Он шагнул ближе, всматриваясь в Олега с нескрываемым подозрением. Олег почувствовал, как десятки глаз впились в него, ожидая, что он сейчас растворится в воздухе или покажет клыки. Страх и недоверие висели в воздухе так плотно, что их можно было потрогать.

Олег знал, что молчать нельзя. Отступать нельзя. Он вспомнил фразу, что пришла ему на ум ещё в первый день. Сейчас был самый подходящий момент. Он шагнул вперёд, чуть споткнувшись о корень, торчащий из земли, и едва не полетел носом в пыль, но удержался в последний момент, неловко взмахнув руками. Несколько детей тихо хихикнули, но тут же смолкли под строгим взглядом матери.

Олег выпрямился, отряхнул плащ и постарался улыбнуться — криво, смущённо, но искренне.— Дух? Я? — он покачал головой и развёл руками, показывая на себя — рваная штанина, которую он кое-как зашил грубой ниткой, пыльные лапти, ссадина на локте, которую он заработал, споткнувшись в лесу. — Посмотрите на меня! Если я и дух, то самый неуклюжий и невезучий во всех мирах! Духи, они ж, наверное… летают? Сквозь стены ходят? Не спотыкаются на ровном месте? И уж точно не боятся ваших коз! — он вспомнил атаку агрессивной курицы в первый день, что добавило убедительности его словам.

Он попробовал говорить медленно, чётче выговаривая слова, которые уже успел подхватить, добавляя жесты. Его голос звучал немного нервно, но без фальши.— Я понимаю ваш страх. Я сам… не понимаю до конца, как я здесь оказался и что происходит. Но я — человек. Был учителем. Физику преподавал… это про то, как мир устроен, про силы, про движение… Как ваша мельница работает, например.

Упоминание мельницы немного смягчило выражение лиц у некоторых мужиков. Ратибор всё ещё хмурился, но уже не так враждебно.— Фи-зи-ка? — протянул он незнакомое слово. — Мудрёно говоришь. Но мельницу… да, починил справно, дело говоришь. Крутится.

— Вот! — Олег с энтузиазмом подхватил. — Потому что я знаю законы. Как вода давит, как колесо крутится. Это не магия… ну, не совсем. Это… порядок вещей. Я хочу понять и ваш порядок. Лес… Хозяин… духи… Может, это просто другие законы? Другая физика? Я не хочу рушить. Я хочу учиться.

Он замолчал, чувствуя, что сказал всё, что мог. Теперь оставалось ждать. Толпа молчала. Старейшина Степан задумчиво ковырял землю посохом. Женщины перешёптывались.

И тут один из мальчишек, самый смелый, выглянул из-за спины Ратибора и спросил тонким голоском:— А ты правда… искру можешь? Как Марфа говорила? Покажи!

Все взгляды снова обратились к Олегу. Показать? Ту неуправляемую искорку, что чуть баню не спалила? Перед всеми? Он почувствовал лёгкую панику. Что, если не получится? Или получится слишком сильно?Он посмотрел на Марфу. Та едва заметно кивнула. Мол, решай сам, но момент важный.

Олег глубоко вздохнул. "Сила без понимания — огонь в сухом лесу," — вспомнились слова Лешего. Но и полное бездействие — тоже не выход. Нужно показать, что он не пустое место, но и не всемогущий колдун. Что-то малое. Контролируемое.Он протянул руку ладонью вверх. Сосредоточился. Вспомнил ощущение статического разряда, то внутреннее напряжение. Он не пытался вызвать молнию. Он просто… позвал. Тихонько. Искра.

Секунда, другая… ничего. Олег почувствовал, как краснеет под взглядами. "Ну вот, дух называется," — пронеслось в голове. Он уже хотел опустить руку, как вдруг между его пальцами вспыхнул крохотный, голубоватый огонёк. Не больше светлячка. Он продержался мгновение и погас, оставив лёгкий запах озона.

По толпе пронёсся вздох. Не страха, а… удивления. Это было не грозно, не пугающе. Это было… необычно. Красиво. Мальчишка ахнул. Даже старейшина Степан перестал ковырять землю и смотрел на Олега с новым выражением — смесью недоверия и любопытства.

— Видали? — прошептала одна из женщин. — Маленькая совсем…— Не похож он на упыря, — пробасил кто-то из мужиков. — Те огонь не любят.

Олег почувствовал, как лёд недоверия дал первую трещину. Он не стал героем в их глазах, но, возможно, перестал быть просто «чужим» и «страшным». Он стал… непонятным, но уже не таким опасным.

— Он учится, — сказала Марфа в наступившей тишине. Голос её звучал ровно, но весомо. — Как дитя учится ходить. Да, он пришлый. Да, у него есть искра. Но он хочет понять наш мир, а не сломать его. И Лес дал ему на это право. Разве мы будем спорить с Лесом?

Возражений не последовало. Степан крякнул, выпрямился.— Ладно. Пусть будет. Но под присмотром. Твоим, Марфа. И нашим. Поглядим ещё, что за фрукт этот… фи-зик. А пока… пусть живёт. Раз Лес не против.

Он развернулся и пошёл к своему дому. Толпа стала расходиться, обсуждая увиденное. На Олега всё ещё косились, но уже без прежнего страха. Скорее, с любопытством и настороженностью.

Олег выдохнул с облегчением. Кажется, бурю удалось переждать. Пока что.

Когда толпа окончательно рассеялась, оставив после себя лишь пыль на утоптанной земле и гнетущее ощущение чужого внимания, Олег позволил себе выдохнуть полной грудью. Напряжение медленно отпускало, оставляя послевкусие адреналина и ноющую усталость. Он поймал взгляд Марфы — в её глазах не было ни триумфа, ни упрёка, лишь спокойное знание, как будто она наблюдала за неизбежным ходом событий.

— Пронесло, кажется? — пробормотал Олег, проводя рукой по лбу, стирая невидимый пот.

— На сегодня — да, — кивнула Марфа. — Степан — старый ворчун, но слово держит. Раз сказал — поглядим, значит, время у тебя есть. Но расслабляться рано. Доверие здесь, Олег, не искра — оно как дерево растёт. Медленно. Годами. А рушится — в один миг, от одного неверного удара топора.

Они медленно пошли по улице, направляясь к бане, служившей Олегу домом. Солнце уже клонилось к верхушкам деревьев, окрашивая небо в мягкие, розоватые тона. Деревня погружалась в вечерние хлопоты: где-то заскрипел колодезный ворот, запахло дымом из печных труб, мычала корова, вернувшаяся с пастбища. Обычная деревенская жизнь, в которую он пока совершенно не вписывался.

— Ты показал им малое, — продолжила Марфа, словно читая его мысли. — Это хорошо. Не напугал. Но и не убедил до конца. Любопытство теперь борется со страхом. Важно, что ты будешь делать дальше. Каждый твой шаг будут подмечать. Каждое слово — взвешивать.

— Да уж, почувствовал себя рыбой в аквариуме, — невесело усмехнулся Олег. — Или подопытным кроликом.

— Ты и есть подопытный, пришлый, — беззлобно заметила Марфа. — Для них. И для себя самого. Но прежде чем идти к Омутам, тебе нужно… обустроиться немного. Негоже в таком виде путь держать.

Она указала на его одежду — потёртую, местами рваную рубаху из грубого холста, залатанные штаны, изношенные лапти.— Нужно справить тебе одежу покрепче. И обувку поудобнее. Да и кое-какие припасы в дорогу не помешают. Пойдём-ка к Аксинье. Она у нас ткачиха знатная, да и мужик её, Мирон, сапожным делом балуется. Может, найдётся что подходящее.

Они подошли к одной из самых ладных хат в деревне, с резными наличниками и небольшим цветником под окном. Из трубы вился аккуратный дымок. Марфа постучала своей клюкой по дверному косяку.Дверь отворила женщина средних лет, с добрыми глазами и натруженными руками. Она сперва удивлённо посмотрела на Олега, потом перевела взгляд на Марфу. В её глазах не было страха, скорее, спокойное любопытство.

— Марфа, здравствуй. И ты… гость… здравствуй, — сказала она мягким голосом, пропуская их внутрь. — Слыхала уж, что Лес тебя не тронул.

Внутри хаты было чисто, пахло травами и свежевыпеченным хлебом. В углу стоял ткацкий станок, на лавках лежали свёртки ткани.— Здравствуй, Аксинья, — ответила Марфа. — Дело у нас к тебе. Пришлого одеть надо по-людски. Путь ему предстоит неблизкий, к Омутам.

Аксинья окинула Олега оценивающим взглядом, словно прикидывая размер.— Путь к Омутам… Не каждому такое доверяют. Видать, и правда ты не простой человек. — Она подошла к лавке, развернула один из свёртков. — Вот, холстина плотная, крепкая. Рубаху да порты сшить можно. А Мирон как раз вчера сапоги одни доделал, крепкие, кожаные. Может, и подойдут по ноге.