебя хватит сил?

– Теперь я уже почти все делаю сама. Разумеется, сил у меня хватит.

Она села и принялась закалывать шпильками волосы.

– Ты же знаешь, Мэг купается каждый день. Обычно перед завтраком.

– Да. Но Эгейское море гораздо теплее, чем Атлантический океан! К тому же Мэг сильна, как лошадь.

Алекс прошлепал босыми ногами по пляжу, на каждой реснице висели капельки воды.

– Вы оба решили искупаться? Здорово! Отлично! Вспомнив что-то слышанное в детстве, он закричал:

– Головастик и Акула!

Миранда бегом устремилась к отмели и бросилась в первую же волну. Так никто не узнает, что соленые капли, появившиеся на лице, были неожиданными слезами.

Мэг на самом деле была счастливой. С самого первого дня пребывания на Артемии сложился определенный распорядок жизни, и он вполне устраивал ее. Если бы никакого распорядка не было вовсе, она могла бы проводить все дни в праздности и чувствовать себя замечательно, однако установившийся распорядок давал ощущение цели существования, стремление к ней и исполнения задуманного.

В июле стало так жарко, что любую работу к полудню приходилось прекращать. Они с Эми отказались от утренних купаний, посвятив эти два драгоценных часа работе в своих садах. Спиро Таксос расчистил землю от корней в старом огороде Евы Ковак, и бобы, посаженные Мэг, уже обвили своими стеблями деревья, и она собрала первые стручки. Зимние овощи также неплохо подросли, но в любом случае их урожай придется собирать уже Эми. Мэг знала, что к тому времени, когда они вызреют, ей придется уехать отсюда, и хотя она говорила, что вернется с ребенком сразу же, как только сможет, у нее самой не было в этом твердой уверенности.

После работы в саду оставшуюся часть утра она проводила за рисованием. Ее книга, достаточно простая, во многом зависела от очарования бледноватых акварелей, которые Мэг предпочитала другим краскам, а вилла, с царящей в ее атмосфере аурой двадцатых годов двадцатого столетия, казалось, побуждала Мэг рисовать рисунки, изобилующие мелкими деталями, ставшие такими немодными в настоящее время. У героев книги отсутствовали четкие контуры, не было застывших и примитивных фигур. Главная героиня – дочь Луны, Нокомис, – кочуя с одной страницы на другую, увлекала следом за собой облака звездной пыли. Позади каждой звезды виднелся лунный луч, то озорной и непослушный, то печальный; на каждого из них стоило посмотреть и узнать. Возможно, увлечение Эми округлыми формами в последние дни было чистым совпадением. Она настаивала, что композиция из огромных каменных футбольных мячей, которую она начала возводить в своем английском саду, символизировала плодородие и служила жертвой для богини Артемиды.

– Другими словами, – подтрунивала над ней Мэг, – все эти округлые формы – это луны.

– Вовсе нет. Я сотворила их по форме твоего живота, когда месяц назад во время наших купаний ты выходила из моря. Тогда я впервые заметила твою беременность. Мне понравилась округлость твоего живота.

Мэг посмотрела на пожилую женщину с притворной суровостью.

– Подобное заявление, мисс Смизерс, сойдет вам с рук в 1976 году. Однако мир был бы шокирован, услышь он нечто подобное в двадцатых годах.

Эми самодовольно улыбнулась.

Поздний ленч они неизменно проводили в бухте Барана, где, пережидая дневную жару, купались и немного спали. Именно там, понемногу рассказывая о страничках своих жизней, они находили много общего между собой.

– Мне казалось, что я всегда ревную к Еве.

– Но ты же сказала, что вы стали подругами.

– Ева всегда была моей подругой. Она всех любила. Очевидно… потому что я знала, что люблю ее… я позволила ей любить меня.

Мэг подумала о Питере, о том, как она, очевидно, позволила ему любить себя. Она ничего не сказала. Эми села и слегка потерла свои корявые ноги.

– Некоторым людям очень трудно принять дружбу. Они чувствуют, что ничего не могут дать взамен – свою дружбу они не берут в расчет, считая ее лишенной всякой ценности.

Мэг кивнула:

– Мне кажется мы… те люди… не знают собственной цены. У них нет должной самооценки, уважения к себе.

– Вот именно. Я думала, что Андроулис держит меня при себе, потому что я заботилась и ухаживала за ним на яхте лучше любого стюарда-мужчины. Однако дело было вовсе не в этом. – Эми рассмеялась одним из своих смешков, напоминавших хриплый лай. – Чертов мужик любил меня! Он любил нас обеих. Еву и меня. И когда я признала это, тогда я смогла полюбить Еву.

Мэг кивнула. Она полностью поняла все, что хотела сказать Эми. Она начала сбивчиво рассказывать Эми о Миранде. И о Питере. Затем некоторое время спустя Эми спросила:

– И с тех пор, как появился этот ребенок, ты освободилась от странной связи, существовавшей между тобой и сестрой?

– Мне кажется, да.

– И именно поэтому ты такая счастливая?

– Не знаю. Все в целом… этот отдых… так необычно. Мне кажется, что это именно то, что я искала всю свою жизнь. Но когда я вернусь… не станет ли все это казаться мне сном?

75
{"b":"94634","o":1}