На моем лице тоже ничего не отразилось, но я напряженно думал. Думал, как бы сбежать. Слуг генерал отпустил, а все присутствующие, казалось, потеряли ко мне интерес. Как бы невзначай я огляделся. Я ошибался. — Был здесь еще кое-кто, не потерявший интереса ко мне. В коридоре с внешней стороны двери стоял Валентино, мой знакомый по залу суда, и его интерес ко мне более чем восполнял отсутствие интереса ко мне у находившихся в библиотеке. Меня порадовало, что он носил правую руку на перевязи. Большой палец левой руки он засунул в боковой карман куртки, но как ни огромен мог быть этот палец, вряд ли он бы так оттопыривал карман. Ему просто безумно хотелось посмотреть, как я попытаюсь сбежать.

— Яблонский был центральной фигурой самого крупного после войны полицейского скандала, который разразился в Нью-Йорке, — продолжал Ройал. — В его округе происходили убийства, убивали серьезных людей, а Яблонский хлопал ушами. Все знали, что банду убийц покрывает кто-то из полиции, все знали, кроме Яблонского. Все, что Яблонский знал, — это то, что он получает достаточно, чтобы смотреть куда угодно, но только не в нужную сторону. Но врагов в полиции у него было больше, чем вне ее, и его разоблачили. Полтора года назад. Целую неделю тогда его имя не сходило со страниц газет. Помните, мистер Вайленд?

— Теперь вспомнил, — кивнул Вайленд. — Шестьдесят тысяч долларов, которые ему якобы выплатили бандиты, исчезли, как сквозь землю провалились, из них не нашли ни цента. Кажется, он получил три года.

— И через полтора года уже на свободе, — закончил Ройал. — Перепрыгнули через стену, Яблонский?

— Выпущен досрочно за примерное поведение, — невозмутимо ответил Яблонский. — Я снова добропорядочный гражданин, чего нельзя сказать о вас, Ройал. И вы наняли этого человека, генерал?

— Я не понимаю…

— Я просто хочу сказать, что если вы наняли его, то знайте, что переплачиваете сто долларов. Эти сто долларов Ройал обычно берет со своих работодателей на венок для своих жертв. Очень красивый венок. Или цены уже поднялись, Ройал?

Никто ничего не сказал. Яблонский продолжил:

— На Ройала заведены учетные карточки в половине штатов, генерал. Никто не схватил его за руку, но все о нем всё знают. Наемный убийца номер один в Штатах. Берется за те заказы, которые считает выгодными,  качество своей работы гарантирует — никогда еще никто из его клиентов обратно не возвращался. Берет много, но его услуги пользуются бешеным спросом среди разного рода людей, и не только потому, что он еще никогда никого не подводил, но и потому, что в его кодексе поведения есть пункт о том, что он никогда не трогает того, кто когда-либо пользовался его услугами. Куча людей спит спокойно лишь потому, что знают: они занесены в список неприкасаемых. — Ладонью, больше смахивающей на лопату, Яблонский потер щетину на щеке. — Интересно, за кем он сейчас охотится? Не за вами ли, генерал?

Впервые генерал проявил свои эмоции. Даже борода и усы не смогли скрыть того, как сузились его глаза, сжались губы и слегка побледнели щеки. Медленно облизнул он пересохшие губы и посмотрел на Вайленда:

— Вы знали что-нибудь об этом? Что здесь правда?

— Яблонский просто плетет, что на ум придет, — заметил Вайленд. — Отправьте их в другую комнату, генерал. Нам надо поговорить.

Рутвен кивнул. Вайленд глянул на Ройала, тот улыбнулся:

— Пошли, Яблонский, пистолет оставь здесь.

— А если не оставлю?

— Ты еще не получил деньги по чеку, — уклончиво ответил Ройал.

Я был прав — они все слышали.

Яблонский положил свой пистолет на стол. У Ройала пистолета в руке не было. При той скорости, с какой он выхватывал пистолет, он и не нуждался в том, чтобы держать его наготове. Наркоман Ларри подошел ко мне сзади и ткнул стволом пистолета по почкам с такой силой, что я застонал от боли. Никто ничего не сказал, поэтому пришлось сказать мне:

— Попробуй это сделать еще раз, вонючий наркоман, и дантисту понадобится целый год, чтобы привести в порядок твои челюсти!

Он снова, и вдвое сильнее, ткнул мне по почкам, и, когда я повернулся к нему, он оказался слишком быстрым — стволом ударил меня по лицу, разорвав щеку. Ларри стоял в двух шагах, направив пистолет мне в пах. Его бегающие сумасшедшие глаза и отвратительная улыбка приглашали меня броситься на него. Я стер со щеки выступившую кровь, повернулся и вышел из библиотеки.

Валентино ждал меня с пистолетом в руке. К тому моменту, когда Ройал лениво вышел из библиотеки, закрыл за собой дверь и остановил Валентино единственным произнесенным словом, я не мог двигаться. Бедро у меня нормальное, оно служило мне верой и правдой долгие годы, но сделано оно не из дуба, а тяжелые ботинки у Валентино были с металлическими накладками на носках. Мне очень не везло в эту ночь. Яблонский помог мне доковылять до соседней комнаты. Я остановился в дверях, оглянулся на ухмылявшегося Валентино и на Ларри и занес их обоих в свой маленький черный список.

Мы провели в этой комнате около десяти минут. Яблонский и я сидели в креслах, наркоман прохаживался с пистолетом в руке, надеясь, что я пошевелю хотя бы бровью. Ройал небрежно присел на стол. Все молчали. Потом пришел дворецкий и сообщил, что генерал хочет видеть нас. Мы все пошли обратно.

Валентино снова стоял там же, но мне удалось войти в библиотеку, не получив пинка. Возможно, он отбил ногу, но я знал, что это не так — Ройал приказал ему меня не трогать, а Ройал своих приказаний дважды не повторял.

С того времени, как мы покинули библиотеку, обстановка несколько изменилась. Девушка все так же сидела на стуле у камина, наклонив голову, и огонь бросал блики на ее косы цвета спелой ржи, но Вайленд и генерал вели себя непринужденно, спокойно, с доверием друг к другу, а генерал даже улыбался. На столе лежало несколько газет, и я подумал, не имеют ли эти газеты с крупными заголовками на первых полосах — «Разыскиваемый убийца убил констебля и ранил шерифа», и моими портретами, на которых я был красивее, чем в жизни, отношения к возникшему между ними доверию. Как бы подчеркивая изменения в обстановке, в библиотеку вошел лакей, неся поднос со стаканами, графином и сифоном с содовой. Это был молодой человек, но двигался он волоча ноги так, будто они налиты свинцом, и поставил поднос на стол с таким трудом, что, казалось, можно было слышать скрип его суставов. У него был плохой цвет лица. Я глянул в сторону, затем снова посмотрел на него и равнодушно отвернулся, надеясь, что на моем лице не отразилось то, что я внезапно понял.

Они явно читали книги по этикету: лакей и дворецкий точно знали, что делать. Лакей принес напитки, а дворецкий обнес ими присутствовавших. Он предложил девушке «шерри», каждому из четырех мужчин, подчеркнуто обойдя наркомана, виски и остановился передо мной. Я посмотрел на его волосатые запястья, затем на его перебитый нос, затем на генерала. Генерал кивнул, поэтому я посмотрел на серебряный поднос. Гордость говорила «нет», а великолепный аромат янтарной жидкости, налитой из треугольной бутылки, говорил «да», но гордости пришлось выдержать голод, мокрую одежду и побои, поэтому аромат победил. Я взял стакан и глянул через него на генерала. —  Последний стаканчик для осужденного, да, генерал?

— Пока не осужденного. — Он поднял свой стакан. — Ваше здоровье, Толбот.

— Очень остроумно, — насмешливо произнес я. — Как это делается во Флориде, генерал? Травят цианидом или поджаривают на стульчике?

— Ваше здоровье, — повторил он. — Вы не осуждены и, может быть, никогда не будете осуждены. У меня к вам предложение, Толбот.

Я осторожно опустился на стул. Ботинок Валентино, должно быть, повредил какой-то нерв, и мышца бедра непроизвольно дергалась. Я показал на газеты:

— Я так понимаю, что вы читали газеты, генерал, поэтому в курсе всего, что случилось сегодня, и знаете обо мне всё. Какое предложение может сделать такой человек, как вы, такому человеку, как я?

— Весьма привлекательное. В обмен на маленькую услугу, которую, я надеюсь, вы мне окажете, предлагаю вам жизнь.