— В освоении грамоты была усердна, счёт осваивала и до книг охотча.

— Таланта волхвского небольшого. Но что имеет, развивает со всем усердием. Легче же ей даются просторы человека для: исцеление подвластно, меньше дара ко внушению. Совсем мало к стихиям, а что до всего касаемого боя, будь то стремительность или глаза стрелка, то едва-едва.

— Дитя это к оружему бою не стремится и таланта не имеет, ни ловкости, ни силы не проявила. Но на все занятия приходит и старательно трудится. Дополнительных уроков не просила и не просит.

— Науки волховские и житейские освоила все, что наставляли. Но рвения не проявляла, сложностей старалась избежать.

— За всем приместьем приглядываю. Но это дитя ни в работе, ни в шалостях отроковских не видел. Разве что за лекарями да знахарями порой ходит неотступно.

— Благодарю наставников и мастеров, что приглядели за недостойной, — княжъ кивнул и повернулся к правому столу, за которым сидели его дети и родичи. Старейшины не пришли. — А вы приняли бы её сестрою?

Раздался стук ладони по скатерти, потом ещё один, и ещё… И никто не встал, не подошел, не подал руки. От каждого же удара Ясна вздрагивала и беззвучно шептала: «Отец, Отец».

— Ну что ж, не вижу в этом дитя я ничего, чем славен мой род. Значит и не достойна она стать одной из нас. Нет у меня такой дочери. Ступай, отроковица.

Княжъ отвернулся и ему подали дюжину листов на ажурном подносе, составившем, должно быть, славу своему мастеру-плотнику. Он ждал, пока посторонние покинут гридницу, чтобы продолжить обсуждение более важных дел. И Дея осторожно вывела младшую дочь, с трудом сдерживающую слёзы и не поднимающую головы.

Они спустились по крыльцу, прошли по дороге, вышли за ворота поместья. Мала и Дея тянули младшую, торопясь и поторапливая, оглядываясь по сторонам, а она плелась словно кукла тряпичная. В приместье в первом же укромном закутке остановились. Старшая сестра развязала свой узелок, накинула на плечи луду, достала остальные увязанные вещи. Мать распустила завязки на повое и ей на спину упала длинная наполовину седая, наполовину русая коса. Если не приглядываться, волосы казались светло-русыми. Сняла понёву и взяла у дочери волховку, точно такую же, как у девочек, надела на себя. Вторую луду Дея набросила на плечи младшей дочери, поцеловала девочку в макушку, сжала её ладони вокруг второго узелка и обратила взор на старшую.

— Не бойся, мама, я не оставлю сестру. Не оставила бы, коль бы приняли, не оставлю и сейчас.

— Торопитесь. Времени нет.

Женщина выбежала из укрытия, но вскоре пошла медленно, понурив голову и вытирая глаза краем повоя. Нет, она не плакала, но так можно было спрятать лицо. Да и оглянулась она всего лишь раз, надеясь хоть издали увидеть своих искорок, но девочки уже скрылись за домами. И вся жизнь шла рядом медленными, тихими шагами.

Целую вечность назад она была такой же юной и красивой, как младшенькая. Родители тогда сосватали её и быстро выдали замуж за молодого паренька. Да так удачно всё вышло, что жили они душа в душу и в достатке. Муж был ремесленником, скорняком и кожемякой, а она за домом ходила, обихаживала, и достаток их укрепляла и сохраняла. Всё расшила и украсила! Только долго детей не было. Но прошло время и друг за другом появились Ждан, Большун и Мала. Но не долго семья их радовалась. Сыновья уже делу отцовскому учились, да в гильдии скорняжей их учениками записать готовились по зиме, да и младшая даром что девочка, везде поспевала и за братьями тянулась.

Но по городу мор пошел, да и в их избу заглянул. Первыми ушли вслед за мором сыновья, за неделю сгорели. Вслед за мальчиками и отец отправился. Дею и Малу тоже не обошла болезнь стороной. Только шестилетняя Мала на четвёртый день встала, а на восьмой совсем от хвори оправилась, а Дея три недели лежала, не зная на этом ли она свете или вслед за мужем и сыновьями ушла уже. Вот и вышло, что младшая дочь и братьев схоронила, и отца, а мать выходила. Где сама, где друзья папеньки-кожемяки помогли. Только всё равно остались они одни со своей бедой.

Мала для мамы и лекарей, и знахарей приводила, и лекарства находила, и избу топила, прибирала, и обед варила, будто бы сразу на годы старше стала. Подняла она мать с лавки, но прошлое здоровье не вернула. Искала и бралась за любую работу, чтобы прокормить их и ещё лекарства купить, а то мама опять сляжет. Да и Дея понемногу что-то делала, шила да стирала, чинила за денежку малую.

Дом родной, просторный, с подклетью и светлицей, пришлось оставить и перебраться на окраину в крохотную избёнку в одну клеть для тепла до середины стен прикопанную. Кое-как, да жили, пока судьба спустя семь лет не подарила им шанс.

Внезапно Мала оказалась волховицей! И сам княжъ прислал за нищею вдовой, предложил уговор. А Дее и терять-то нечего, лишь бы дочке жизнь облегчить, а тут и не требовалось многого. Привечать княжа, пока дитя не родится, да работать посильно в приместье его клана. Взамен и дом будет, и стол, и еда в горшке на столе, а потом при ребёнке состоять, нянчить, княжну воспитывать.

Пятнадцать лет они прожили спокойно и сытно. И больше двадцати лет девочки, её девочки с улыбками тащили обузу в виде болезненной немощи, искали деньги, тратили на лекарства, которые и не помогали почти. Несмотря на все старания лекарок суставы болели и опухали по зиме, да и в груди болезненно щемило от самого чепухового усилия.

А теперь Стояновичи сами отказались и от дочери своей, и от пригретых когда-то двух нищих сироток. И в верности они им не клялись. Так что княжъ сам всё решил, сам.

А девочки её, её искорки любимые, красавицы, справятся.

Так и вспоминала Дея всю свою жизнь, а на сердце было легко и радостно. Не заметила она чужих шагов, и людей, вдруг бросившихся из-за угла, ведь её глаза уже видели крыльцо и распахнутую дверь, за которой её ждали муж и сыновья.

Ночь и день приходят не приветствуя, а уходят не прощаясь

(Народная присказка)

Мала навела на мать тень сестры, чтобы легче было обознаться, кивнула ей и попрощалась навсегда. Она закрепила фибулами луды и за руку потащила Ясну к воротам. Ясна же лишь потеряно оглядывалась во след Деи и прижимала к себе подаренный узелок.

И ста саженей не пробежав, барышня начала спотыкаться. Но старшая сестра лишь быстрее потянула её вперёд, на ходу творя новое волхование. Желтые искры лёгкого рассевающего полога пролетели вихрем вокруг и истаяли. Сразу следом подготовила отведение глаз, но не отпустила, придержала до момента, когда впереди показался привратный двор со вчерашнего дня заставленный пустыми телегами.

— Не смотри на охрану. Или под ноги, или на мою спину, — негромко скомандовала Мала и выбросила вперёд заготовку.

Мала чувствовала, как отпущенное им время, с каждым шагом становится всё меньше и меньше. Но бежать быстрее не получалось, и так она буквально тянула сестру за собой. А тут и вовсе пришлось замедлиться, чтобы всё сработало как надо. Вот они пробрались между нагромождением бортов и оглобель, вышли к скучающим стражникам, бочком, чтобы ничего не задеть и не обронить, прошли мимо. Арка ворот, полураскрытые створки… И время вышло.

Старшая из сестёр почувствовала, как слетела, освободившись, наведённая тень, истаяла, вместе с дыханием, к которому была привязана. Сердце пропустило удар, замерев от нахлынувшей боли, но вновь продолжило биться.

Хорошо, что успели выбраться за стены. Жалко, что не хватило времени преодолеть первую заставу.

Они бежали по дороге, словно два серых всполоха, от развивающихся за спинами пол луд. А от поместья по всей округе уже пронёсся сигнал тревоги и приказ схватить Ясну и всех, кто с ней. Девушка, до этого покорно и безвольно следовавшая за сестрой, встрепенулась и заозиралась по сторонам. И обе из-за этого почти встали.

— Идём! Быстрее! — поторопила Мала.

— Но… — тихо начала Ясна и осеклась, не в силах высказать даже не мысль, чувство.