— Что теперь? — спросил он, глядя на Ярину.

Она посмотрела на Марфу, потом на него, её глаза были полны решимости.

— Мы ждём, — ответила она. — Она очнётся. А потом… мы готовимся. Он придёт.

Олег кивнул, чувствуя, как оберег остывает на запястье. Они спасли Марфу, но бой был не окончен. Чернобог смотрел, и его терпение было как буря, что собирается за горизонтом.

Свет очага в хижине был слабым, но живым, как дыхание, что вернулось к Марфе. Огонь потрескивал, бросая отблески на стены, и его тепло медленно разгоняло холод, что оставила тень Чернобога. Олег сидел у входа, его посох лежал поперёк колен, а взгляд был прикован к тропе, что вела вниз к реке. Его искра тлела едва заметно, как звезда в предрассветном небе, и оберег на запястье с синим камнем был едва тёплым, как будто отдыхал после боя. Усталость давила на плечи, но внутри было тепло — не от искры, а от их победы. Они спасли Марфу, и это было как свет, что пробился сквозь тьму.

Ярина хлопотала у очага, готовя новый отвар — не из корня Живы, а из трав, что нашла в тайнике Марфы. Её движения были медленными, но точными, как у человека, что знает, что отдых — роскошь, которой нет. Её лицо всё ещё было бледным, но глаза горели, как у травницы, что видит жизнь там, где другие видят смерть. Марфа лежала на скамье, её дыхание стало ровнее, а щёки тронул слабый румянец. Она не очнулась, но её пальцы сжимали край одеяла, как будто цеплялись за мир. Ворон сидел у стены, его меч лежал рядом, а раненая рука была перевязана заново. Он выглядел как человек, что прошёл через ад и не собирается сдаваться, даже если ад придёт снова.

Тишина в хижине была мягкой, но Олег чувствовал, как под ней прячется эхо — шёпот Чернобога, что не исчез, а затаился, как хищник в засаде. Его искра была слабой, но он чувствовал её глубже, как реку, что течёт под землёй, готовую пробиться, если он найдёт путь. Он вспомнил, как их силы — его искра, свет Ярины, корень Живы — слились, отгоняя тьму. Это было равновесие, о котором говорила Марфа, но он не знал, как его удержать.

— Она очнётся, — сказала Ярина, не отрываясь от очага. Её голос был тихим, но твёрдым, как будто она убеждала не только их, но и себя. — Корень сделал своё дело. Теперь ей нужно время.

Олег кивнул, его пальцы коснулись оберега. Он хотел верить, но страх шептал: что, если Чернобог вернётся раньше? Он посмотрел на Марфу, на её спокойное лицо, и вспомнил её слова: «Ты можешь». Он сделал, но хватит ли этого?

Ворон кашлянул, привлекая внимание.

— Если эта старуха встанет, — буркнул он, — я потребую от неё кружку чего покрепче за все наши мучения. И от тебя, пришлый, тоже.

Олег улыбнулся слабо, чувствуя, как тепло Ворона разгоняет тень страха.

— Договорились, — ответил он. — Но только если ты перестанешь ворчать.

Ворон фыркнул, но его глаза блестели, и Олег понял — это была не просто шутка. Это была их связь, их сила, что держала их вместе. Ярина посмотрела на них, её губы дрогнули в улыбке, но тут же напряглись. Она подняла голову, её взгляд скользнул к входу.

— Ты слышишь? — спросила она тихо, её рука сжала посох.

Олег замер, прислушиваясь. Лес за порогом был тих, но эта тишина была неправильной — не мягкой, а тяжёлой, как перед грозой. Его искра дрогнула, и оберег на запястье стал горячим, как предупреждение. Он встал, сжимая посох, и шагнул к выходу, вглядываясь в тропу. Ничего. Только листья дрожали, как будто кто-то прошёл мимо, не оставив следов.

— Это он? — спросил он, не оборачиваясь. — Чернобог?

Ярина подошла, её посох упёрся в пол. Она прислушалась, её глаза сузились.

— Не он, — ответила она. — Но его тень. Она не ушла. Она… ждёт.

Ворон поднялся, его меч звякнул, возвращаясь в руку.

— Ждёт? — прорычал он. — Пусть лезет. Я не собираюсь сидеть и трястись.

Олег почувствовал, как искра шевельнулась — не ярко, а чётко, как сигнал. Он попытался её направить, как в лесу, но она была слишком слабой, чтобы дать ответ. Но он уловил эхо — не шёпот Чернобога, а что-то другое, древнее, как голос самого леса. Это было не зло, но и не добро — это была память, что смотрела на них, как учитель на ученика.

— Это не атака, — сказал он, сам удивляясь своим словам. — Это… предупреждение. Он знает, что мы сделали. И он не закончил.

Ярина посмотрела на него, её глаза были полны тревоги, но и уважения.

— Ты начинаешь слышать, — сказала она. — Не только свою искру, но и мир. Это дар. И опасность.

Олег сжал оберег, чувствуя, как его тепло успокаивает. Он не хотел быть опасностью, но хотел быть даром — для Марфы, для Ярины, для Ворона. Он вспомнил Глубокий Лес, реку, их единство. Они были сильнее тьмы, но тьма была терпеливой.

Вдруг Марфа шевельнулась, её пальцы сжали одеяло сильнее, и слабый вздох сорвался с её губ. Ярина рванулась к ней, её руки коснулись её лба, и она улыбнулась — впервые за долгое время по-настоящему.

— Она возвращается, — прошептала она. — Жива с нами.

Олег почувствовал, как тепло разливается по груди — не от искры, а от надежды. Но затем лес зашумел — не громко, а словно вздохнул, и гул Чернобога вернулся, слабый, но настойчивый, как далёкий гром. Его искра дрогнула, и он знал — их победа была лишь паузой. Тень Чернобога ждала, и её взгляд был как нож, что точится в темноте.

— Мы не сдадимся, — сказал он, глядя на Ярину, на Ворона, на Марфу. — Что бы он ни задумал.

Ярина кивнула, её рука сжала посох. Ворон хмыкнул, но его меч был готов. Они были вместе, и это было их силой. Но лес смотрел, и Чернобог смотрел, и Олег знал — следующий ход будет его.

Очаг в хижине горел ярче, его пламя отбрасывало тёплые отблески на стены, но тени всё ещё прятались в углах, как эхо ушедшей тьмы. Олег сидел у скамьи, где лежала Марфа, его посох стоял у стены, а руки сжимали оберег на запястье с синим камнем. Искра внутри него тлела слабо, но упрямо, как звезда, что не гаснет в бурю. Усталость давила, но он не мог отвести взгляд от Марфы — её дыхание стало глубже, а лицо, ещё недавно серое, как пепел, теперь тронул слабый румянец. Она возвращалась, и это было как свет, что пробился сквозь мрак.

Ярина стояла у очага, её посох лежал рядом, а руки сортировали травы, готовя новый отвар. Её движения были медленными, но точными, как у человека, что знает — бой не окончен. Ворон сидел у входа, его меч был приставлен к плечу, как костыль, а раненая рука отдыхала на колене. Он смотрел на тропу, ведущую к реке, его взгляд был острым, как у охотника, что чует зверя. Лес за порогом молчал, но его тишина была тяжёлой, как перед ударом грома.

Шёпот Чернобога затаился, но Олег чувствовал его — не в ушах, а в костях, как холод, что ждёт своего часа. Его искра была слабой, но он начинал понимать её — она была не просто силой, а частью мира, частью равновесия, о котором говорила Марфа. Он вспомнил Глубокий Лес, реку, их единство. Они победили тень, но Чернобог был терпелив, и его взгляд, холодный и тяжёлый, следил за ними из глубины.

Вдруг Марфа шевельнулась, её пальцы сжали одеяло, и слабый стон сорвался с её губ. Ярина рванулась к ней, её глаза вспыхнули надеждой. Олег встал, его сердце заколотилось, а искра дрогнула, как будто почувствовала её пробуждение. Ворон повернулся, его брови поднялись, но он промолчал, только крепче сжал меч.

— Марфа, — прошептала Ярина, её руки коснулись её лба. — Ты с нами?

Глаза ведуньи медленно открылись — мутные, но живые, как озёра после бури. Она посмотрела на Ярину, потом на Олега, и её губы дрогнули в слабой улыбке.

— Вы… сделали это, — прошептала она, её голос был как шелест листвы, слабый, но тёплый. — Корень… я чувствую его свет.

Ярина выдохнула, её лицо озарилось, и она сжала руку Марфы.

— Мы вернулись, — сказала она, её голос дрожал от слёз. — Ты жива. Мы успели.

Марфа кашлянула, её взгляд скользнул к Олегу. Он почувствовал, как её глаза видят не только его, но и искру, что тлела внутри. Она кивнула, как будто подтверждая что-то, чего он ещё не понял.