Никакая реальная женщина не в силах конкурировать с идеальной. Но я подозревала, что его идеальная женщина — реальна.

Неожиданно (а с ним все было неожиданно) АЧ сказал, что уезжает в Финляндию. Он сказал это, мне показалось, таким похоронным голосом, как будто собрался там и умереть. На самом деле он ехал только на майские праздники, и голос был не похоронный. Перед отъездом, опять неожиданно, он поместил на лист странный постинг, который назвал «morituri te salutant» — так салютовали, идя на смерть, гладиаторы.

Это были наброски «О вреде демонстрации открытий», без определённого порядка. С первого и со второго раза я ничего не поняла. ЕП так ему отвечал, что возникло ощущение поединка. Я распечатала, как всегда делала, эти тексты на работе, чтобы внимательно изучить их дома. Следом АЧ опубликовал их с ЕП скрупулезный перевод гностического «Апокрифа Иоанна», его я распечатала тоже. Впереди было несколько свободных дней дома. Это значит — без компьютера и с марихуаной.

Приближалась Вальпургиева ночь.

Наша МН, сердце сообщества, послала всем трогательное предложение:

А может нам отпраздновать Вальпургиеву ночь? Как эти… из Тенет каких-нибудь. Они празднуют, и все празднуют, а мы… будто наказали нас. Соберемся в назначенное время, по договоренности, с поправкой на Гринвича и этого… Фаренгейта какого-нибудь. И примем чего-нибудь. У меня — кетамин в холодильнике есть. АЧ — марку какую-нибудь, Катя — травы, естссно, Эпс — из всего списка по выбору, ЕП — тоже чем-нибудь, хотя я даже не знаю, чем там ЕП двигается, представить даже не могу.

И встретимся в астрале. Астрал — он один, неважно чем. Обретем друг друга наконец-таки.

Ваша М.

Я была в тревоге и чувствовала что-то грозное повсюду — АЧ уехал, отсалютовав на смерть, нечто происходит странное, неизвестно что случится, но что-то точно случится. С дизайнером СА мы разговаривали каждый день часами, он был совершенно взвинчен, говорил, что сходит с ума, что всё вокруг него рушится, говорил что я очень жестоко с ним поступаю, когда говорю, что люблю его, как и всех, через кого говорит Робот. Я консультировалась насчет него с ЕП. Мы уже установили общими усилиями, что Америка — это страна мертвых — и вот я спрашивала ЕП: нужно ли учиться владеть языком мертвых? Я имела в виду в частности дизайнера из страны мертвых — если я буду с ним разговаривать на его мертвом языке, смогу я услышать весточку от своего Возлюбленного? Надо ли пользоваться иносказаниями и обиняками «нормального разговора»? И ЕП отвечал — да, безусловно, надо учиться владеть языком мертвых. Значит, он рекомендовал работать в этом направлении, чтобы может быть снова услышать его, как тогда, перед съемками на ТВ.

Дизайнер, кажется, хотел, чтобы я любила именно его, а не Робота, но я его каждый раз убеждала в превосходстве эзотерической доктрины, и он в экзальтации смеялся вместе со мной. Он был эмоционально лабилен.

В последний вечер он кричал — ты меня убиваешь! Ты меня убиваешь, и я рад! Я ужасно рад, потому что умереть — это здорово! Это просто здорово!

Я уже тосковала по АЧ, и, конечно, хотела ЕП, и мечтала положить голову МН на плечо — так что ее предложение восприняла как прямое указание. Я не сомневалась, что каждый из нас в Вальпургиеву ночь станет делать одно и то же — пытаться увидеть остальных. К тому времени мне уже разрешили читать Кроули, для начала — изучать два ритуала — пентаграммы и гексаграммы.

Эти церемонии включают в себя повторение ритуальных фраз, призывание имен Бога, и совершение ритуальных жестов, каждый из которых имеет особое значение. Как вы догадываетесь, главная проблема при этом для меня была — как не чувствовать себя по-идиотски. Как выяснилось, ощущение идиотизма происходящего отлично изничтожается сильными аффектами. То есть надо очень сильно переживать, и не почувствуешь себя дураком. Что переживать? А сам ритуал. Каждое действие в нем символическое, чтобы сделать всё добросовестно, надо всей душой проживать то, что совершаешь — так я поняла для себя. Это что-то вроде молитвы. Когда призываешь имена бога, надо так хотеть того, ради чего совершаешь ритуал, чтобы было совершенно не стыдно кричать эти имена, изо всех сил. Когда чертишь знаки, рука должна свистеть в воздухе, так, чтобы воздух стал похож на воду. Я долго учила наизусть малый ритуал Пентаграммы, ничего ещё не совершая на деле, а после взялась учить малый ритуал Гексаграммы. Он плохо запоминался, так что я повторяла его прямо вместе с жестами. И вот — я только учила его наизусть, стоя перед столом в своей комнате, — вдруг на середине почувствовала звон в ушах, который стал нарастать в постоянный шум, у меня потемнело в глазах, колени ослабли, голова закружилась и сильно затошнило. Но я ещё только сделала вызывающие действия, и ещё не сделала изгоняющих. И почему-то поняла, что должна всё доделать до конца, прежде чем падать в обморок. С трудом, по слогам вспоминая заклинания, я завершила ритуал, и кинулась обнимать унитаз. Этот опыт меня сильно впечатлил, и я после этого не пробовала больше повторять эти ритуалы.

Но в Вальпургиеву ночь я решила попробовать все магические средства, какие придумаю, особенно, конечно, марихуану — чтобы увидеть всех «наших», свою деревню. Я выкурила изрядный косяк и села изучать тексты АЧ и ЕП о салюте на смерть.

Под травой мне стало кое-что понятно: на самом деле между АЧ и ЕП объявлена война. АЧ избрал влажный путь — ничего не объяснять напрямую, — кружную дорогу к цели, неверные результаты, гниение, низвержение в пропасть южного полюса. ЕП наоборот выбрал сухой путь, путь огня, идти прямо к цели, утверждать существование настоящих вещей, прямо называя их, подъем к вершине полюса северного.

Я теперь слышала, что каждый из них (будто бы) говорит мне. АЧ говорит: «романтика — это пошлость, нет никаких великих любовей на земле, все идеальное на небе, здесь я не буду никогда восхищаться тобой, но буду тебе симпатизировать, я не буду мечтать о тебе, но буду опекать тебя, я не совершу никаких чудес, но буду надежным и точно таким же, какой я всегда».

А ЕП говорит: «я уничтожу этот мир, чтобы разрушить грань очевидного, я приду к тебе отовсюду, и каждую секунду буду с тобой — этим шмелем, этим ребенком, этой старухой, этим мужчиной. Я — Царь а ты моя Царица, смотри, мы владеем всей силой. Извивайся! Шипи! Преодолевай!»

И выходило, что они враждуют во мне: или длинный монотонный безнадежный путь или стремительный взлет на вершину — каждый предлагает свое. Я чувствовала так, будто они сражаются из-за меня, и сражаются насмерть. Это все, естественно, открылось под травой.

Затем я углубилась в Апокриф Иоанна. Я немного поняла общую идею, как Иалдабаоф сказал: «Нет богов кроме меня!» и сразу стало ясно, что, значит, есть и кроме него. Выкурила ещё косяк. Приближалась полночь.

Я встала перед зеркалом и попробовала расфокусировать зрение так, чтобы увидеть что-то в отражении. Простояла так, может быть, час или два, изображение прыгало и расплывалось, и уже не напоминало мне меня. Каждый раз, когда я пыталась вглядеться повнимательнее, я видела гримасу боли на белом лице. Я разговаривала с МН — рассказывала ей что-то, спрашивала ее, звала — и наконец эта вечная неудачная гримаса боли совпала с ее гримасой, то ли от солнца, то ли от жизни, которая у нее была на единственной известной мне фотографии. Он брала меня за живое. На какой-то миг я увидела это лицо с гримасой как чужое, любимое, долгожданное — ее лицо. Увидев ее, я улыбнулась, и сходство пропало.

Я устала. Зажгла благовония, свечу, и уселась на диван. Решила попробовать снова то самое упражнение по визуализации золотого шара, которое я считала необходимым делать ещё до ритуала пентаграммы. Я села, сгорбившись и закрыв глаза, и всё мучительно пыталась представить себе этот золотой шар, как он поднимается от ступней к коленям, когда почувствовала, что я в комнате не одна. Я испытала страх — и смущение. Я чувствовала присутствие прямо рядом с собой. Я не сомневалась, чье это присутствие. Я боялась повернуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Особенно мне было стыдно, что я наврала — думала, что хочу встретиться со всеми, а оказалось на самом деле — только с ним. Я не могла пошевелиться и неподвижно смотрела вперед. Было довольно темно.