Южнее Курска части Воронежского фронта, Степного военного округа и Юго-Западного фронта получили задание после завершения оборонительной фазы приступить к осуществлению операции «Полководец Румянцев». Эта операция, получившая имя одного из русских фельдмаршалов XVIII века, имела своей первой целью повторный захват Харькова. В дальнейшем советские войска должны были продвигаться дальше на юго-запад и выйти на Днепр. Советское руководство надеялось, что Красной Армии до осени 1943 года удастся освободить большую часть территорий, которые по пакту Гитлера — Сталина с 1939 года стали принадлежать Советскому Союзу.
Но вначале требовалось выдержать немецкое наступление на Курск и нанести немецким войскам ощутимые потери на оборонительном этапе. Отсрочки немецкого наступления вызывали у советской стороны все большую нервозность. К середине мая Воронежский фронт достиг значительного материального потенциала: тогда у него уже было в распоряжении по сравнению с положением на 1 июля — три четверти танков и девять десятых солдат. Генерал Ватутин, командующий Воронежским фронтом, тогда еще раз предложил не ожидать немецкого удара, а превентивно атаковать немцев. Здесь мог сыграть свою роль тот фактор, что в конце апреля командующие Центральным и Воронежским фронтами доложили в Ставку о том, что задачи по подготовке к оборонительной фазе полностью выполнены. В действительности до середины мая был готов только первый армейский оборонительный пояс, а все остальные еще находились в процессе строительства. В начале июня была установлена лишь половина из запланированных мин. Собственное наступление казалось Ватутину меньшим риском по сравнению с отражением немецкой атаки на неподготовленных оборонительных позициях. Тем самым Ватутин оставил Сталину дверь открытой. Ведь и сам диктатор постоянно высказывался за скорейшее начало собственного наступления. Но и сейчас, как и в середине апреля, маршалу Жукову удалось снова убедить Сталина, что гораздо лучше отразить немецкое наступление, нанести потери немецким подразделениям и затем провести контратаку против сильно ослабленного противника. Жукова поддержали генерал-полковник Алексей Антонов, начальник главного оперативного управления советского Генштаба, а также генерал Рокоссовский, командующий Центральным фронтом. Возражения Рокоссовского против превентивного наступления были обоснованы тем, что его фронт в середине мая имел меньше половины танков по сравнению с началом июля. Однако у него уже были в наличии три четверти орудий и минометов и другого вооружения, необходимого для обороны.
За последующие семь недель советские фронты получили достаточно времени для дальнейшего пополнения и завершения строительства оборонительных сооружений. Кроме этого, советское командование постоянно получало новости о немецких приготовлениях и достаточно хорошо могло оценить приблизительный срок начала немецкого наступления. 2 июля 1943 года Сталин выслал извещение командующим Центральным и Воронежским фронтами о том, что начало немецкого наступления ожидается между 3 и 6 июля 1943 года. Тремя днями позднее, 5 июля, началась операция «Цитадель» и Курская битва.
«Как следует из многих источников, противник давно ожидает немецкое наступление в направлении Курска»[106]. — Разведка и шпионаж перед операцией «Цитадель»
Откуда советское руководство с самого начала получило информацию о намерениях немцев атаковать Курскую дугу? Об этом в литературе о Курской битве начиная с 60-х годов имеется много предположений. Пауль Карл Шмидт, тогдашний пресс-секретарь рейхсминистра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа, развернул широкую дискуссию на эту тему, когда он в 1966 году под псевдонимом Пауля Карелла издал свой бестселлер «Выжженная земля». В этой книге он утверждал, что немецкий шпион Рудольф Роеслер снабжал из Швейцарии советское руководство первоклассной информацией о подготовке к операции «Цитадель». Источником Роеслера являлся высокопоставленный офицер с кодовым именем «Вертер», входивший в ближайший круг Гитлера. Шмидт не захотел выдавать имя этого «Вертера», и на тему, кто бы это мог быть, развернулись широкие дискуссии. Рихард Геллен, начальник отделения иностранных сухопутных армий Генштаба, а позднее начальник службы разведки ФРГ, заявил в 1971 году в своих мемуарах, что секретарь фюрера Мартин Борман был «выдающимся информатором и советчиком для Советов» и после войны под другим именем продолжал жить в Советском Союзе[107]. В действительности Борман не пережил закат Третьего рейха: при попытке выхода из охваченного боями Берлина он был либо убит 2 мая 1945 года, или же совершил самоубийство. Его останки были обнаружены в 1972 году при производстве дорожных работ.
Уже в то время появились серьезные сомнения в правдивости истории про супершпиона, который в значительной мере способствовал провалу операции «Цитадель». Журналист и военный историк Вильгельм фон Шрамм в опубликованной в 1967 году книге «Предательство во Второй мировой войне» писал, что сообщения «Вертера» для советского руководства не имели той важности, которую им приписывают. В этом же году Шрамма поддержал его коллега и эксперт по секретным службам Герт Буххайт, справедливо отметивший, что Курская дуга предлагала такие очевидные предпосылки для проведения наступательной операции, что выдача секретов оперативного планирования была особенно и не нужна. При этом Буххайт ссылался на сообщение иностранной службы ОКХ от 26 марта 1943 года. В нем говорилось, что японский военный атташе в Хельсинки от своего агента в Москве узнал, что Красная Армия подтягивает имеющиеся наличные резервы «на угрожаемый нашим (то есть немецким) наступлением, участок фронта за Курском и Донцом»[108].
Британское военное министерство 29 марта 1943 года получило сборник докладов о перехваченных немецких радиопереговорах за период с 18 по 26 марта 1943 года, из которых следовало, что немцы концентрируют в районе Харькова боевые самолеты. Британская разведка предположила два возможных сценария развития событий: или вермахт намеревается начать наступление от Харькова после завершения периода распутицы — а именно, приблизительно в последние недели апреля. Или немцы опасаются советского наступления в этом районе. Польский писатель-реконструктор Януш Пикалкевич сконструировал из этого и еще одного сообщения секретной службы целую сенсацию в своей книге «Операция Цитадель» Он утверждал, что британское военное министерство 22 марта 1943 года получило бесспорные доказательства о подготовке немцев к летнему наступлению на Курской дуге. Благодаря расшифровке переговоров летчиков люфтваффе удалось получить картину не только расположения немецких танковых дивизий в центральной части Восточного фронта и передислокации немецкого 4-го воздушного флота, но и узнать, что начало немецкого наступления запланировано на конец апреля. «Это важная информация», как пишет Пекалкевич далее, «была немедленно передана в Москву»[109].
Однако содержали ли расшифрованные переговоры действительно важную информацию? Нет, поскольку во втором документе, на который ссылается Пекалкевич, говорится: «из двух [немецких] сообщений о дислокации танков от 16 марта следует, что возможно пять или шесть танковых дивизий группы армий “Центр“ сосредоточены во 2-й танковой армии в районе Орла, а кроме них в группе армий “Центр“ в наличии осталось только две танковые дивизии. Можно предположить, что на этом участке немцы либо уже начали масштабное наступление или только собираются его начать, возможно с целью срезать выступ русского фронта между Орлом и Харьковым. При этом имеются сведения, что эти танковые дивизии имеют только 15-процентное оснащение в танках, однако это не точно»"[110]. То есть эти документы содержали информацию, которую Красная Армия могла получить самостоятельно, используя собственную воздушную и наземную разведку, а также радиоперехваты. Даже если англичане действительно передали эту информацию Советам, она не имела для них решающего значения.
