Чеслав умолк. В гостиной на несколько долгих секунд воцарилась глухая тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в камине. Затем Ренард, словно очнувшись от оцепенения, вздрогнул.

— Но тогда что… — ощутив, что голос немного сел, мужчина прокашлялся и, на миг коснувшись рукой горла, продолжил, — Что ему может быть нужно от меня? Если он… всемогущ, как ты говоришь, какую помощь я могу оказать ему?

— Всемогущество зиждется и на помощи других людей, — мягко, но вместе с тем назидательно сообщил Чеслав и, немного подавшись вперед, резко опустил фигуру на одну из клеток, — Шах и мат, Рене. Я, как обычно, выиграл, — и, словно дурачась, рыжий легко тронул пальцем вражеского короля, роняя его на доску, и продолжая говорить, — Кроме всего прочего, мне кажется, ты можешь быть интересен Рейниру и своим непокорным нравом. Даже при встрече ты был способен противостоять ему, а далеко не каждому человеку или даже не-человеку такое под силу.

Ренард, не сводящий взгляда с доски, тяжело сглотнул и предпочел перевести разговор в другое русло.

— Значит, говоришь… — медленно начал он, — Все люди, как эти фигуры? И кто же тогда ты на этой доске? Или я?

— Ты… ты, пожалуй, башня, — молодой человек в раздумье потер подбородок и, тоже опустошив кубок, поставил его на край стола, — Ты всегда идешь напролом, только вперед, только по прямой линии, тебя не интересуют пути обхода. Ну, а я…

— Ты тогда вот, — Рене перебил его, хватая двумя пальцами одну из фигур и поднимая ее на уровень глаз, — Это… епископ?

— Верно… То есть, название верное, но я пока не согласен с этим! — поспешил пояснить рыжий, — Почему ты думаешь, что я — это он? Может быть, я тоже башня?

— Ну, это вряд ли, — Ренард насмешливо фыркнул, — Ты как раз всегда ищешь пути обхода, Чес.

— Может, я министр? — Чеслав, с очень ясно видной в ярко-желтых глазах насмешкой, едва заметно прищурился. Губы его растянулись в загадочной и таинственной улыбке. Его собеседник и недавний оппонент, искренне удивленный, приподнял фигуру, известную в современном мире, как ферзь и, оглядев ее, поставил обратно.

— Ты же сказал, что это тот… который Рейнир. Быть может, ты король?

— Что ж, если ты полагаешь, что я ограничиваю себя и ищу, куда бы спрятаться — возможно, — на лице молодого человека возникла маска равнодушия, однако, сколь бы умело он не прятался за нею, было заметно, что сравнение с королем польстило ему, — Так что же, Рене, отвести мне тебя к Рейниру? Завтра, как ты верно подметил, истекает срок, обговоренным им, поэтому времени не слишком много.

— Я не знаю… — Ренард поднялся из кресла и, пройдясь по комнате, остановился перед камином, — Не уверен, что мне стоит знать, чего он от меня хочет. Вдруг это навредит Вику?

— Тогда тебе тем более следует узнать это, — Чес, внимательно следящий за собеседником, оперся ладонью о подлокотник, будто собираясь встать, — Подумай, Рене — если ты не сделаешь того, что ему нужно, он либо сделает это сам, либо поручит кому-то другому. И, если он планирует навредить мужу твоей сестры, то он все равно сделает это, но без твоего посредничества. А если ты примешь участие в этом, сможешь предотвратить беду… Так что же, мы едем? Если поедешь, обещаю никому не говорить о твоих крамольных словах, — желтые глаза весело блеснули.

— Каких еще крамольных словах? — Рене, растерявшись, оглянулся на собеседника через плечо, — Я вроде ничего подобного не говорил…

— Неужели? — улыбка рыжего стала коварной, — А кто же несколько минут назад сказал, что пешки лезут в короли? Его Величеству это может очень не понравится, если вдруг кто-то случайно сболтнет ему это.

— Хочешь сказать, что ты заложишь брата, сдашь его с потрохами псам короля? — Ренард, недоверчиво покачав головой, скрестил на груди руки, — Бога ради, Чес, это даже не смешно! Сейчас на каждом углу кричат о несостоятельности Хлодви́га, и никого не беспокоят эти крамольные высказывания.

— Да, но одно дело, когда об этом вопят бродяги, и совсем другое, когда так высказывается баронет Ренард Ламберт, — молодой человек пожал плечами и легко поднялся с кресла, — Довольно споров, Рене. Идем.

Ответ баронета Ламберта остался неизвестен. Дэйв, вероятно, посчитавший сцену завершенной, уверенно вновь перелистнул страницу реальности, и все вокруг замелькало, стираясь, путаясь и не давая узнать, какое же решение было принято одним из собеседников. Хотя, говоря начистоту, догадаться о том, что же все-таки выбрал Ренард, труда не составляло.

— Так полагаю, мы едем к Рейниру? — поинтересовалась девушка, переводя взгляд на только что перевернувшего реальность хранителя памяти. Тот быстро оглянулся на нее через плечо и вымучено улыбнулся. Татьяна нахмурилась. Лишь сейчас ее внимания неожиданно коснулся тот факт, что Дэйв выглядит далеко не лучшим образом. Даже Ричард, который иногда морщился от боли и потирал плечо, сейчас казался не в пример здоровее своего извечного спутника и друга.

Шатен был бледен до синевы и, хотя и стоял довольно твердо на ногах, похоже, находился уже где-то на пороге потери сознания. Пиджак, снятый им еще около холма, под ярким и безжалостным солнцем, все еще оставался не надетым, тело молодого человека прикрывала лишь тонкая ткань легкой рубашки, и на этой ткани сейчас очень явственно проступили красные пятна.

Эрик, заметив пристальный взгляд супруги на Дэйва, тоже обратил на него внимание и, увидев следы крови, неодобрительно покачал головой. На ум ему неожиданно пришло, что хранитель памяти в схватке с Чеславом пострадал ничуть не меньше своего хозяина, а при учете того, что в отличие от последнего, никакой помощи ему оказано не было, состояние его здоровья переставало быть загадкой и начинало внушать опасения.

Однако же, быстро глянув на, вне всякого сомнения, не замечающего ничего Ричарда, Эрик предпочел смолчать. Дядя его был человеком довольно сложным, предугадать его поведение, и мотивы его поступков было практически невозможно, посему нельзя было отрицать тот факт, что Ричард вполне мог все еще держать обиду на своего помощника и, в связи с этим, намеренно не замечать его состояния. Хотя, с другой стороны, такое поведение вряд ли было в характере благородного оборотня…

В любом случае, здесь и сейчас развивать этот вопрос было явно не время. Оставалось лишь верить и надеяться, что Дэйв выдержит и не потеряет сознания прямо среди гущи событий прошлого, иначе выбираться из памяти баронета Ренарда будет весьма затруднительно. Сам же хранитель памяти, между тем, сообразив, что кровь на его рубашке стала заметной, поспешил вновь натянуть пиджак.

— Полагаю, да, — произнес граф, отвечая на вопрос своей жены и медленно переводя взгляд с Дэйва на нее, а затем на Ричарда, — Так значит, получается, что Чеслав не солгал? Он и в самом деле твой брат?.. — на лице молодого человека отразилось величайшее отвращение, — А значит, и нам родственник… очередной.

— Все оборотни братья — так говорил он мне, — последовал несколько резковатый ответ, и Ричард сморщился, как будто его принуждали глотать горькое лекарство, — Я не знаю степени родства, связующей нас, если таковая вообще есть. В те времена он называл меня братом, а я считал его таковым, но братьями в том смысле, что ты и Роман, мы не были никогда. Мы родственники, да, но очень и очень дальние, тем более, что он, как, полагаю, понятно из его же слов, даже не француз. Он родился где-то в Литве, потом жил в Польше… Не знаю… Чеслав, говоря откровенно, вообще личность весьма загадочная и темная. Да и… малоприятная, — он негромко вздохнул, — На самом деле, я вот говорю, что мы были братьями, но сам понимаю, что считал так, похоже, лишь я. И заметно это даже в мелочах.

— Например? — экс-Венсен, который до сей поры некоторое время созерцал мешанину красок, сопутствующую изменению картины памяти, да поглядывал с беспокойством на Дэйва, перевел взгляд на Ричарда. Тот пожал плечами.

— В игре в шахматы, в этот его обожаемый «эшек». Я не заметил тогда, да и по понятным причинам не вспомнил сейчас, когда Дэйв вернул мне память, а вот со стороны увидел… Он же смухлевал на последних ходах. Сходил два раза подряд, не дал мне возможности оценить ситуацию на доске, отвлек разговорами, и, довольный собой, поставил мне мат. Это, конечно, ерунда, но…