«А! – подумал он. – Заманил меня в пещеру и притворяется, что безобидно спит».
Он пнул ногой спящего, и тот зашевелился. Это был царь Мучукунда. Он поднялся, и тот, кто проспал бесчисленные столетия творения мира, вехи мировой истории и крушения миров, медленно открыл глаза. Первый взгляд их поразил вражеского царя, и тот вспыхнул огненным факелом, превратившись в дымящуюся кучку пепла. Мучукунда повернулся, и второй его взгляд упал на увешанного цветами прекрасного юношу, в котором разбуженный царь сразу же узнал по его сиянию воплощение Бога. Мучукунда склонился перед своим Спасителем с такими словами:
«Владыка мой, Бог! Раньше я просто жил и трудился, как простой человек, – непрестанно сбиваясь с пути; в течение многих жизней, рождение за рождением, я искал и страдал, не зная, где остановиться или отдохнуть. Горе я считал радостью. Миражи, рожденные над пустыней, я в заблуждении принимал за сулящие свежесть воды. Я гнался за наслаждениями, а находил лишь страдания. Царская власть и земные блага, богатство и могущество, друзья и сыновья, жена и последователи, все, что услаждает чувства, – вот к чему я стремился, ибо верил, что это принесет мне блаженство. Но как только я овладевал всем этим, оно меняло свою природу и обжигало меня, как огонь.
Затем нашел я свою дорогу в сонм богов, зачем они с радостью приняли меня как равного? И где мое пристанище? И где мой покой? Все создания этого мира, включая богов, обмануты твоей хитроумной игрой, мой Бог, мой Владыка; и вот они не могут вырваться из тщетного круга рождений, жизненных страданий, старости и смерти. В промежутке между возрождениями они предстают перед владыкой смерти и вынуждены терпеть адские муки. И ты всему этому виной!
Мой Бог и Владыка, обманутый твоей хитроумной игрой, и я также был жертвою мира, блуждая в лабиринте иллюзий, и я бился в сетях сознания своего “я”. Поэтому теперь я пытаюсь утешиться твоим Присутствием – безграничным и невыразимым – желая лишь освободиться от всего этого навсегда».
Когда Мучукунда вышел из своей пещеры, он увидел, что с того времени, как он покинул мир, люди стали меньше ростом. Он был среди них гигантом. И тогда он снова удалился от них, ушел в высочайшие горы и там стал вести аскетическую жизнь, которая в конце концов должна была освободить его от последней привязанности к бренным формам бытия.[306]
Иными словами, Мучукунда, вместо того чтобы вернуться, решил еще на один шаг удалиться от мира. И кто может с уверенностью сказать, что это решение было совсем уж бессмысленным?
2. Волшебное бегство
Если победивший герой снискал благоволение богини или бога, а затем был отправлен ими в обыденный мир, чтобы спасти его с помощью какого-нибудь чудодейственного средства, то в самом конце приключения его поддерживают все силы его сверхъестественного покровителя. Но если трофей был добыт против воли охранявших его или если желанию героя вернуться в мир противятся боги либо демоны, в этом случае последняя стадия мифического путешествия по кругу завершается погоней, описанной живо и зачастую не без юмора. Этот побег обрастает подробностями – всякого рода магическими и чудесными препятствиями и уловками.
Например, у валлийцев есть легенда о герое Гвион-Бахе, который оказался в Подводной Стране, на дне озера Бала, вблизи Мерионетшира, на севере Уэльса. Там, на дне озера обитал древний великан Тегид Лысый со своей женой Керидвен. В одном из своих обличий она была покровительницей пшеницы и щедрых урожаев, а в другом – богиней поэзии и письма. У нее был огромный котел, в котором она собиралась сварить напиток вдохновения и науки. С помощью волшебных книг она приготовила черное зелье и поставила его вариться на огонь в течение года. По истечении этого времени у нее должно было получиться три благословенные капли, дарующие вдохновение.
Ил. 45а. Одна из сестер горгон преследует Персея, убегающего с головой Медузы (краснофигурная амфора). Греция, V в. до н. э.
Ил. 45б. Персей убегает с головой горгоны Медузы в сумке (краснофигурная амфора). Греция, V в. до н. э.
Она велела нашему герою помешивать зелье в котле, а слепому человеку по имени Морда поддерживать огонь, «и велела им следить, чтобы зелье не переставало кипеть в течение одного года и одного дня. А сама она, по книгам астрономов, каждый день в конкретные часы, определенные по положению планет, собирала всевозможные колдовские травы. И однажды, когда год близился к концу, в то время как Керидвен срывала растения и произносила заклинания, случилось так, что три капли волшебной жидкости выплеснулись из котла и упали на палец Гвион-Баха. И так как они были обжигающе горячие, он сунул палец в рот, и как только эти чудодейственные капли попали ему в рот, ему тотчас же открылось все, что свершится в будущем, и постиг, что главная его забота отныне – остерегаться коварства Керидвен, ибо мастерство ее было непревзойденным. В великом страхе он бежал восвояси. А котел раскололся надвое, потому что все содержимое его, за исключением этих трех несущих в себе чары капель, было ядовито, и поэтому все лошади Гвидно Гарангира отравились водой из ручья, в который попало варево из котла, а место слияния этого ручья с тех пор называется Отравой Лошадей Гвидно.
Когда Керидвен вернулась, она увидела, что все труды целого года пропали. Она схватила полено и стала бить бедного слепого по голове до тех пор, пока один его глаз не выскочил на щеку. И он сказал: «Напрасно ты покалечила меня, ибо не я виноват. Твоя потеря произошла не по моей вине». «Ты говоришь правду, – сказала Керидвен, – это Гвион-Бах обворовал меня».
И она пустилась за ним вслед. Он увидел это и, обратившись в зайца, метнулся прочь. Но она превратилась в борзую и бросилась за ним по пятам. Он нырнул в воду и стал рыбой. И она в образе выдры преследовала его под водой, пока он не обратился в птицу. Она же ястребом последовала за ним и в небе. Она уже была готова камнем упасть на него, когда он, в смертельном страхе, заметил вдруг на полу амбара кучу просеянной пшеницы, упал в зерна и превратился в одно из них. Тогда она стала черной курицей с высоким гребнем и подошла к пшенице и начала разгребать зерно своей лапой, нашла его и проглотила. И, как гласит история, она носила его девять месяцев, а когда разрешилась им, то не смогла убить, потому что он был очень красив. Тогда она положила его в кожаный мешок и бросила в море на милость Бога, двадцать девятого дня, месяца апреля.[307]
Легенда о Гвион-Бахе дошла до нас как часть сказаний Талиесин в Мабиногионе, коллекции валлийских сказаний, переведенных Леди Шарлоттой Гест и изданных в четырехтомнике с 1838 по 1849 г. «Талиесин – Бард Бардов Запада мог быть реальной исторической личностью, жившим в VI в. н. э. во времена кородя Артура, сказания о котором возникли позже. Легенды и поэмы барда сохранились в манускрипте XIII в. «Книга Талиесина», вошедшей в четырехтомник «Четыре старинных валлийских книги» (См.: Gertrude Schoepperle. Tristan and Isolt. A Study of the Sources of the Romance. London and Frankfurt a. M., 1913.)

Ил. 46. Кардивен в облике гончей преследует Гвион-Баха в образе зайца (литография). Великобритания, 1877 г.
Мабиног (mabinog) – это валлийское слово, обозначающее ученика барда. Термин «мабиноги» (mabinogi) обозначает «обучение юношества» с использованием традиционного материала (мифы, легенды, поэмы), которые преподаются мабиногу и которые он должет заучить наизусть. Мабиногион – это термин, который обозначает множественное от мабиноги, он был придуман Шарлоттой Гест для ее перевода «Старинных валлийских книг».
Богатейшее наследие бардов Уэльса, так же как и в Шотландии и Ирландии, восходит к старинной богатейшей кельтской устной традиции. Их сказания пересказывались и были литературно обработаны христианскими миссионерами и авторами хроник, начиная с V в. н. э. и позднее, ими же были записаны старинные сказания и были предприняты попытки совместить эти древние легенды с постулатами Библии. В X в., в котором было создано немало замечательных романов, в основном в Ирландии, это старинное литературное наследие подверглось существенной литературной обработке и было осовременено. Кельтские барды появлялись при королевских дворах в средневековой Европе, кельтские темы зазвучали в творениях скандинавских скальдов. Значительная часть европейских волшебных сказок и литературных произведений из цикла легенд о короле Артуре, восходит к этому яркому периоду западной литературы.[308]