Я Мы все равны пред Высочайшим Светом, Который дал нам, в прихоти своей, Несчётность ликов, светов и теней, Рассыпав нас, как краски пышным летом. Где больше правды? В дне, лучом одетом, Или в провале бархатных ночей? Я лев, и лань, и голубь я, и змей. Сто тысяч я пройдя, я стал поэтом. Меж мной и Высшим, чую, грань одна, Лишь остриё мгновения до Бога. Мгновенье – жизнь, мой дом. Я у порога. Хоть в доме, я вне дома. В безднах сна Понять, что в мире правда лишь одна, Есть в бездорожьи верная дорога. Живой и в смерти
Объят кольцом пустыни раскалённой, Где лик самума кажет жёлтый цвет, Оазис в изумрудный сон одет, С рекою голубой и в жизнь влюблённой. С зарёю дышит лотос умилённый, Качая в чаше синеватый свет, Папирус, лучший символ меж примет, Уводит в храм с колонною взнесённой. Там в золотистых звёздах потолок. Там дева-мать, вернейшая супруга, Вернула в жизнь растерзанного друга. Вздымаясь к Солнцу, обелиск высок. Семь тысяч лет твой мёд ещё не выпит, Живой и в смерти, сад богов, Египет. Четвёртый гимн Каирского папируса Привет Тебе, Ты милосердный, Владыка радости, сиянья и добра, Хвалю тебя хвалой усердной, Могучий Ра. Высокие ты носишь перья, Круговозвратную, как перевязь, змею, Ты день выводишь из преддверья, Тебя пою. Твоё явленье любят боги. Их два, высокие, все в пламенях, венца, Горят в лучах твои дороги, Им нет конца. Весь мир, в сияньи, в братстве дружном, Многообильные идут стада. Пора. Твоя любовь на небе Южном. Могучий Ра. На небе Северном отрада, Ты красотой своей пленяешь все сердца, Ты побеждаешь силой взгляда, Огнём лица. Единый лик, в звенящем гуде, Творец единственный, поток без берегов, Из глаз твоих возникли люди, Рот – сонм богов. Поля, и гнёзда птиц небесных, Луга, и малая нора, Тобою живы все, ты в зарослях древесных, Могучий Ра. Проснулась тихая личинка, Раскрыт просящий рот птенца, Тобой на стебельке озарена росинка, Ты жизнь яйца. Привет тебе от всех живущих, Один со множеством вседостающих рук, Исток для уст блаженно-пьющих, Всемирный звук. Все спят, но ты не спишь за гранью, Прядётся добрая для всех живых игра. И все твои – с благою данью, Могучий Ра. Первее всех горящий рано, От высоты небес до широты земной, Входящий в глуби Океана, Огонь родной. Тебе от каждой твари слава, Песнь величания от всех окрестных стран, Пред силой светлого устава Звучит тимпан. Твоё величество безмерно, Раскинул небо ты, тобой взнеслась гора, Ты вечно тот, чьё имя верно, Могучий Ра. Все боги чувствуют величье, И, волю давшего им жизнь в себе храня, Они ликуют, стая птичья, В лучах огня. Создатель дрогнувшей Вселенной, Отец отцов, и бог, родитель всех богов, Прими напев наш вдохновенный, Весь жемчуг слов. Ты, давший скрепу вечным осям, Ты, Зодчий, давший миг до завтра от вчера, Тебя мы сердцем превозносим, Могучий Ра. Цветозыбь Я видел лазурное облако, На небе окружно-оранжевом, Оно походило на пажити, Где только одни васильки. Был красный и жёлтый основою, Но лентою густо-лиловою Змеилось теченье реки. Блестя чешуёю сиреневой, Она протекала в отвесности Безмерным удавом, решившимся Измерить весь зримый простор. И в жёлтой пустыне молчания Нигде не вскипало звучания, Весь слух превратился во взор. Вблизи аметистов разбрызганных Взрастали стволы чернодерева, Качался на ветках эбеновых Вулканно-багряный расцвет. Навесы его лепестковые, Всё новые свесы и новые, Цветящийся гроздьями бред. Они разжимались как молнии, Спрядались в ковры огнебрызгами, Держались подолгу как радуги, Цвели воскуреньем зарниц. Но в странной пустыне молчания Нигде не дрожало звучание, Ни духов, ни зверя, ни птиц. Прошли бесконечности времени, Лазурное облако ширилось, Река уходила к безбрежности, Русло перешло на уклон. Вдруг даль с теневыми пределами Грудями зазыбилась белыми, И долгий возник перезвон. Два белые тела, две женщины, Одна как заря, златокудрая, Другая с полночными косами, Но обе одеты в века. И в бешеный вихрь, вереницами, Псалмы полетели за птицами, И брызгала кровью река. |
