Больше выстрелов не последовало. Я глянул вниз. — Ларри лез вслед за мной. Лез в три раза быстрее меня. Я не видел его, но видел, повторяющееся прыгающее движение луча фонарика, видимо он примотал его к предплечью, и поднимаясь по лестнице хватался за перила обеими руками. Полез! Как это понять? Ведь Ларри не отличался особой храбростью. То ли он под кайфом, то ли его гонит страх, что мне удастся уйти от него и Вайленду станет известно, что он пытался убить меня. А возможно, пришло время экономить патроны, возможно в его «кольте» осталось всего один или два патрона и нужно стрелять наверняка.

Тут я почувствовал, что вокруг как-то посветлело. Вначале решил, что причина в сигнальных огнях на вершине буровой вышки, но тут же понял, что ошибаюсь — до нее еще было не менее чем тридцать метров. Я прищурился, чтобы предохранить глаза от от секущих лицо струй дождя, и посмотрел вверх.

Метрах в трех от моей головы была площадка, едва освещенная слабым светом фонаря. Фонарь светил куда-то вдаль, но этого слабого света было достаточно, чтобы в лабиринте балок, из которых состояла буровая вышка, можно увидеть, что закреплен он на какой-то будке. Фонарик Ларри на мгновение замер, и осветил площадку. Она была не из цельного листового металла, а представляла собой решетку, через которую можно было видеть каждое движение человека, находящегося на ней. Моей надежде врезать как следует ногой по голове Ларри, когда она появится над настилом площадки, не суждено было осуществиться. 

Я снова посмотрел вниз. Ларри был метрах в трех от меня. Свет его фонарика был направлен на меня. Почему он не стреляет? Легкий нажим на курок, и мне конец. Интересно, отвлеченно и отупело думал я, успеют ли мои глаза увидеть эту яркую вспышку, прежде чем пуля и забвение, которое она несет с собой, навсегда закроют мои глаза. И тут до меня дошло — он не выстрелит. Даже он своими куриными мозгами понимал, что падая, мои восемьдесят три килограмма смахнут его с лестницы, как муху, и свалившись высоты десятиэтажного дома, наши тела лягут рядышком.

Я вылез на площадку. Осмотрелся. Деваться больше некуда. «Обезьяньей тропа» шла вокруг буровой вышки и бежать по ней, это только играть на руку Ларри. Поскольку дальше эта дорожка выходила за периметр корпуса платформы и упал бы я с нее не на палубу, а прямо в море. Как говорится, концы в воду. Поэтому я прошел мимо будки и остановился. Все. Финиш.

Медленно, осторожно, не отрывая от меня глаз, Ларри вылез на площадку и остановился в метре от меня. Будка оказалась у его за спиной.

— Иди, иди дальше, Тэлбот! — прокричал он.  Он тяжело дышал и по-волчьи скалил зубы, пистолет прижат к боку и направлен на меня. Фонарик свой он выключил. Света фонаря, висевшего на стене будки было достаточно. Он не хотел пользоваться своим фонариком еще и потому, что его колеблющийся свет могут заметить с палубы и заинтересоваться, какой сумасшедший полез наверх при таком ураганном ветре, когда все работы отменены.

Я покачал головой:

— Дальше не пойду. Стреляй здесь. Упаду на палубу и все поймут — твой пистолет, твоя работа.

Произнося эти слова, я увидел то, от чего в моих жилах застыла кровь. В радиорубке мне показалось, что Мэри Рутвен только притворилась, потеряв сознание. Теперь я знал, что был прав. Она не теряла сознания, и как только мы вышли из радиорубки, отправилась следом. Невозможно было не узнать эту поблескивающую в темноте золотую головку, эти тяжелые косы, которые появились над верхней ступенькой лестницы. Меня охватила ярость. Милая глупышка, сумасшедшая, маленькая глупышка. Сколько мужества потребовалось тебе, чтобы влезть на эту лестницу, чтобы совершить этот изнурительный подъем, который может только присниться в кошмарном сне, и все ради меня, чтобы подарить мне крошечную надежду. Но все это зря. Я испытывал только горечь, возмущение и отчаяние, я был уверен, что это последние минуты жизни Мэри Рутвен.

— Вперед, мерзавец! 

— Чтобы ты пристрелил меня и я упал в море? Нет.

— Повернись.

— Чтобы ты ударил меня пистолетом по голове и меня нашли на палубе внизу, и при этом никто бы не догадался, что это твоих рук дело? — Мэри была уже в полуметре от Ларри. — Нет, я не повернусь, Ларри. Освети фонарем мое левое плечо.

Вспыхнул свет фонарика, и я снова услышал его безумное хихиканье.

— Значит, я все же попал в тебя, Толбот?

— Да. Ты попал в меня. — Теперь Мэри была уже вплотную к нему. До этого я лишь уголком глаза я следил за ней, а теперь через плечо Ларри посмотрел на нее в упор. Глаза мои широко раскрылись, и в них вспыхнула надежда.

— Можешь не смотреть, не старайся, фараон! — хихикнул Ларри. — Второй раз ты меня таким образом не проведешь!

Вцепись руками в его шею или ноги, молился я. Или набрось ему на голову свой плащ. Но только хватай его руку с пистолетом.

Но именно это она и сделала. Схватила его за запястье правой руки. Ларри замер, словно окаменел от неожиданности. Рука с револьвером, тоже застыла, продолжая целиться в мое сердце — не сдвинулась ни на йоту. Левой рукой Ларри схватил Мэри за запястье. Резкое движение — и он оторвал ее руку, рванул Мэри, крутанул и бросил ее практически между нами. Из ее груди вырвался сдавленный возглас боли и отчаяния, она упала на колени, а потом — на бок. Ларри по-волчьи оскалился в усмешке, его черные, как угли, глаза и пистолет были все время направлены на меня. Он, продолжая выкручивать руку девушке, заявил:

— Иди. Можешь попрощаться со своей подругой, коп!   

Он не шутил. Она слишком много знала. Я приблизился к нему вплотную, делая вид, что хочу выполнить его приказ. — Он ткнул ствол кольта мне в зубы, один зуб сломался, и я почувствовал во рту соленый вкус крови из разбитой верхней губы — отвернул голову, сплюнул кровь. Он, вытащив ствол изо рта, ткнул ткнул им мне в горло. Ствол больно давил на гортань, мушка рвала щеку. Пока этот подонок упивался своей властью, я занимался важным делом, стараясь использовать свой последний, очень не большой шанс, надо сказать, но все же…

— Струсил, коп?

Бояться? У меня не было на это времени, я своей левой ногой снимал со своей правой туфель, отвлекая этого гада болтовней. 

— Ты не сделаешь этого, Ларри. Если ты убьешь меня, им не видать этого сокровища, как своих ушей.

 Я отвел правую ногу подальше назад, стоя на одной левой, стараясь не потерять равновесия. Снятый туфель висел лишь на кончиках пальцев.

— Не смеши меня, — его действительно сотрясал ужасный безумный смех. — Ты слышишь, коп, как я смеюсь. Мне ведь все равно не видать ни гроша из этого сокровища. Наркоман Ларри не получит ни гроша. Белый порошок это все, что старик когда-либо давал своему любимому сыну.

— Ты это о Вайленде? — мне надо было бы давным-давно понять, что Вайленд его отец. Моя правя нога плавно пошла вперед, набирая скорость.

— Да. Он мой отец. Будь он проклят! — Пистолет уткнулся мне в пах. — Прощай, коп!

— Я передам ему твой прощальный привет, — еще не успела до конца прозвучать эта фраза, как сорвавшись с ноги, пущенный с силой, туфель, с грохотом врезался в рифленое железо будки.

Ларри резко повернул голову на этот звук, этот новый источник опасности и угрозы, на мгновение открыв свою скулу для моего удара. Точно так же совсем недавно была открыта для удара скула оператора в радиорубке.

Я ударил его. Ударил с такой силой, словно он был спутником, и я отправлял его на лунную орбиту. Я ударил его с такой силой, словно жизнь всех живущих на земле зависела от мощи этого удара. Я ударил его так, как никогда никого не бил в жизни, и нанося этот сокрушительный удар, знал, что никогда больше никого не смогу ударить с такой силой.

Послышался сухой, глухой хруст. Кольт выпал из руки Ларри и ударился о решетку у моих ног. В течение двух-трех секунд казалось, что Ларри, как ни в чем не бывало стоит на ногах. Но затем с неправдоподобной замедленностью и неотвратимой безысходностью, словно обрушившаяся фабричная труба, он стал падать в пропасть.