– Товарищ Петров? – голос его был спокойным, чуть насмешливым, будто он заранее знал, кто перед ним, но решил удостовериться для проформы.

Я шагнул ближе.

– Да.

– Гавриил Захарович Мещерский. Председатель Нижнелесовского горисполкома.

Я приподнял бровь.

– Сам глава города встречает командированного сотрудника милиции? За что же я такой чести удостоился?

Нет, я, конечно, предполагал, за что, но позволил себе немного слукавить. Посмотрим, что он скажет и как.

– А как же! – он усмехнулся. – Гость из Москвы – у нас редкость. А уж такой человек, как вы, товарищ майор, – это вообще событие. Знаем, знаем ваши подвиги, газеты читаем, телевизор смотрим.

– Мой прилет – событие?

– Конечно! Вас вон вся страна знает. Ваши дела, статьи в «Огоньке», передовицы в «Известиях»… Настоящий советский герой.

Я только задумчиво кивнул. Комплименты меня никогда не впечатляли, а вот намерение того или иного чиновника их делать – уже вопрос.

– Садитесь, пожалуйста, прошу, по дороге поговорим.

Я сел на заднее сиденье, рядом плюхнулся сам Мещерский. За рулём сидел водитель, молчаливый мужик с грубым лицом, закатанными рукавами и натруженными руками.

Машина плавно тронулась.

За окном проплывали обшарпанные пятиэтажки, магазины с потускневшими вывесками, деревянные домики с палисадниками, где вдоль заборов сушились простыни. На центральной площади возвышался памятник Ленину с вытянутой в светлое будущее рукой, а над городом торчали трубы завода.

– Город у вас небольшой, – заметил я.

– Ага, столицы из нас не выйдет. Но живём. Не жалуемся.

– И фабрики-заводы у вас, смотрю, есть?

– Конечно. Главный у нас – Нижнелесовский текстильный комбинат «Красная нить», – заговорил Мещерский, глядя вперёд, на дорогу. – Основан в тридцать втором, ещё при первой пятилетке.

– Что выпускает? – спросил я, будто не знал.

– Ну, войну работал на армию, потом шил форму для железнодорожников, милиции, фабричных. Сейчас выпускают ткани – ситец, бязь, мешковину, спецовку, постельное бельё.

– Замечательное предприятие, – кивнул я, раздумывая, как далеко зайдет чиновник, рассказывая про «Красную нить», я-то подготовился и прочитал о городе и предприятиях все, что смог быстро нарыть.

Конечно, на бумаге всё красиво. А на деле… дефицит сырья, перебои с хлопком, постоянные недостачи. Руководство комбината давно научилось выкручиваться. Накладные подделывают, браковку занижают, списанное сырьё уходит налево. Чёрный рынок живёт за счёт таких вот фабрик. Ну и деньги там, соответственно, водятся…

– Передовик! Орденоносное, понимаете ли, предприятие. Гордость области, можно сказать. Вон, ещё при Хрущёве фабрика Орден Трудового Красного Знамени получила – за выдающиеся успехи в развитии лёгкой промышленности. Потом, в семидесятых, ещё удостоились Ордена Дружбы народов – за работу на экспорт, поставки в братские страны. Между нами говоря, чисто для галочки, конечно, но звучит красиво.

Я усмехнулся и кивнул:

– Сейчас, наверное, нелегко?

– Наоборот. Новая эпоха, новые веяния…

Я скользнул по нему взглядом.

– Да? Это какие?

– А вы разве не в курсе? Обязательный госзаказ сократили на треть. Почти везде так. Теперь комбинат может работать на хозрасчёте и часть продукции реализовывать по рыночным ценам, – с довольным видом пояснил тот.

– То есть поднимать цены?

– Именно.

– Директор фабрики – кто? – спросил я будто бы из любопытства, на самом деле про директора я тоже кое-что узнал. Не совсем как из жизни замечательных людей.

– Даур Вахтангович Шамба, – ответил Мещерский. – Человек деятельный, честный… Он, кстати, сегодня проставляется. Неформальный банкет, так сказать, устраивает. И от его имени я уполномочен вас пригласить, Андрей Григорьевич.

Я задумался. Машина плавно затормозила у гостиницы, но Мещерский не спешил глушить двигатель.

– Ну так что, Андрей Григорьевич? Заскочите со мной? Я вас подожду здесь, вы пока заселяйтесь. Мероприятие камерное, для своих. Посидим, выпьем, обсудим. Заодно с нужными людьми познакомитесь, – он усмехнулся. – Ваша работа, я так понимаю, как раз про это.

– Не совсем, – улыбнулся я. – Я здесь как проверяющий по предписанию, но моя цель в другом. Выяснить, куда у вас тут люди пропадают. Бесследно.

Я глянул в окно, на небо, будто не сказал ничего такого.

– Ой, ну что вы такое говорите, брехня это все, сами убедитесь скоро… Краснова эта, бурю в стакане подняла, а еще учительница. Наша вина тоже есть, не углядели, панику допустили. Ну, сгинули два-три бичка в лесах, так что ж – всегда так было. Они там летом ягоду для рынка собирают, теряются частенько, леса у нас глухие.

– Ну вот я как раз это и проверю, Гавриил Захарович, мне в ГОВД надо, – возразил я, потянувшись к дверной ручке.

Мещерский посмотрел на меня так, будто услышал нечто удивительное.

– В ГОВД? – переспросил он, приподняв брови. – Да оно уже закрыто.

– Милиция работает круглосуточно, – напомнил я, нахмурившись.

Мещерский рассмеялся.

– Работает, конечно. Дежурная часть бдит, дежурная опергруппа на месте. Но что вы от них-то хотите? Все кабинеты закрыты, оперативники, инспектора по домам, руководство – тем более. Никто вас там сейчас не ждет, поверьте.

Я молчал, понимая, что он, в общем-то, прав.

– Утро вечера мудренее, товарищ Петров. Тем более, начальник милиции как раз и будет на банкете, – продолжил он, хитро прищурившись. – С ним там и поговорите. В неофициальной обстановке, без бумаг, без лишних ушей. Иногда так даже лучше.

Я ещё раз глянул на здание гостиницы. День был длинный, усталость наваливалась.

– Ладно, – сказал я, распахивая дверцу «Волги», – ждите меня здесь, я сейчас заселюсь, оставлю чемодан и вернусь. Только в магазин заедем по пути, я коньячок куплю, не хочу с пустыми руками.

– Вот это по-нашему, – довольно ухмыльнулся Мещерский. – Только коньяка в магазинах наших вы не найдете, у нас не столица. Но есть одно местечко, заскочим.

Я вышел из машины и стал подниматься по ступенькам гостиницы. А городок не так прост, как кажется. Я это чувствовал, а чуйка меня никогда ещё не подводила…

Девятиэтажное здание гостиницы возвышалось над небольшой площадью с простеньким одноструйным фонтаном, словно памятник. На его фасаде – огромные мозаики: колхозницы с корзинами спелых яблок, улыбающиеся рабочие в комбинезонах, тянущие то ли провода, то ли трубы (в общем, что-то однозначно индустриальное) к светлому будущему.

У входа, под массивным бетонным козырьком, висел барельеф Ленина, а по бокам от дверей стояли ещё и бронзовые факелы. Над ними текст, выложенный мозаикой из красных стекляшек: «Слава труду!» и «Пятилетка в четыре года!». Надписи уже запылились и немного поисцарапались, но пока ещё впечатляли. В СССР любили строить огромные гостиницы в малых городах. Такие сооружения становились центром – не только на карте города, но и в его жизни. Сюда приезжали командировочные на совещания, съезды и конференции. А местные смотрели на здания снизу вверх – как на символ новой, урбанистической эпохи.

Двустворчатые высоченные двери гостиницы открылись с тихим скрипом. Внутри пахло старым лаком, дешёвыми духами и выцветшими коврами.

Администраторша за стойкой – строгая женщина лет пятидесяти с идеальным начёсом на голове – окинула меня взглядом с головы до ног. Её лицо напоминало тех самых передовиков с заводских досок почёта – собранная, неулыбчивая, с легким оттенком брезгливости ко всему, что нарушает заведённый порядок.

Она дежурно поздоровалась, взяла мой паспорт, пролистала страницы, сверилась с журналом и, едва заметно вздохнув, протянула ключ.

– Ваш номер – 113, – голос звучал бесцветно, ведь она повторяла эти слова десятки раз за день. – Двухместный, но больше никого не подселим. Одноместные заняты.

Я кивнул, расписался в книге постояльцев, забрал ключ – тяжёлый, с крупной латунной табличкой, на которой выдавлены две единички и тройка, – и направился по коридору. Номер был самый обычный. Сероватый сумрак плотно засел по углам, но я поспешил включить свет. Лампа под потолком вспыхнула тусклым жёлтым светом.