— Всё. Просто перегруз. Кофеин. Недосып. Шизанул, — выдохнул он. И в этот момент — тишина.

Полная. Неестественная. Даже дождь замер.

И тут — удар.

Звук мотора. Свет фар. Он обернулся — слишком поздно.

Машина вылетела из темноты, как зверь. Мгновение — и она в него.

Он не летел. Он висел. Время рассыпалось, как стекло. Всё замедлилось.

В лицо — свет. В глаза — капли. В теле — пустота. Он видел свои руки, вытянутые вперёд. Педали ушли из-под ног. Мелькание света, асфальта, мокрого металла. Потом — ощущение падения. Не вниз, а вовнутрь.

Он успел подумать только: Пусть хоть это будет не впустую. Пусть хоть там… будет что-то настоящее.

Он очнулся оттого, что небо было зелёным.

Свет пробивался сквозь листву, и она казалась светящейся. Над ним — кроны. Большие. Древние. Воздух пах сосной, влажной землёй, корой. Где-то звенел колокольчик — один, медленно, как пульс.

Он сел, тяжело дыша. Куртка — порвана. Рюкзак — исчез. Кроссовки — одна осталась. Он был… жив? Или это и есть смерть?

Рядом — резной столб, обвитый мхом. На нём — символ. Молния и рог. Перун. Как в книгах. Как в былинах. Как в детстве…

Он закрыл глаза, в груди загудело от ужаса и восторга. Где он? Что это?

И вдруг — голос. Скрипучий, будто ветка:

— Пришлый… проснулся, значит…

Он обернулся.

Старуха. Клюка. Косынка. Смотрит на него, как на крысёнка. В глазах — не страх, а любопытство.

— Кто ты? — прошептал Олег.

— А ты сам скажи… кто теперь?

И вдруг он понял, что всё — изменилось.

Глава 2. Поворот судьбы

Он очнулся от холода. Не такого, как в городе — не сырого, унылого, бетонного. Этот холод был живым. Чистым. Он пах мхом, корой и чем-то ещё — как будто трава здесь росла дольше, чем шли войны.

Олег лежал на подстилке из жухлой листвы. Где-то капала вода. Где-то вдали раздавался звон колокольчика — редкий, как пульс великана. Ветер, настоящий, не из кондиционера, обдувал лицо, щекотал шею. Он попытался встать и понял — тело цело, но будто выжато. Куртка порвана, кроссовки — одна. Штаны в грязи, ладони сбиты.

Он встал. Медленно. Каждый сустав отзывался глухим протестом. Сердце билось чаще, чем должно. В глазах рябило, но перед ним — лес.

Не городской парк, не прибрежная зона. Лес. Древний. Высокие деревья, между которыми не проходил свет. Кроны шептали что-то друг другу. Внизу — корни, словно змеи. Где-то — ручей. Где-то — жёлтые глаза.

— Я умер? — спросил он вслух.

Ответа не было. Только лес и звон.

Он шагнул вперёд. Ощущение было странное — как во сне. Земля мягкая, каждый шаг как по пружинам. Воздух звенел. Он шёл на звук.

Вскоре перед ним открылся резной алтарь. Два столба — один с молнией, другой с рогом и звериным лицом. Перун и Велес. Он узнал. Он читал. Он видел такие в книгах. Сказки, былины, фэнтези. Но это — не рисунок. Это — вещь. Настоящая. Камень под ногами был тёплым. Воздух звенел сильнее.

Он протянул руку к одному из столбов. Кожей почувствовал: энергия. Сила. Нечто. И тут — хруст позади.

Он обернулся.

Из-за дерева вышла старуха. Сгорбленная, с клюкой, в длинной серой одежде. Лицо морщинистое, будто береста. Глаза — живые. Смотрит прямо на него.

— Пришлый, — сказала она. — Вон оно как.

— Что… где я?

— Там, где надо. Там, куда зовут. Не все приходят, не все остаются. Но ты — уже тут.

— Это… это сон?

Старуха усмехнулась. Показала редкие зубы.

— А может, ты сам кому-то снишься?

Он сел на камень. Сердце стучало, мир плыл. Но впервые за долгое время он не чувствовал себя потерянным. Скорее… найденным.

— Кто ты?

— Марфа, — сказала она. — Кто всё помнит, кто встречает. Иногда провожает. Ты, выходит, Олег?

— Да… я…

— Да-да. Физик. Курьер. Грустный, но не потерянный. Блуждающий, но живой. Ты пришёл — значит, мир изменится. Или ты. Посмотрим.

И старуха направилась вглубь леса.

— Эй! — крикнул он. — А мне что делать?

— Идти, — бросила она. — Спроси у деревьев. Они знают дорогу.

Олег колебался. Но затем — пошёл.

Олег шагал за Марфой, но каждый её шаг казался частью чего-то большего — ритуала, танца, следа времени. Лес вокруг был не просто фоном. Он наблюдал.

Ветки, как скрюченные пальцы, тянулись вниз, не касаясь его, но намекая: мы знаем, кто ты. Листья не шелестели — они нашёптывали. В одном месте дерево было разорвано молнией, но не сгорело. Его кора почернела, а в расселине светился мох. Из другого ствола рос гриб, как ухо. Всё здесь было живым, слишком живым.

Камни — с символами. Не современными, не просто славянскими. Древнее. Старше рун, старше алфавита. Каждый шаг отзывался в земле, как будто он наступал не на грунт, а на спину чего-то большого.

Идолы. Один — с двумя лицами. Второй — с клыками, как у медведя. На ветвях — пучки сухих трав, связанные волосами. На одном дереве — след когтей, но высота… слишком высокая даже для медведя. Слишком длинные полосы.

— Это… всё настоящее? — выдохнул Олег, стараясь не оступиться на корнях.

— А ты разве думал, что вы в своём мире настоящее видели? — спросила Марфа, не оборачиваясь. — У вас всё — иллюзия. Стекло, металл, шум. Здесь — не больше, но глубже.

— Но это... магия?

— Нет, — сказала она. — Это память. Земли. Воды. Ветра. Люди забыли, но корни — нет. Мир — не ваш. Вы — его гости. Некоторые — случайные, а некоторые… званные.

Олег замер.

— Званные?

— Ты слышал зов, верно? Перед тем, как…

— …как в меня врезалась машина, — договорил он. — Да.

— Не все слышат. А те, кто слышит, могут пройти. Но пройти — не значит остаться.

Они остановились у развилки. Марфа коснулась одной из еловых ветвей, шепнула что-то, и та — отогнулась в сторону, открывая тропу, которой раньше не было.

— Что ты сейчас сделала?

— Попросила, — спокойно ответила она. — Деревья слышат. Если ты не рубишь их, а говоришь — они отвечают. Даже людям.

Олег долго смотрел на неё.— Вы… вы ведь не обычная старуха, да?

— А ты — не обычный курьер. В этом наша первая правда.

Она улыбнулась. Без насмешки. Как бабушка, увидевшая, как внук сделал первый шаг.

— А кто вы?

— Я — та, кто помнит. А ты — тот, кто забыл. Вот мы и встретились.

— Почему я?

— Потому что ты верил. Пока другие забывали — ты читал. Мечтал. Хотел попасть в сказку, не ради власти, а ради смысла. А сказка, знай, помнит таких.

Олег стоял в тени дерева, потрясённый. Впервые за долгое время он не чувствовал, что теряет себя. Он чувствовал, как вспоминает.

Марфа коснулась его руки.

— Боишься?

— Да. Безумно.

— И правильно. Кто не боится — тот не нужен. Смелые ломают. А испуганный, но идущий — такой меняет.

И они пошли дальше. Лес за их спинами закрылся.

Тропа вывела их к деревне.

Она не казалась большой — не больше дюжины хат. Соломенные крыши, деревянные стены, увитые мхом заборы. Всё как в иллюстрациях к сказкам, только без глянца и чистоты. Земля — топкая, мокрая, но живая. У ворот — резной шест с тряпками и костями — оберег.

Марфа не стала стучать — просто прошла, и ворота сами приоткрылись, будто давно знали её шаг.

— Мы пришли в деревню? — спросил Олег, пятясь от курицы, что взлетела с возгласом и клюнула его в ногу.

— В Селище. Старое. Упрямое. Люди тут — как земля: тёплая, но медленная.

Первые взгляды были из-за штор. Потом — из-за заборов. Один ребёнок выбежал на улицу, но тут же был втащен обратно. Женщина, несшая коромысло, оступилась, глядя на Олега, и пролила воду.

Марфа кивнула в сторону одной из хат.

— Сидят, думают, кто ты. Леший? Упырь? Или просто дурной знак.

— Дурной знак — это я с утра в зеркало, — буркнул Олег, чувствуя, как пот выступает на висках.