-- Разумѣется, онъ никогда не вернется живой. Это убьетъ его.
-- Убьетъ и меня. Какое-то внутреннее чувство говоритъ мнѣ, что я никогда не поправлюсь. Никто не повѣритъ, сколько я вынесла изъ-за этихъ дрянныхъ брилліантовъ. Онъ хоть желалъ ими овладѣть. Я и этого сказать не могу, хотя разумѣется не хотѣла выпустить изъ рукъ, когда это былъ послѣдній подарокъ моего возлюбленнаго мужа.
Эмиліусъ поспѣшилъ увѣрить ее, что вполнѣ это понималъ и уяснялъ себѣ ея чувства.
Настала минута, но его мнѣнію, когда ему слѣдовало возобновить свое предложеніе. Съ вдовами, слышалъ онъ, дѣло надо вести круто. Онъ уже разъ просилъ ея руки и она должна знать причину его пріѣзда въ Шотландію.
-- Любезная лэди Юстэсъ, началъ онъ безъ всякаго вступленія: -- не позволите ли вы мнѣ возобновить просьбу, съ которою я однажды осмѣлился обратиться къ вамъ въ Лондонъ?
-- Просьбу! воскликнула Лиззи.
-- О! я понимаю, что при вашемъ равнодушіи вы даже забыли про нее. Лэди Юстэсъ, я осмѣлился высказать вамъ... что... люблю васъ.
-- Ахъ, мистеръ Эмиліусъ, мнѣ столько мужчинъ говорили это!
-- Вѣрю. Нѣкоторые могли говорить вамъ это изъ низкихъ, своекорыстныхъ видовъ.
-- Благодарю за комплиментъ.
-- Никогда я вамъ не скажу комплиментовъ, лэди Юстэсъ. Каковы бы ни были наши отношенія въ будущемъ, вы отъ меня услышите одну правду. Были люди, которые говорили вамъ о своей любви изъ корыстныхъ цѣлей...
Онъ произнесъ эти слова съ подобающей строгостью и потомъ остановился, какъ бы въ ожиданіи, осмѣлится ли она оспаривать его; но она молчала и, перемѣнивъ тонъ, онъ продолжалъ заискивающимъ, сладкимъ голосомъ, который составилъ его карьеру:
-- Были и такіе, безъ сомнѣнія, которые говорили изъ глубины души. Только одно я могу утверждать, что никто не высказывался съ такою непогрѣшимою правдивостью, съ такимъ тревожнымъ опасеніемъ такою искреннею заботливостью о вашемъ благосостояніи въ этомъ мірѣ и въ будущемъ, какъ тотъ чье сердце исполнено этихъ чувствъ.
Лиззи очень понравилась его рѣчь. Ей казалось, что человѣкъ имѣетъ право высказываться, а въ такомъ случаѣ, какъ настоящій, даже цвѣтисто, съ восторженностью и поэзіей. Она находила, что вообще мужчины боялись выдавать свои чувства и были нѣмы какъ безсловесныя животныя отъ недостатка воодушевленія. Эмиліусъ сопровождалъ свою рѣчь движеніями рукъ; онъ ударялъ себя въ грудь и декламировалъ каждое слово съ надлежащей интонаціей.
-- Это легко говорить, мистеръ Эмиліусъ, замѣтила Лиззи.
-- Говорить-то не такъ легко, лэди Юстэсъ. Вы никогда не поймете, какъ тяжело изливать чувства, которыми сердце полно. Я не скажу, легко или тяжело даются эти чувства -- только знаю, что не испытывать ихъ я не могу. Лэди Юстэсъ, мое сердце предалось вашему сердцу и стремится къ своему спутнику въ жизни. Оно жаждетъ любви и не знаетъ преградъ. Оно исторгаетъ отъ меня слова -- которыя, вѣроятно, падутъ на меня со всею горечью желчи, если вы не примите ихъ какъ выраженіе искренняго чувства, и чувства, которое стоитъ оцѣнить.
-- Я хорошо знаю цѣну такому сердцу, какъ ваше, мистеръ Эмиліусъ.
-- Такъ примите его, моя безцѣнная!
-- Нельзя любить по приказанію, мистеръ Эмиліусъ.
-- Нельзя и не любить. Не думаете ли вы, что я не пытался? Развѣ пріятно быть отвергнутымъ тому, кто прошелъ всю свою жизнь, торжествуя надъ всякимъ препятствіемъ, надъ всякимъ отказомъ, преграждавшимъ ему путь; развѣ вы полагаете, что менѣе горечи, чѣмъ въ смерти, для подобнаго человѣка, услышать "нѣтъ" отъ женщины?
-- Что значитъ для васъ, мистеръ Эмиліусъ, "нѣтъ" бѣдной женщины?
-- Оно значитъ все для меня -- значитъ смерть, гибель, разрушеніе -- если только я не могу одолѣть его. Возлюбленная моего сердца, царица души моей, повелительница надъ всѣмъ духомъ моего существа, скажите -- не одолѣю ли я его и теперь?
Никогда и никто не объяснялся ей въ любви такимъ образомъ. Она знала или подозрѣвала, что это лицемѣръ и вмѣстѣ интригантъ, жаждущій ея денегъ, который послѣдовалъ за нею въ эту минуту испытанія, имѣя въ виду, что это лучшее время для него добиться своей цѣли. Въ любовь его она вовсе не вѣрила. А между тѣмъ ей нравилось, какъ онъ ухаживалъ за нею, и она одобряла его образъ дѣйствія. Она любила ложь, находя ее прекраснѣе правды. Лгать ловко, умно, безстыдно и вполнѣ успѣшно было, согласно вселеннымъ въ нее убѣжденіямъ, необходимостью для женщины, очарованіемъ въ мужчинѣ. Вотъ несчастная Мэкнёльти, которая никогда не скажетъ неправды, какая ей польза въ томъ? Она даже не годилась для должности, которую брала на себя. Когда бѣдная мисъ Мэкнёльти услыхала въ это утро, что Эмиліуса ждутъ въ замкѣ, а ея имя даже не было упомянуто имъ, и наконецъ, когда доложили о его приходѣ, несчастная дѣвушка не въ силахъ была скрыть своего нелѣпаго разочарованія.
-- Мистеръ Эмиліусъ, вы настаиваете очень упорно, замѣтила Лиззи, откидываясь на спинку кушетки.
-- Я настаивалъ бы еще упорнѣе, чтобъ добиться чести, къ которой стремлюсь.
При этомъ онъ сдѣлалъ руками движеніе, какъ-будто уже держалъ ее въ своихъ объятіяхъ.
-- Вы пользуетесь моею болѣзнью.
-- Осаждая крѣпость, развѣ не пользуются всѣми случайными преимуществами? Любезная лэди Юстэсъ, позвольте мнѣ вернуться въ Лондонъ съ нравомъ защищать ваше доброе имя, на которое нападаютъ въ настоящее время люди лживые и легкомысленные. Вы нуждаетесь въ покровителѣ.
-- Я сама умѣю защищаться отъ всѣхъ нападеній, милостивый государь. Насколько мнѣ извѣстно, ничто мнѣ повредить не можетъ.
-- Сохрани Богъ, чтобъ вамъ что-нибудь нанесло вредъ! Я молю милосердое Небо, чтобъ на мою возлюбленную даже вѣтеръ не повѣялъ рѣзко. Но моя возлюбленная сдѣлалась предметомъ людской злобы. Моя возлюбленная цвѣтокъ дивной красоты внутри и снаружи, но съ слабымъ стебелькомъ и нѣжными лепестками, блескъ которыхъ легко блекнетъ. Да будетъ мнѣ позволено быть тою крѣпкою опорою, возлѣ которой моя возлюбленная можетъ цвѣсти безопасно!
Ее охватило смутное впечатлѣніе, что этотъ цвѣтистый языкъ отзывается библейскимъ характеромъ и потому въ нѣкоторой степени отвлеченный и съ оттѣнкомъ религіозности. Набожность вовсе не приходилась ей по вкусу въ такую критическую минуту и она уже готова была выказать обожателю холодность, но ей нравилось, что ее называли цвѣткомъ, и библію, признаться, она далеко не знала твердо. Слова, показавшіяся ей знакомыми, могли относиться къ исторіи Іоана и Гаиде, а слѣдовательно и быть вполнѣ умѣстными.
-- Развѣ вы ожидаете отъ меня немедленнаго отвѣта, мистеръ Эмиліусъ?
-- Да -- немедленнаго, отвѣтилъ онъ, стоя предъ нею съ спокойнымъ достоинствомъ и скрестивъ руки на груди.
Она и отвѣтила ему, но сперва отвернулась къ стѣнѣ или вѣрнѣе къ спинкѣ кушетки и залилась потокомъ слезъ. Минута эта была исполнена прелести для нея. Она рыдала съ наслажденіемъ, говоря сквозь слезы что-то о своемъ ребенкѣ, что-то о своихъ испытаніяхъ, что-то о горестной своей судьбѣ, что-то о сокрушенномъ вдовьемъ сердцѣ, что-то наконецъ о долгѣ въ отношеніи къ обществу, который велитъ ей удержать свои доходы въ собственныхъ рукахъ, и она сдалась на его мольбу.
Въ этотъ же вечеръ она сочла приличнымъ извѣстить мисъ Мэкнёльти о случившемся.
-- Онъ великій проповѣдникъ, сказала она: -- и я не знаю положенія въ свѣтѣ, которое было бы достойнѣе любви и удивленія женщины.
Мисъ Мэкнёльти не въ силахъ была произнести слова въ отвѣтъ. Она даже не могла поздравить свою счастливую соперницу, хотя бы насущный ея хлѣбъ оттого зависѣлъ. Она тихо вышла изъ комнаты, пошла къ себѣ наверхъ и выплакалась.
Въ началѣ іюня лэди Юстэсъ стала подъ вѣнецъ съ своимъ женихомъ. Обрядъ вѣнчанія былъ совершенъ въ епископской церкви въ Айрѣ, вдали отъ любопытныхъ глазъ столичныхъ жителей. Прибавимъ только, что Эмиліуса никакъ нельзя было уговорить отказаться въ брачномъ контрактѣ отъ малѣйшей частицы главенства, присвоеннаго мужу; когда приблизилась рѣшительная минута, Лиззи не имѣла духа отвергнуть и этого жениха, зная, что ея помолвка извѣстна всему свѣту. Быть можетъ, мистеръ Эмиліусъ будетъ для нея такимъ же хорошимъ мужемъ, какъ и всякій другой -- только бы его прошедшее не оказалось очень полно темныхъ приключеній. Онъ даже будетъ нѣженъ съ нею по-своему, хотя во всемъ поступать по собственному усмотрѣнію и ни капли не пугаться, когда она погрозитъ умереть въ его глазахъ, заливаясь ручьями слезъ. Авторъ однако позволитъ себѣ заявить, что судьба Лиззи не останется покрыта совершеннымъ мракомъ.