В следующий момент Зуб вздрогнул. Сначала крыша начала трястись, затем вибрация стихла и уступила место глубокому ритмичному гулу. Трубы зашипели, и в воздух вырвались тучи пыли.

– Пришло время, – сказал шаман, – идти на войну.

В кромешной темноте нечем было смерить ход времени, кроме звонких капель воды в глубине коридора и тошнотворного запаха из соседней камеры.

Рэйчел перестала звать Дилла.

Обняв колени, она сидела на мокрых камнях, вздрагивая при каждом падении капли и стараясь ни о чем не думать. Сидеть тихо. Стоило только шевельнуться, как оковы безжалостно впивались в ногу, а синяки и ссадины начинали болеть с новой силой. Горло распухло, желудок свело от голода. Тарелку мяса Рэйчел швырнула вслед тюремщикам вместе с отчаянными проклятиями. Никто так и не пришел подобрать тарелку. Кувшин с водой опустел. Рэйчел хотелось пить. Карнивал тоже. Ангел пила первой.

Поначалу спайн пыталась сфокусироваться, унестись мысленно из темной камеры к туманным лесам Шейла, к холмам Клуна, усеянным игрушечными, словно из детской сказки, белыми домиками и садами. Унестись к местам, о которых она грезила, еще будучи ребенком. Но мысли были неуловимы, словно дымок тонкой свечи на ветру. Каждый раз оковы тянули ее за ногу в темноту и сырость.

Рэйчел погасила фонарь, чтобы не тратить масла. Ей показалось, что в темноте промелькнула Карнивал. Может быть, просто обман зрения. Карнивал, нахмурившись, уже несколько часов сидела в тишине. Лишь дыхание, короткое, голодное дыхание слышалось из противоположного угла камеры.

– Карнивал?

Молчание.

– Сколько осталось?

Ангел процедила сквозь стиснутые зубы:

– Зачем мне тебя предупреждать?

Карнивал уже не удавалось полностью отстраниться от своего голода. Гнев наполнял ее вены. Карнивал сделалась замкнутой и раздражительной, готовой взорваться в любую секунду, словно сжатая пружина.

– День?

– Меньше. – Рэйчел обдало потоком воздуха, когда ангел расправила крылья, чтобы размять затекшие мышцы. Она громко вздохнула и прохрипела: – Еще раз попробуй прутья. Пробуй… изо всех сил.

Рэйчел неуверенно поднялась на ноги и на ощупь нашла решетку. Каждое движение причиняло телу нестерпимую боль. Цепь заскрипела по каменным плитам. Рукой Рэйчел нашла прут и попыталась плечом протиснуться в узкий зазор. Она взвыла от боли.

Толстые металлические прутья не поддавались.

Задыхаясь, Рэйчел повалилась на колени.

– Безнадежно. – Она ударила кулаком по решетке.

Дыхание Карнивал заметно участилось.

– Зачем? – спросила Рэйчел. – Зачем оставлять нас так? Если они хотят посмотреть, как ты меня прикончишь, чего они ждут?

– Не они, – прошипела Карнивал. – Оно.

– Ульсис?

– Не знаю! – взорвалась Карнивал. – Заткнись! Закрой рот!

Рэйчел поднялась на ноги и снова попробовала протиснуться через прутья, обеими ногами упершись в каменный уступ. Она задыхалась при каждом движении.

Ничего не выходило.

Выбившись из сил, Рэйчел опустилась на пол.

– Если бы мы вдвоем…

Карнивал зарычала.

– Помоги мне!

Рэйчел услышала движение, скрип цепи, и внезапно рука крепко сжала ее запястье.

Но как она?…

– Не смей, – прошипела ей на ухо Карнивал, – приказывать мне.

– Ты делаешь мне больно.

– Да.

У Рэйчел перехватило дыхание. Темнота казалась непроницаемой, наполненной ненавистью и злобой. Спайн потянулась за мечом, но вспомнила, что они забрали все: ножи, дротики, яды. Даже бамбуковые трубки. Без оружия девушка почувствовала себя совершенно обнаженной.

В конце концов ангел расслабила руку. Цепь заскрипела и поползла в дальний угол камеры.

– Можно задать тебе вопрос? – спросила Рэйчел.

– Нет.

– Ты когда-нибудь давала нищему крысу?

– Что?

– Забудь. – Рэйчел потерла распухшую лодыжку и продолжала: – Я говорю про слепого, про глюмана. Ты дала ему крысу и сказала, что это ягненок.

– Ты ему поверила?

– Нет… Я не знаю.

– Почему нет? – прорычала Карнивал. – Я и хуже делала. Убивала нищих, пьяниц и шлюх, богатых, солдат и детей. – И тихо прошипела: – Даже спайнов.

– Должно быть, ты совсем одинока.

Молчание.

– Поговори со мной.

– Думаешь, это тебя спасет? Ошибаешься.

– Отлично. – Рэйчел нащупала фонарь и повернула кремневое колесико. – Если ты меня все равно убьешь, я хотя бы насмотрюсь на тебя.

Загорелся свет, и тени, словно черные пальцы, поползли через коридор. Карнивал отвернулась, спрятав голову руками.

– Если ты отказываешься, говорить буду я.

– Мне плевать.

– До последней капли крови, пока не придет время?

Карнивал вздрогнула.

Рэйчел стало неловко за свою выходку. Она замолчала, пытаясь подобрать слова, чтобы начать разговор. Наконец проговорила:

– Мой отец был замечательным человеком. Это без сантиментов. Мать скончалась от неизвестной болезни, когда мне было восемь лет. В жизни так бывает.

– Заткнись! – зарычала Карнивал. – Думаешь, я буду слушать этот бред?

– Мне все равно.

Ангел замолчала и начала громко сопеть.

– Нашей семье принадлежит домик в Ивигарте. В саду растет тонкое дерево. Пруд зарос водорослями и ряской. Ничего особенного. В детстве я играла с детьми других офицеров. Мы воровали яблоки, мучили тетушек, заставляли малявок есть тритонов – детство как детство.

Карнивал сжалась в комок и спрятала лицо в коленях, обернувшись крыльями.

– Отца практически никогда не было дома: он участвовал в очередной опасной кампании военно-воздушного флота, сражался во имя Церкви и бога. Тебе вряд ли нравятся аэронавты?

Карнивал продолжала сидеть, не поднимая глаз.

– Он привозил с собой подарки. Мне кукол, а маме – вазочки с тальком из речных городов. Разноцветных солдатиков для Марка. Я любила сидеть у него на коленях и слушать истории про далекие земли. Базары Деламура, пустынные бандиты, торговцы драгоценностями из Рача, у которых рты разрезаны кинжалами. Он рассказывал про медиумов из дальних стран, которые протыкали себе губы щепками от виселиц и давали Дипгейту странные имена. – Рэйчел опустила плечи. – Больше всего на свете я хотела улететь вместе с ним. Хотела стать частью его историй.

Карнивал немного расслабилась. Судя по всему, ангел слушала.

– Когда спайны приняли меня, я ни секунды не сомневалась. Я стала спайном, потому что хотела, чтобы отец гордился мной, хотела пережить собственные истории – или разделить его жизнь. – Она молча посмотрела на оковы. – Поэтому я начала его ненавидеть.

– Потому что он не гордился тобой? – Наконец-то голос Карнивал звучал без злобы или ненависти.

– Нет. Потому что он забыл рассказать мне, что такое убивать. Он знал и ничего не сказал. Когда я вернулась из Нижних земель, между нами уже пролегла пропасть. Мы оба это поняли, но никогда не разговаривали об этом. Мы вообще потом мало разговаривали.

Карнивал задумалась, а потом с ненавистью сказала:

– Я это помню. – Пальцы дотронулись до шрама от веревки. – Мое первое воспоминание.

– Сколько тебе было лет?

– Не знаю! – Ангел задыхалась. – Я висела на цепи над пропастью, мешки с камнями привязали к ногам.

– Кто?

Ангел вздрогнула.

– Ты ничего не помнишь? Совсем ничего?

– Мое имя.

– Как ты вырвалась?

Внезапно холодная отстраненность Карнивал вернулась.

– Перегрызла веревку.

– Перегрызла? Боги… как?

– На это ушло четыре дня.

Рэйчел не знала, что сказать, и в камере воцарилась неловкая тишина. Рэйчел долго сидела, слушая равнодушную мелодию воды. Нужно бы снова попробовать пролезть через решетку, но девушка слишком устала. Поймет ли она, когда наступит конец? Увидит ли тот момент, когда защита Карнивал разлетится вдребезги и голод возьмет верх? А нужно ли это? Может быть, лучше просто заснуть, закончить все прямо сейчас?