Я заметил, что Вайленд и Ройал переглянулись. Один едва заметно мигнул, другой слегка пожал плечами. Да, оба они были преступниками хладнокровными, жестокими, расчетливыми и опасными. Последние двенадцать часов они, должно быть, прожили, предвидя возможность того, что агенты Федерального бюро расследований в любую минуту могут схватить их за горло, но держались, как ни в чем не бывало. Интересно, как бы они себя вели, если бы знали, что агенты Федерального бюро следят за ними вот уже три месяца?

— Итак, джентльмены, есть ли необходимость в дальнейшей проволочке? — Генерал вступил в разговор впервые, но несмотря на все его спокойствие, где-то глубоко скрывалось предельное напряжение. — Давайте покончим с этим. Погода быстро ухудшается. Предупредили, что надвигается ураган. Надо отправляться, немедля.

Что касалось погоды, то генерал был прав. С одной маленькой оговоркой: она уже была достаточно плохой. Ветер уже не стонал, он продолжительно завывал на высоких нотах, прорываясь сквозь раскачивающиеся ветви дубов. Вопли ветра сопровождались то возобновляющимися, то утихающими ливнями, короткими, но на удивление интенсивными. Низкие тучи становились все более черными. Я посмотрел на барометр — стрелка ползла вниз, что не предвещало ничего хорошего. Окажемся ли мы в эпицентре урагана или он пройдет стороной? Если окажемся у него на пути, то он нагрянет часов через двенадцать. А возможно, и гораздо раньше.

— Вы правы, генерал. Все готово. Петерсен уже ждет, — сказал Вайленд.

Интересно, кто такой Петерсен? Можно предположить, что летчик, управляющий вертолетом.

— Пара рейсов, и все мы через час с небольшим будем на месте. И Толбот сможет приступить к делу.

— Кто это все? — спросил генерал.

— Вы, я, Ройал, Толбот, Ларри и, конечно, ваша дочь.

— Мэри? Неужели необходимо, чтобы и она летела с нами?

Вайленд промолчал. Он даже не прибег к своему излюбленному трюку и не приподнял бровь, только пристально посмотрел на генерала. Еще пять секунд или чуть больше, и руки генерала бессильно разжались, плечи опустились. Все было понятно без слов.

В коридоре послышались быстрые легкие шаги и вошла Мэри Рутвен. На ней был лимонного цвета костюм, состоящий из юбки и жакета, под которым виднелась зеленая открытая блузка. Под глазами у нее были темные круги, она казалась бледной и утомленной, и я подумал, что она просто удивительная девушка. Сзади нее стоял Кеннеди, но, соблюдая приличия, он остановился в коридоре.  В руке — шляпа. На лице — отсутствующее выражение отлично вышколенного семейного шофера, ничего не видящего и не слышащего. Ярко-бордовый костюм и блестящие высокие кожаные ботинки. Я, как бы бесцельно, направился к двери, ожидая, что Мэри сделает то, о чем мы с ней договорились менее двух часов тому назад, перед тем, как она вернулась в свою комнату.

— Папа, я с Кеннеди отправляюсь в Марбл-Спрингз, — начала Мери без всяких предисловий. Она говорила о поездке как о деле решенном, но на самом деле эти слова были просьбой разрешить ей поездку.

— Но… но мы же летим на вышку, дорогая… — генерал был явно огорчен тем, что приходится отказать дочери. — Вчера вечером ты сказала…

— Я полечу на вышку, — с ноткой нетерпения отозвалась она. — Но мы все равно не можем лететь одновременно. Я полечу вторым рейсом. Мы съездим ненадолго, минут на двадцать. Вы не возражаете, мистер Вайланд? — любезно спросила она.

— Боюсь, что это довольно затруднительно, мисс Рутвен, — вежливо ответил Вайленд. — Гюнтер получил травму.

— Очень хорошо!

Брови Вайленда от удивления приподнялись:.

— Для вас в этом нет ничего хорошего, мисс Рутвен. Вы же знаете, что ваш отец предпочитает, чтобы вы находились под охраной, когда…

— Лучшей охраны, чем Кеннеди, мне не требуется, — холодно сказала она. — И до сих пор именно он был моей охраной. А еще вот что: я не полечу на буровую вышку с вами, Ройалом и вот тем… существом… если со мной не будет Кеннеди. — Сомнений, что она имеет в виду Ларри, ни у кого не возникло. — Это мое последнее слово. А сейчас мне нужно в Марбл-Спрингз, и немедленно.

Интересно, когда и кто так говорил с Вайлендом? Девушка была непреклонна.

— И зачем вы едете туда, мисс Рутвен?

— Есть вопросы, которые истинный джентльмен никогда не задает даме, — ледяным голосом сказала она.

Эти слова поставили его в тупик. Вайленд не знал, что она имеет в виду. Я тоже, будучи на его месте, не понял бы. В результате он растерялся. Все находящиеся в комнате смотрели на них двоих. Не смотрел только я: мой взгляд был устремлен на Кеннеди, а его взгляд — на меня. Теперь я стоял рядом с дверью, повернувшись ко всем спиной. Я вытащил из-под воротника тоненькую полоску бумаги. Это было нетрудно. Теперь я прижимал ее к груди так, чтобы Кеннеди мог увидеть ее. Выражение его лица не изменилось, и для того, чтобы уловить едва заметный наклон его головы, требовалось стоять почти вплотную к нему и не отрывать от него глаз. Все шло прекрасно. Оставалось пожелать только, чтобы Ройал не пустил мне пулю в затылок когда, как я ринусь вон.

Именно Ройал разрядил напряжение, царящее в комнате, позволив Вайленду легко выйти из создавшегося положения.

— Я не прочь подышать свежим воздухом, мистер Вайленд, и могу съездить в город вместе с ними.

Я выскочил за дверь словно торпеда из торпедного аппарата. Врезался в Кеннеди. — Мы тяжело упали на пол, вцепившись друг в друга, и покатились по коридору, делая вид, что деремся друг с другом. В первые же две секунды я засунул записку глубоко во внутренний карман его кителя. Затем я услышал щелчок взведенного курка. Этот щелчок нельзя спутать ни с каким другим звуком:

— Прекратите потасовку! Эй, вы, двое!

Мы поднялись. Я оказался под дулом пистолета Ройала. Ларри тоже маячил рядом, размахивая своим огромным пистолетом. На месте Вайленда я не доверил бы этому психу даже рогатку.

— Вы хорошо поработали, Кеннеди, — с теплотой в голосе сказал Вайленд. — Я не забуду этого.

— Благодарю вас, сэр, — сказал Кеннеди. — Я не люблю убийц.

— Я тоже не люблю их, мой мальчик, — одобрительно отозвался Вайленд. Видимо, он нанимал их только для того, чтобы перевоспитывать!

— Мисс Рутвен, я согласен. С вами поедет мистер Ройал. Возвращайтесь как можно скорее.

Она вышла из двери, гордо подняв голову, не удостоив Вайленда ни единым словом, а меня ни единым взглядом. И снова я подумал о том, какая это замечательная девушка!

Я не получил никакого удовольствия от полета вертолетом на буровую вышку. Привык к самолетам. Летал на своем собственном самолете. Даже был совладельцем одной небольшой чартерной авиакомпании. Вертолеты не для меня. Не для меня, даже если погода отличная. А погода в то утро была отвратительная, настолько отвратительная, что у меня нет слов, чтобы описать ее. Мы раскачивались и тряслись в воздухе. Вертолет то резко проваливался вниз, то снова взмывал. Девять десятых времени полета мы вообще не видели, куда направляемся, так как стеклоочистители не справлялись с потоками воды. Благодаря тому, что Петерсен, видимо, был прекрасным пилотом, мы все же долетели. Вертолет опустился на предназначенную для посадки палубу объекта Х-13. Это произошло вскоре после десяти утра.

Потребовалось шесть человек, чтобы удержать вертолет, пока генерал, Вайленд, Ларри и я спускались по выдвижной лестнице. Петерсен тут же поднялся в воздух, как только последний из нас оказался на палубе. Через десять секунд вертолет исчез в сплошном шквале ливня. Интересно, увижу ли я его когда-нибудь еще!

На открытой палубе ветер был гораздо сильнее и пронзительнее, чем на суше, и мы, как могли, пытались сохранить равновесие на скользкой металлической поверхности. Опасность упасть назад мне не угрожала, так как пушка Ларри все время упиралась в поясницу. На Ларри было куртка с большим воротником, большими лацканами, поясом, эполетами и кожаными пуговицами. Насмотревшись голливудских фильмов, он решил, что это самый подходящий и соответствующий современной моде наряд для такой погоды, как сегодня. Пистолет он держал в одном из глубоких карманов куртки и запросто мог молниеносно разрядить его мне в спину. Поэтому я был в напряжении. Ларри меня терпеть не мог. Он счел бы дыру в своем великолепном одеянии не слишком высокой ценой за привилегию первым разрядить в меня свою пушку. Я был для Ларри, как заноза для лошади попавшая ей под седло, и намеревался там оставаться. Я редко обращался к нему, но, когда это случалось, величал его не иначе как наркошей или торчком. Когда мы сегодня шли к вертолету, я заботливо поинтересовался, не забыл ли он прихватить с собой «втык», и, когда он, с подозрением посмотрев на меня, спросил, что это за нецензурное слово, я ответил, что имел в виду просто шприц. — Ларри озверел, и Вайленду с генералом с трудом удалось оторвать его от меня. Нет никого на свете, кто был бы так опасен и непредсказуем, как наркоман, так же как нет никого, кто вызывал бы такое острое чувство жалости. Но тогда моему сердцу было неведомо это чувство. Ларри был самым слабым звеном в преступной цепи, и я намеренно доводил его до белого каления, стремясь разрушить эту цепь.