— Но мы же еще не заключили контракт, — сказала Надя.

— И вот сейчас я задумался, реально ли это нам нужно, — сказал я.

— Из-за того, что я обиделась на слова Оксаны? — Надя распахнула глаза до возмущенно-круглого состояния.

— Эх, вот если бы я был злокозненным манипулятором, то сейчас бы обязательно сказал, что да, из-за тебя! — засмеялся я. — Решил, что ты слишком слабая для мировой известности, раз истеричные вопли несостоявшейся жены нашего басиста приняла так близко к сердцу. А что будет, когда на вас польются волны настоящего хейта?

— Хейт — это ненависть по-английски? — уточнила Надя.

— Типа того, — кивнул я. И снова подумал про эффект бабочки. И что я совершенно безответственный путешественник во времени. Мои жаргонные словечки, принесенные из двадцать первого века, довольно легко прилипали к тусовке, меня окружающей. Был бы писателем, обязательно сочинил бы антиутопию о том, как несвоевременно появившееся и распространившееся слово «вайб» привело к гибели человечества и наступления эры постапокалипсиса, в которую мир бы заполнили разумные осьминоги.

— Эй? — Надя помахала у меня перед лицом ладонью. — Ты где-то витаешь?

— Думаю о разумных осьминогах, — усмехнулся я. — А ты все еще не ответила на мой вопрос.

— Ты прав, а я — нет, — сказала Надя.

— Так, теперь поясни, — прищурился я.

— Я по-тупому разнылась, — дернула плечом Надя. — Я пою в лучше группе в мире, а у Оксаны — короткие ноги и толстая жопа.

— Вроде не такая уж и толстая, — засмеялся я.

— Да пофигу! — махнула рукой Надя, к которой как по волшебству вернулся ее всегдашний самоуверенный апломб альфачки-старшеклассницы. — Она просто крыса неблагодарная… Хотя нет, крысы довольно миленькие, у них такие носики, усики… Как ты там сказал? Разумные осьминоги?

Надя пошевелила пальцами, пытаясь изобразить движение щупалец.

— Вот да, осьминог, — сказала она. — Или нет, каракатица! У нее же тоже есть щупальца?

— Народ, а что сидим-то? — в дверях кафе появился Вадим. — Уже пятнадцать минут, как настало два часа, а вы тут сидите! Нам еще работать и работать с вами! Мальчика нашли что ли за вами бегать? Марш в студию!

И наш мушкетер обвел «ангелочков» грозным взглядом, в котором искрились смешинки.

— Ого, сколько здесь народу… — сказала Ева, оглядев казенный холл загса. И даже сделала шаг назад, будто пытаясь убежать. — Может, в другой день придем, а?

— Думаешь, сегодня день аномальной активности? — усмехнулся я. — И в другой день будет меньше народа? А кто последний заявление подавать?

— А вы женитесь или разводитесь? — сварливым голосом спросила тетка с картонной папкой в руках.

— Женимся, — сказал я. Мы с Евой переглянулись и синхронно хихикнули. Будто мы два подростка, затеявших что-то нелепое. На какое-то мгновение мне даже показалось, что нас сейчас выгонят из этого серьезного заведения.

— За нами будете! — командным голосом объявила полноватая дамочка средних лет с копной обесцвеченных кучеряшек, обтягивающей джинсовой юбке и розовом свитерке.

— А вы тоже женитесь? — спросила Ева, бросив взгляд на сидящего рядом с дамочкой унылого дядьку в сером костюме и с протокольным лицом не то бухгалтера, не то еще какого счетовода.

— Вот еще! — фыркнула дамочка. — Мы разводимся!

— А разве нам тогда не в разные кабинеты? — спросил я.

— Все заявления подаются в порядке живой очереди! — прокричали из приоткрывшейся двери словно в ответ на мой вопрос.

— До меня вчера так очередь и не дошла, — доверительно сообщил нам с Евой невысокий дедок с козлиной бородкой. — Сегодня я вот пораньше пришел!

Сидячих мест ожидания в маленьком холле районного загса не было, так что мы, как и половина посетителей, подперли стену и приготовились к скучному ожиданию.

— Я почему-то думала, что в загс только жениться приходят, — прошептала Ева. — Ну или разводиться.

— Да ну, загс много чем занимается, не только женит и разводит, — засмеялся я.

— И чем еще? — все так же шепотом спросила Ева. — Вот этот дед, как думаешь, зачем пришел?

— Мало ли, — я пожал плечами. — Может, свидетельство о смерти бабки оформить, а может за справкой какой.

— Ой, точно! — Ева спрятала лицо в ладонях. — Мне так стыдно! Уже вроде не маленькая, а таких простых вещей не знаю. Почему нас этому всему в школе не учат, а?

— Чему конкретно? — спросил я.

— Ну, вот этому, — Ева обвела рукой все помещение, заполненное людьми по самую крышу. — Что делают в загсе. Как заплатить за горячую воду. Как получать всякие там справки… И прочие документы. Десять лет нас учат, а потом выпускают, совершенно не подготовленными к этой жизни.

— Думаешь, если бы в школе ввели уроки всей этой бюрократической премудрости, то их бы не прогуливали? — засмеялся я. — Заклеимили бы скучищей, отсиживали бы из-под палки, благополучно забыли бы, а потом возмущались, что их никто этому не научил.

— Ну, не знаю… — протянула Ева. — Мне кажется, я бы ходила на уроки охотнее, если бы у них было побольше связи с реальной жизнью. Как в акадмии, например. Там легко учиться и все время хочется еще, потому что мы же реальных людей изучаем. А в школе… да и в универе по большей части, мы как в каком-то вакууме. Учеба отдельно, мир отдельно… Эй? Ты что, меня не слушаешь?

— Наоборот, очень даже слушаю, — сказал я. — Просто пытаюсь вспомнить… На уроках русского точно учили писать заявление, как сейчас помню. Там в шапке нельзя было писать «от», а слово «заявление» должно начинаться с маленькой буквы.

— Ой, точно, — сказала Ева. — Про заявления у нас тоже было.

— Милая, ты не подумай, что я с тобой спорю, если что, — я обнял Еву и притянул к себе. — Но вообще меня уже начали терзать смутные сомнения. Смотри, тут кроме нас явно нет влюбленных парочек. Может быть, мы с тобой какие-то правила не прочитали? И в загсе есть какой-нибудь специальный день, когда только парочки приходят?

— Как в поликлиниках младенцы по вторникам, ага, — фыркнула Ева. — Вон там доска с какими-то объявлениями, пойдем глянем, что там. А то вот будет стремно, если мы всю эту очередь отстоим, а нам в кабинете скажут: «Приходите вчера!»

📜 От автора.

✅ Цикл из 8 книг «Гридень»: XII век, Русь, князья воюют меж собой, сдабривая Землю-матушку русской кровью. Не гоже Русь изнутри терзать! Не зря меня судьба сюда забросила — мне и наряд держать.

✅На всю серию хорошая скидка: https://author.today/work/380161

«К бюрократии нужно относиться философски», — подумал я. Отошел на пару шагов назад, меланхолично подпер стену и погрузился в изучение содержимого картонной папки. Опытным путем мы проверили и выяснили, что именно у меня наиболее наплевательское из всех нас отношение ко всем этим очередям, проволочкам, «а что вы думали, когда не получили справку формы двадцать два-хэ?» А также протокольным рожам, синдромам вахтера и общей склочночти чиновничьего племени, с которым пришлось вступить в близкий контакт в последние дни лета. Собственно, все началось с нашей с Евой подачи заявления, а потом посыпались все остальные дела. Ну, не в смысле они, такие, набросились, потому что мы их не делали, а теперь они как снежный ком нас завалили. Просто мы же решили, что нам нужен «обезьянник», а для этого неплохо бы получить какое-нибудь подходящее помещение. Ну и всякие еще наши дела вывести из тени и превратить в легальные. Закрепить за нашими именами и… В общем, провернуть все эти мутные бумажные схемы, в которых дядя Слава Грохотов разбирался, а вот я — не очень.

Стоя в очередной очереди с очередными бумагами на подпись и печать, я на самом деле мысленно поаплодировал нашему не самому приятному другу семьи. Хорошо, что я не поленился потратить несколько вечеров на общение с ним и тремя школьными тетрадками. Сейчас, когда бюрократический забег явно близился к завершению, как и лето одна тысяча девятьсот девяносто второго, я должен был признать, что он реально очень полезный человек. Хрен бы я сам разобрался в этом всем. Бюрократическая машина девяностых — штука очень специфическая. Она досталась новой России в наследство от СССР, но коммунистическую партию, которая всем рулила раньше, от руля отодвинули. Все механизмы перекосило как попало, их начали как-то латать, переделывать и реформировать, попутно растаскивая и подворовывая то, что плохо лежит. А плохо лежало, в общем-то, все. Только одно было более ценное, и поэтому его пытались захапать более активно, а было то, что нахрен, по большому счету, никому не нужно было. Точнее, было не нужно тем, кто уже сообразил, что так можно.