— Ради чего всё это?

Миазм ненадолго замешкался:

— У Вылко была великая благая цель. Он сильнее уверовал в неё, когда познакомился с твоей мамой. Когда гулял с ней по миру полых. Вылко был разбит после того, как его отец открыл тайну рода Инецгоев. Решившись на рискованную вылазку, поддавшись юношескому бунтарству, он застрял на чужой стороне Пелены. Мир полых высушивал его, всюду казались враги. И представь изумление, когда из промёрзлой толпы она вышла к Нам, — человек в маске резко оборвал голос. Он схватился за горло. — Нет! Софья вышла только к Вылко. Она предложила помощь, но даровала и надежду. Вылко в её глазах увидел край волшебный и добрый, какой не сыщешь в двух мирах. Лев, тогда МЫ полюбили… — его голос вновь надорвался. — Я! Только я полюбил её, Лев! И мы погубили её! Уже тогда человек, который звался Вылко, носил маску. Мы показали ей мир чаровников, но ей пришлось бежать.

— Почему ты не пришёл к нам, когда мы так в тебе нуждались? — потребовал Лев. Он намеревался узнать, во сколько оценил его отец.

— Прости, не время. Если мы понесём сегодня поражение, то с подобным знанием ты будешь в смертельной опасности.

Миазм протянул Льву мирно мерцающий янтарь, он не отводил взгляд от разноцветной тесьмы. Память вновь вела его в мир полых.

Вдруг чёрно-белая граница маски пошла рябью.

— Возьми, — нетерпеливо попросил Вылко. — Умоляю.

Когда янтарь оказался в руках мальчика, он посмел.

— Ты убил янтарём? Своего отца? Из-за этого наш род прокляли.

— Нет, Лев. Не верь в ложь, распускаемую врагами. Дабы надеть маску необходим был сложный ритуал, и только у янтаря хватало столько мощи. Вылко убил самого себя.

Миазм подставил иссохшую ладонь под свет янтаря. Глубоко в его коже сидела янтарная «заноза».

— Пальцы едва слушаются. Я даже подумывал отрезать себе руку. Зажать в тиски и отрубить, ведь она напоминает мне о Софье. Потеря руки — это крохотная часть того, что я заслужил, бросив её… вас.

Камень с ростком откликался на малейшее мановение бледной руки Вылко.

— Ныне это наша связь с тобой. По ней мы найдём тебя везде.

— Не уходи.

— Так нужно, сын. Настал переломный час в теневой войне. От сегодняшнего победителя будет зависеть судьба будущих поколений чаровников и судьба твоего родного мира. Не доверяй Кагорте. И Киноварному, тот играет в свою игру. Сдаётся мне, именно он пригласил в Трезубец кромешников.

Миазм отступил от Льва, ушёл из-под сияния янтаря. Он растворился во тьме, виднелась лишь белая часть маски.

— Оставайся здесь. Ему нужен присмотр, — Вылко указал на лежащего Аскольда.

Когда Лев отвел взгляд от вспышки, то увидел, что белый полумесяц маски исчез.

— Ты так похож на маму, — слова принесло лёгкое дуновение.

Лев горько усмехнулся:

— Мама не хотела, чтобы я походил на тебя.

— Да, так будет лучше. Помни, я сильно любил её. И, несомненно, полюбил бы тебя. Я видел твоих друзей, готовых рискнуть ради тебя. Видел, как ты храбро бился в поединке. Прошу тебя, не меняйся. Как же мне жаль пропущенных лет…

Ветер резко утих. Где-то в темноте, запертые в одном сосуде, боролись две сущности. Древний бесчувственный разум и разорванная на клочья личность Вылко Инецгоя. Связь янтаря и его осколка позволила мальчику заглянуть в чувства отца. Будто сквозняк колыхнул занавеску в окне комнаты, и Лев мельком увидел внутри картину своей мамы. Она молодая в объятиях любимого мужчины, чьё лицо утопает в её волосах.

Лев закрыл глаза ладонями, пытаясь сдержать слёзы. Чувства, копившиеся с последнего дня в Санкт-Петербурге, вырвались наружу. Мальчик пытался подавить в себе нечеловеческий вой, но с таким успехом можно загородить путь лавине.

Всю осознанную жизнь Лев грезил о сегодняшней встрече. На скудельнице его не убедила пустая могила. Он ощущал, что его отец жив, и эта связь не была связана с янтарём.

Спустя какое-то время мальчик успокоил дрожащие руки и попытался устроить Аскольда удобнее, укутав его в подаренный Баженой плащ. Вина за его состояние, казалось, засела в трубочисте навсегда. Её не облегчила память о месяцах вражды. В их драке с миазмом казалось, что ненависть и предрассудки пропали.

Было душно, и Лев скинул снаряжение с себя и с Аскольда. Кроме щит-перчатки — она при случае послужит щитом. В глухой темноте некстати закладывалась мысль о запасах воздуха. Вся община Собора и его гости заперты во мраке и сейчас с остервенением поглощают кислород. Что, если Вылко не вернётся, и они все задохнутся?

— Помогите! Нам нужна помощь!

Лев кричал, вопил и рычал, пока не разошёлся в кашле. Его горло не стерпело. Охрипший он вновь навис над пропастью безнадёги. Янтарь робко подмигнул ему, напомнив о себе.

— Молния быстрее грома.

Лев поднял над головой блюститель и прикрыл Аскольду глаза. Всполох жалостно простонал.

— Потерпи немного… Гори!

Янтарь, подпитанный болью и разочарованием, полыхнул светом звезды. Короткая вспышка осветила пустое пространство на сотни метров.

— Нас обязательно заметят, — заверил Лев Аскольда. — Не может это место быть бесконечным.

Спустя долгое время односторонней беседы мальчик убеждался в ином. Он реже зажигал янтарь, и его сковывал холод в то время, когда неподвижный Аскольд будто горел. Лев понимал, что не сможет долго изображать маяк. Какой бы мощный ни был блюститель в руках, мальчик не обучен черпать энергию из разломов в пространстве. Он сам являлся источником. И когда свету янтаря становилось всё труднее выгрызать место у тьмы, то это означало, что его запасы на исходе.

Лев обхватил Аскольда, чтобы согреться, когда на границе зрения появились светлые крапинки.

«Галлюцинации», — решил мальчик.

Кто-то надрывными голосами кричал его имя.

Лев с трудом разлепил веки. К нему тянулись множество руки, и он прижался сильнее к Аскольду.

— Лев, успокойся. Это же мы. Наконец-то вы нашлись.

Вий, Клим, Пимен и Дым в самом деле окружили трубочиста. С мягким жаром в руках к ним спешила Есения, а рядом Зоря с ежом в руках.

— Мёртв? — Вий схватился за свои кудри. — Он трогал твой янтарь?

Лев покачал головой, в ушах отголоском звучал крик Аскольда.

— Отец сказал, что никто не вылечит Аскольда. Он останется таким до конца.

— Останется таким… — с ужасом повторил кучерявый вьюн. — Подожди-ка! Это отец тебе так сказал?

— Человека в чёрно-белой маске зовут Вылко Инецгой. Мы хотели обезоружить его, но Миазм напустил на Аскольда черную щупальцу.

— Так тут был и тип в зелёной маске? — Сорока опасливо озирался в темноту.

— Тот Миазм сидит в голове моего отца.

Есения охнула и прикрыла рот свободной рукой. В другой руке у неё переливалось перо жар-птицы.

— Понятно, — Вий встряхнул кудрявой шевелюрой. — Прости. Ничего не понятно, но нам нужно выбираться отсюда.

— Самое время, — сказала Зоря. В её руках ёж беспрестанно елозил. — Хлюпику не терпится выбраться, когда выход близок.

Все согласились на продолжение пути, но никто не соизволил объяснить Льву, почему ими командовал ёжик.

Клим, Дым и Вий подхватили Аскольда. Есения положила руку Льва себе на плечо и помогла ему подняться.

«До чего же она тёплая», — подумал трубочист.

Он с трудом подавил желание обнять её, уткнуться в золотистые волосы, словно в подушку. Хорошо, что Пимен подхватил его с другой стороны.

— Чем от тебя пахнет? — насторожился Лев.

— Духом высшего света, — с готовностью ответил Сорока. — Лучшие духи прямо с моста Тимура. Хотел быть сегодня неотразимым. На Оплоте нынче в фаворе такой запах. Княжна не даст соврать.

— Отвратительно, — нескромно сказала Есения.

— Твой запах мешает Хлюпику, — холодно упрекнула Зоря, и ёж в её руках хрюкнул. — Идите позади.

— Не ожидал от тебя такого, Хлюпик, — поник Сорока. — Так и быть, прошу тебя, если выведешь нас на свободу.

— Как? — поинтересовался Лев.