Ясна кивнула, поднимаясь и цепляясь за Малу. Вместе они спустились с крылечка и пошли к воротам, когда сквозь толпу протолкался другой мужчина и перегородил им дорогу.

— Ты! — он указал на Малу, звякнув кольчугой. — И ты! — чуть повернулся к Ясне. — Вы ведь предательницы, которые сбежали из клана!

— А ты Баламут, который разбил стеклянные часы, — вздохнула Мала. Она этого воина заметила и узнала, едва окинула взглядом двор. — Отойди, будь добр. Я не хочу сейчас драк.

— Ты, ты, ты… клан узнает, где вы прячетесь.

— Узнает, ты сам расскажешь. А теперь с дороги!

Между девушками и воином выбежал приказчик, замахал руками, отгоняя в сторону мужчину и что-то зашептал ему. Мала не прислушивалась, она просто мысленно положила себе завершить как можно быстрее все дела в Ветрище. Распутица ещё на пару недель задержит обозы, так что время ещё есть.

Порой мимо самородка сто раз пройдёшь, а так и не заметишь.

(Народная мудрость)

Отдохнуть девушкам не дали. Часа три всего прошло, они едва себя в порядок привели, как потянулись гости. Первым явился тот самый купец, что отчитал мальчишку-посыльного. Он в расшитом кафтане и высокой шапке пришел с большой корзиной подарков и в сопровождении хмурого лекаря из гильдии. Мужчина по-хозяйски вошел во двор, осмотрелся, неодобрительно покачал головой от беспорядка кругом, и без стука прошел через сени в горницу, даже не разувшись. Наставник, шедший следом, смутился и всё же оставил сапоги в сенях, обув ноги в подменные лапти.

— Утро доброе, лекарки, уф… — пробасил купец.

— Волховицы. Я не лекарка и не знахарка, — поправила Мала и встала перед незваным гостем, сложив руки и хмуро глядя на грязные следы. — Здравствуйте.

— Волховицы, — купец кивнул и начал обмахиваться снятой шапкой. Он растерялся, не ожидал подобного отпора. — Я благодарить пришел за спасение снохи и внука! Ток вот, говорят, не в полном праве лечить были. Так что денег не дам. Но за жизнь спасённую отблагодарить должон. Так что вот, всё вам.

Купец переминулся с ноги на ногу под ледяным взглядом Малы и протянул подошедшей Ясне корзину. Младшая улыбнулась, поблагодарив, и отошла к столу. А мужчина ещё раз осмотрел пустые стены вокруг и поспешил откланяться.

Как только хлопнула дверь и по крыльцу прогремели тяжелые шаги, Мала ругнулась и пошла за ведром. Наставник же, стоявший поджав плечи, расслабился, распрямился и улыбнулся.

— Проходите, проходите, садитесь к столу! — Ясна расплылась не сдержанно-милой улыбкой, а открытой и лучезарной, потом продолжила уже с искренним волнением. — Как там родившая? Пришла в себя?

Лекарь покачал головой. Пока Мала ворчала и затирала грязь, стараясь не испачкать волховку, Ясна помогла наставнику снять жупан, подала рушник, пока он умывался, и усадила за стол. Сама же принялась выкладывать всё из корзины. На свет показались две ощипанные куропатки, свёрток пряников, небольшой мешочек пшена и сетка репы с морковкой. В горнице на миг повисла тишина, а потом раздался оглушительный хохот на три голоса.

— Не высоко же этот купец оценил жизни снохи и внука. Повитуху хоть не обидел? — спросила Ясна, вытирая выступившую слёзку.

— Её обидишь! Рядом с ней все по стенкам ходят. Она с молодости каменная была, ей даже муж перечить боялся. А к роженице меня так и не пустили. Женщины уперлись, что три недели к ней чужим мужчинам не дозволяется подходить.

— То есть совета не будет? Что я сделала не так? — расстроилась Ясна.

— Почему же? Хоть до больной меня не допустили, я с повитухой поговорить успел. Всё ты верно сделала — тебе опытная бабка велела, ты исполнила. И даже больше смогла.

— Но ведь у неё детей больше не будет! Там рубец как от ожога, шрам один! Как она теперь…

— На моей памяти это первая роженица, которая после такой крови жива осталась. Лет тридцать назад в нашей гильдии состояла волховица, толковая девка была, только замуж в клан вышла, так больше и не возвращалась. Так вот, её тоже порой к роженицам звали, и были и женщины, что кровью истекли, едва ребёнком разродились. И ничего она сделать не смогла. А ты смогла.

Ясна сидела напротив, сжав губы, нахмурившись и сцепив пальцы в замок. Подошла Мала, поставила кружки с варом, убрала корзину и унесла продукты. А наставник внимательно с лёгкой улыбкой одобрения следил за ученицей.

— Я не смогла, — подняла глаза девушка, в них горела смесь решимости, страха и боли. — Мне сестра помогла. Это она почти всё и сделала. Наставник, мне не хватило не только дара — его я расширю потихоньку — мне не хватило знаний. Я ведь совсем-совсем ничего не знала и не понимала. Там оказалось не как к ране или перелому какому подход, не как к вселившимся Хворям.

— Неужели ты не помогала матери, когда она младшими детьми разрешалась? Или старшим сёстрам? Невесткам?

— Она у матери младшая, — пояснила вместо сестры Мала и встала за её спиной, положив руку на плечо сестры. — А других детей кроме нас с ней и не осталось, ещё до её рождения не стало. Не довелось малой никого понянчить.

— Понятно. Тогда посмотрю, что из книг в гильдии есть подходящее.

— Лучше с бабкой повитухой договоритесь. Нам уходить скоро. Вот дороги подсохнут, и попрощаемся. Она поболе знает, и обучит лучше.

— Я поговорю с ней. Всё равно сейчас опять в тот двор идти. С гильдией-то купец щедрее расплатился, — наставник кивнул на корзину и встал из-за стола, — так что и гильдия одного из нас не обделит.

Волховицы проводили лекаря, услужливо подали ему и шапку, и согретый у печи жупан, и закрыли за ним ворота во двор. А дома Мала села, опустив плечи, и долго пристально рассматривала сестру. Ясна сперва смутилась, поёжилась, потом попыталась отвернуться от тяжелого взгляда, но он давил. В конце концов, Мала вздохнула, закрыв глаза, и взмахом отправила в воздух пригоршню светлячков, которые медленно закружились вокруг обеих девушек. Первой молчания не выдержала Ясна. Она искала, чем его разбить и ухватилась за окончание беседы с наставником:

— Зачем ты попросила позвать повитуху? Даже если она согласится меня учить, это займёт годы. Я же знаю, что повитухи не меньше десяти лет должны в ученицах ходить и сами трёх детей родить, иначе их не признают.

— Да, десять лет и свои дети. Но ты же лекарь, знахарь, травница, а не повивальная баба. Но если хочешь перенять её науку, чтобы в следующий раз не стоять в растерянности, лучше этой старушки учителя и не найдёшь.

— Почему? И ты же сама велела собираться, чтобы быть готовой в дорогу, — удивилась младшая.

— Она лет сорок ходит за роженицами в большом городе. В Ветрище посмотри сколько людей живёт, и вспомни сколько городов больше этого. А её ремесло не на книгах живёт и не чернилами передаётся. Чем больше детей повитуха примет, тем больше и её знания, и навыки, и сердцем чувствовать начнёт. Сама вспомни, когда за нами послали. А деревенские повитухи, даже если одна на три-четрыре родовых селения бегает, за всю жизнь столько родов не примут, сколько эта старушка за год. А науку посмотреть успеешь, и десять лет тебе не понадобится.

— Как?

— Если она согласится, то даром своим. — Мала, наконец, открыла глаза, только её взгляд на три пуда потяжелел. — Есть одно средство. Сложное и мало кто его осилить может, поэтому о нём и рассказывают редко. Я его выведала, когда семь лет назад с посольством ездила, — девушка чуть улыбнулась, вспоминая. — Мне его и разболтали лишь оттого, что сами повторить не могли, а потому думали, что и я не сумею. Мы с мамой два года потом его постичь старались. «Садись рядом» — последние слова прозвучали уже сразу в мыслях.

Ясна облизнула пересохшие губы и медленно подошла к сестре, села, прислонилась к стене. От стайки огоньков вдруг отделился один светлячок и стрелой устремился к девушке, влетел прямо в грудь рядом с сердцем. Но, казалось, ничего не произошло. Только сила быстрее потекла в сферу дара. Ясна заглянула внутрь и увидела, как огонёк мечется из стороны в сторону, врезаясь в ещё не искрошенные глыбы и стены и увлекая за собой потоки силы.