– Еще кофе? – спросила официантка за стойкой. Филипп посмотрел на часы. Приближалось время встречи с Каспером Стиглицом.

– Нет, благодарю, – сказал он. Филипп вырвал статью о Парадизо из газеты и положил ее в карман, взял чек, отсчитал чаевые, положил деньги на конторку кассира.

Подъезжая к воротам «Колосс Пикчерс», он испытывал благоговейный трепет перед первым в жизни посещением голливудской студии. У кабинки вахтера он сказал:

– У меня назначена встреча с Каспером Стиглицем. Мое имя Филипп Квиннелл.

Вахтер в темных очках ничего не ответил. Он посмотрел в список телефонов и набрал номер.

– Здесь мистер Квиннелл для встречи с мистером Стиглицем, – сказал он.

– Могу я поставить машину на то свободное место? – спросил Филипп, указывая на стоянку.

– Можете, только потом соловьем запоете, – сказал вахтер. – Это место Марти Лески.

– О, извините, – сказал Филипп. Даже он знал, что Марти Лески – глава «Колосс Пикчерс».

Филипп услышал, как на другом конце провода в офисе Каспера Стиглица кто-то ответил. «Вероятно, болтушка Бетти», – подумал он. Вахтер повесил трубку.

– Бетти просила передать вам, что у мистера Стиглица незапланированная встреча за пределами студии, и не могли бы вы подъехать к нему домой во второй половине дня на бокал вина?

– Но я не знаю, где живет мистер Стиглиц, – сказал Филипп.

– Бетти просила позвонить ей, когда вы вернетесь в гостиницу, – сказал вахтер.

Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета N 5.

«Я собиралась пожить в Брюсселе, когда Жюль отправится туда как глава делегации США на переговоры, связанные с объединением Европы. Ты, наверно, в курсе этих дел. Они там собираются вводить единую валюту, как у нас в стране: никаких больше французских франков, итальянских лир, немецких марок и тому подобного. Я не помню, как они хотят назвать новые деньги, но они должны стать едиными для всех европейских стран.

Жюль уже подыскал мне квартиру на Авеню Амуар, так кажется, она называется. Квартира в приличном районе Брюсселя. Конечно же, Жюль и миссис Мендельсон сняли шикарный дом на Авеню Принс д'Оранж. Надеюсь, ты заметил, с каким французским прононсом я произношу «Принс д'Оранж». Жюль устроил меня на курсы французского языка по системе Берлица.

Я хочу сказать, что парень действительно многое делал для меня. Надо отдать ему должное.

Роуз Кливеден не уставала каждому повторять: «Все обожали Гектора». Это же она повторила репортеру из «Вэлли Сентинел», который пристал к ней с вопросами, когда она собиралась идти на похороны Гектора Парадизо. Роуз, однако, никогда не была склонна к таким простым вещам, как односложный ответ, поэтому она добавила: «Во всем мире у него не было врагов», что при данных обстоятельствах было совсем не обязательным.

– За исключением одного, – сказал репортер.

Роуз посмотрела на него сквозь темные очки взглядом, который, как ей казалось, испепелял.

Репортер, почувствовав, что может разговорить ее, продолжал:

– Один-то у него был.

– Извините меня, – сказала Роуз и с величественным видом проследовала мимо репортера к ступеням церкви Доброго Пастыря в Беверли-Хиллз, торопясь присоединиться к Паулине и Жюлю Мендельсонам, которые прошли мимо репортера, не отвечая на вопросы. Из-за сломанного пальца ноги она все еще пользовалась тростью. Войдя в церковь, она остановилась и огляделась.

– Видала ли ты когда-нибудь такую толпу? – спросила Роуз Мэдж Уайт, подходя к чаше со святой водой. Окунув пальцы в белой перчатке в воду, она перекрестилась. – Вон Лоретта Янг. Замечательно выглядит, не правда ли? Рикардо и Джорджиана Монталбан. Посмотри, Цезарь Ромеро. Все звезды-католики здесь. Они все любили Гектора. Джейн Уаймен не смогла придти. Она снимается в сериале, а ты знаешь Дженни: работа, работа, работа. Но она прислала красивые цветы. Желтые лилии от Петры. О, здесь и Фей Конверс.

Она помахала рукой, приветствуя Фей Конверс и еще одного или двух из присутствующих, сохраняя при этом Скорбное выражение лица.

– Бедный Гектор, – повторяла она снова и снова.

Церковь была заполнена до отказа. Те, кому не достались сидячие места, или места на клиросе, толпились на ступеньках церкви или на лужайке перед ней. Монсеньор Макмахон во время ленча, устроенного Роуз Кливеден в «Загородном клубе» после похорон, говорил, что столько народу бывает только на мессе в ночь под Рождество. Дело не в том, что Гектор Парадизо был великим человеком или так всеми любимым, а в том, что странные обстоятельства его смерти вызвали сиюминутное любопытство, намного превосходящее интерес к смерти более важной персоны, а потому к церкви пришли люди, мало знакомые с Гектором или совсем незнакомые, только ради того, чтобы поглазеть на влиятельных или знаменитых друзей покойного.

Все участники церемонии были старыми друзьями, но Роуз решила дождаться Фредди Галаванта, который в глазах Роуз выглядел так изысканно в сером костюме под цвет волос, с тем, чтобы он проводил ее на предназначавшееся ей место. Прошлая администрация пожаловала Фредди титул посла в одной из стран Латинской Америки в знак благодарности за значительный денежный вклад в предвыборную кампанию, а потому его присутствие на церемонии наряду с такими людьми, как Уинтроп Соамс, Сэнди Понд, Симс Лорд и Ральф Уайт, указывало на важное место Гектора Парадизо в обществе, хотя ни один из них фактически не был его близким другом. «Их жены тоже будут». – Говорила Роуз, составляя план церемонии. Жюль Мендельсон, сославшись на то, что он не католик, отказался произнести надгробное слово. Жюль сказал, что Фредди Галавант, которому все еще нравилось, чтобы его называли господин посол Галавант, лучше справится с этой ролью, хотя он тоже не католик.

Выбор посла Галаванта больше всех разозлил Сирила Рэтбоуна, репортера колонки светской хроники «Махоллэнда». Сирил Рэтбоун считал себя самым близким другом Гектора Парадизо и потому думал, что выбор, естественно, падет на него. Известно было, что Сирил впадал в транс от звука собственного медоточивого голоса и с первой минуты, как только узнал о смерти Гектора, представлял себя произносящим изящно построенные фразы с алтаря церкви Доброго Пастыря в присутствии людей, которыми больше всего восхищался в городе, особенно Паулины Мендельсон, понятия не имевший о всей силе его очарования. Но его предложение было отвергнуто организаторами похорон, в частности, Жюлем Мендельсоном, когда Симс Лорд, адвокат Жюля, сообщил, что против Сирила выдвигались обвинения в аморальном поведении. «Избиение на почве садомазохизма», – сказал Симс.

– Это все, что нам нужно, – сказал Жюль, когда услышал эту новость. – Фредди, ты будешь говорить.

– Но я едва знал Гектора, – сказал Фредди Галавант.

– Мы сообщим тебе нужные факты, – изрек Жюль, прекращая дискуссию и решая тем самым проблему. Он привык, чтобы его решения не обсуждались, даже послами.

Роуз наконец уселась позади Камиллы Ибери, рядом с Паулиной и Жюлем. Филипп Квиннелл, хотя и приехал в церковь на лимузине вместе с Камиллой, но решил не садиться в первый ряд вместе с ней, поскольку считал себя слишком недавним другом, чтобы занять такое видное место. Камилла поняла его деликатность, а Паулина, наблюдавшая, как Филипп устроился в задних рядах, по достоинству оценила поведение молодого человека. Она наклонилась к Камилле и прошептала: «Не забудь захватить с собой Филиппа, когда будем возвращаться домой после похорон». Камилла улыбнулась и пожала руку Паулине.

Роуз шепнула Паулине: «Не правда ли, цветы прекрасны?» Паулина, продолжая молиться, кивнула, не выказывая желания вступать с ней в разговоры, так как знала пристрастие Роуз шептаться. Роуз терпеть не могла похоронные венки и, пригласив Петру фон Кант, флористку, услугами которой пользовались все ее знакомые – «Она нас знает и понимает, что мы любим», – дала ей указание украсить церковь березовыми ветками и огромными букетами желтых и розовых тюльпанов и гиацинтами, зная, что все друзья Гектора, закажут цветы также у Петры. Венки, принесенные людьми не их круга, из гладиолусов и гвоздик, увитые лентами с надписями из золота, были помещены в боковых пределах, чтобы не нарушать цветовую гармонию, которую Роуз и Петра вместе подбирали. Да и сорт цветов, и аранжировка этих венков вызывали отвращение у Роуз и ее приятелей. Только огромная ветка белых фаленопсий из оранжереи Паулины Мендельсон в «Облаках» нарушала замысел Петры. Но, как известно, Паулина больше всех в городе понимала в орхидеях, да к тому же была лучшим другом Гектора. Ее ветку положили в изголовье гроба из красного дерева.