– Ладно, – встала она и достала из сумки извещение. – Мне, пожалуй, пора. Вот тут извещение. Завтра в клубе собрание.

– Опять? – всхлипнул еще в мыслях о сыне Климов.

– Ну да. Что-то типа предварительного экзамена. А я пойду. Расписываться не надо.

– А ты как, нормально себя чувствуешь-то?

– Да нормально, нормально, – засмеялась Катька. – До свадьбы заживет.

И уже в дверях обернулась.

– А тетя Люба где?

– Да ну ее, – махнул рукой с досадой Климов. – Пошла на читку. Совсем баба рехнулась на старости лет. Сидела, сидела, а тут, как узнала, что там друг дружке морды бьют, решила сходить. «Посмотрю, – говорит, – как народ нынче развлекается. А то послезавтра все закончится, а я так и не поучаствовала». Вечно приключений себе на задницу ищет.

– Ну ладно. Тогда ей привет. А Митьке скажите, что я вечерком или завтра загляну. Есть у меня кое-какое дело до него.

– Да ясно, какое дело, – кивнул Климов в сторону Катькиного пуза.

– Да нет, – отмахнулась Катька. – Другое дело. Тоже важное.

И вышла.

После разговора с Лёней Емельчуком из райцентровской библиотеки Пахомов какое-то время постоял в нерешительности, а затем бросился к вешалке, начиная, как всегда в минуты душевного волнения, внутренний монолог.

«Ну майор! – думал он, обматываясь шарфом. – Ну фрукт. „Не знаю", „выкинул", „сжег", „разрешаю оставить пробел"! Ясен хрен, разрешаешь. Тайны мадридского двора. Ну нет! Это вы кого-нибудь другого дурите! А меня не надо! Ладно, сейчас я подъеду, и мы вмиг разберемся, кто тут кому что разрешает! Был указ или не было. Был спецвыпуск или не было. Лёнька мне лапшу на уши вешать не будет. Я знаю. Сейчас бы только на Серикова не напороться».

Антон надел пальто, нахлобучил ушанку и выскочил на улицу. Серикова нигде не было. Антон натянул ушанку по самые брови и побежал по хрумкающему снегу.

На протяжении всего пути до отделения он ни на секунду не прекращал монолог. Это было, правда, больше похоже на диалог, в котором говорил только один, додумывая реплики за другого. На каждый будущий ответ майора у Пахомова уже было заготовлено по сотне вопросов, на каждое предложение по сотне возражений. Через полчаса он влетел в отделение. Понесся по коридору, не раздеваясь. Из-под сапог летели белые хлопья снега. «Здорово, Антон, ты куда?» – испуганно отскочил в сторону Черепицын. Он был с Гришкой-плотником, которого вел куда-то под локоть.

Антон будто и не заметил их, пробежал мимо, не повернув головы. Но, как всегда бывает, когда долго готовишь пламенную речь, непредвиденное поведение оппонента меняет все дело и боевой настрой спускается с позорным шипением, как проколотая шина. И тут все вышло совсем не так, как представлял себе Антон. Когда он ворвался в кабинет майора, за столом никого не было. Но настольная лампа горела, и в воздухе еще витал едкий дым от бузуньковских папирос. Пахомов растерянно оглядел комнату, выглянул в коридор, затем снова заглянул в кабинет.

– Докопался, значит? Ну-ну, – раздался спокойный голос невидимого Бузунько. – Да ты садись, чего встал как вкопанный? И дверь закрой.

Пахомов замер, но потом послушно закрыл дверь и тут же увидел майора. Тот стоял прямо за дверью, около небольшого шкафчика в углу кабинета, и поливал какое-то растение в коричневом глиняном горшке. «Надо загнать его в угол», – подумал Антон, глядя на невозмутимого Бузунько, который и без того находился в углу. Впрочем, до заготовленной речи дело не дошло – майор умело перехватил инициативу.

– А что мне было делать?! – развел руками Бузунько, проходя со стеклянным графином обратно к столу. – А?

Этот простой вопрос поставил Антона в тупик.

– У меня был приказ, – продолжил майор, поливая кактус на подоконнике. – Но только давай не будем сейчас шекспировские страсти здесь разыгрывать. Ты – не Отелло, я – не Дездемона. Тебя интересует, откуда я знаю, зачем ты пожаловал. Ну, так это просто. Как ты про газету меня спросил, я сразу понял, что это лишь вопрос времени, через сколько ты у меня в кабинете нарисуешься. Вот ты и нарисовался. Правда, немного раньше, чем я ожидал. Звонил кому-нибудь?

Антон внутренне поаплодировал догадливости майора.

– Звонил, звонил, – угрюмо подтвердил он.

– Я так и понял, – сказал Бузунько и поставил графин на стол. Затем, крякнув, опустился на стул.

– Но, Петр Михайлович, как же так?!

– Да вот так! – резко оборвал его майор. – Приказы не обсуждаются.

– Да какие приказы? Вы можете толком объяснить, что происходит?

Антон с досадой отметил про себя, что этим классическим метафизическим вопросом исчерпывается весь его заготовленный монолог – спрашивать больше было, собственно, и не о чем.

Майор вздохнул, побарабанил пальцами по столу, затем встал и подошел к двери. Там он высунул голову в коридор, затем всунул ее обратно и закрыл дверь.

– Ты, Антон, многого не понимаешь, да и я не совсем все понимаю. Раз пошла такая пьянка, готов поделиться своими знаниями. Но когда я это скажу, – понизив голос, продолжил Бузунько, снова садясь за стол, – кроме нас двоих, об этом никто не будет знать. По крайней мере, еще пару дней. Так что прими это к сведению. Да, было в конце ноября большое совещание, и меня вызвали. Наверх. Сказали, мол, есть вот такая задумка, провести ГЕНАЦИД в жизнь. Но, ты ж понимаешь, Россия – не Люксембург какой-нибудь, тут такие масштабы, что одна маленькая осечка – и привет, полпланеты на ушах. Тут не семь, тут семьдесят семь раз отмерь, и всё мало будет. Вот и было принято решение проэкспериментировать для начала – мол, если в отдельно взятой глухой деревне ГЕНАЦИД пройдет испытание успешно, они его тут же после Нового года и повсеместно объявят. Так что мы вроде летчиков-испытателей получаемся, а?

И майор дружелюбно подмигнул Антону, как будто действительно стоял на взлетной полосе, готовясь испытать очередную модель самолета.

– Только мы?

– Насколько я знаю, да. Ты меня только не спрашивай, почему именно мы. Может, какие соображения были, а может, и ткнул просто кто-то пальцем в карту. У них там наверху сам черт ногу сломит. В общем, с нас начали.

– Но ведь...

– Утечка? Конечно, боялись. Но, с другой стороны, всех райцентровских на молокозаводе заранее предупредили, что, мол, проводится такой социальный эксперимент в Больших Ущерах, что, если кто спрашивать будет, кивайте головой и молчите – вот они и молчали.

– И библио.

– И библиотеку твою не просто так, а специально к этому указу обогатили. Закрыли две ближайших, чтоб недостатка в материале не было. А что тебе не нравится?

– А потом...

– Потом никто обратно ничего не повезет, не волнуйся. Что сделано, то сделано. Книги останутся у нас.

– А спецвыпуск...

– Спецвыпуск отпечатали в райцентре. Извещения тоже. Но ты пойми, это ж не баловство какое, мы же тут не в солдатиков играем, это ж с ведома. – Бузунько поднял указательный палец наверх и, не поднимая головы, завел зрачки под веки, – ты понял, кого.

Антон проследил за направлением пальца и уткнулся взглядом в большое мокрое пятно на потолке. Затем снова перевел взгляд на майора.

– Но зачем?

– Что «зачем»? Зачем с нас начинать? Да я ж уже...

– Да нет, я говорю, зачем все так секретно, почему нельзя было в открытую объявить эксперимент, так, мол, и так? Зачем весь этот цирк?

– Но-но-но! – сурово оборвал его майор. – «Цирк»! Ты словами-то такими не бросайся, не ровен час грыжу заработаешь. А в открытую они не захотели. Долго объяснять, ну, в общем, был у них прецедент. Запускали какой-то нацпроект не самого хм-м... популярного характера и решили не темнить, все народу выложить, как есть. Мол, с вас начинаем, потому что верим в вас. А те: а почему с нас? А эти: а с кого, если не с вас? А те: начните с соседей – их не жалко. А эти: а вы нам не указывайте, мы решили испытание с вас начать. А те: мы не ракета, чтоб нас испытывать. Ну так там такая буча поднялась, аж до неба полыхнуло.