С ним – спокойно.

А еще ему вполне можно доверить детей, не опасаясь за их будущее. Я вспоминаю, что забыла убрать тонометр в комод! Ростик непременно спросит, что опять случилось.

Быстро придумываю нейтральную историю. Захожу в дом и восклицаю с порога:

– А вот и я!

Меня встречает джазовая версия «Билли Джин», и губы сами расплываются в улыбке.

Дети увлеченно играют на коврике у камина. Свет приглушен. На столе букет роз.

Увидев меня, Ростислав начинает подпевать, шлепая губами и корча забавные гримасы. С выражением, мимикой. Он прижимает ладони к груди, и я хохочу!

Став нарочито серьезным, Ростик в танце хватает букет, вытаскивает розу, зажимает между зубами и крадется ко мне.

Я резко поднимаю руки вверх, войдя в роль. Забираю у него цветок, подношу к лицу. Мы хватаемся за руки и пропеваем последние слова песни хором.

Дом взрывается аплодисментами Нади, сыновья спешат ко мне наперегонки.

– Привет, – говорю я Ростиславу полушепотом.

– Привет, – отвечает он. Подмигивает и целует в щеку.

Едва наши глаза встречаются, меня затапливает нежностью. Каждый раз этот мужчина привозит с собой хорошее настроение.

Включается новый трек.

Я поднимаю Ромку и расцеловываю его, Ростик подхватывает Ярослава и начинается кружиться с ним по дому.

Пока Надя собирает свои вещи, мы танцуем с детьми – каждый со своим партнером. Ростислав принес в мою жизнь джаз, вкусные ужины, задушевные беседы и крепкий сон.

Адам же – пульсирующая болью игла в сердце. Когда джаз звучит громче, рана кровоточит меньше.

Ростик делает музыку тише и вопросительно кивает на тонометр. Я пыталась в танце незаметно спрятать его в комод, но, видимо, не вышло.

– Меня сегодня подрезали на дороге, когда с детьми была, – сообщаю коротко. – Испугалась.

– Есть запись? Надо обратиться в полицию, – тревожится он.

– Уже думала об этом, но, увы, я снова не включила регистратор. Все собираюсь его отремонтировать, чтобы запускался автоматически.

– Нет проблем, я куплю тебе новый.

– Не, не надо, я сама куплю.

– Конечно сама. Я уж и забыл, кто у нас тут сильная и независимая, и в очередной раз попытался влезть.

Примирительно улыбаюсь:

– Прости. Я так испугалась за мальчиков, что руки дрожали, но теперь все в порядке.

Ростик достает из холодильника лосось, сливки, чеснок, черри. Поставив сковородку на плиту, подходит и целует меня в лоб.

– Надо было мне позвонить. – Он берет мою ладонь, потирает кольцо на безымянном пальце. – Опять забыла, что у тебя есть эта безделушка и зачем она нужна?

Мы поженились всего месяц назад, и да, я действительно не привыкла к тому, что у меня есть муж. Что какой-то нормальный мужчина выбрал меня в спутницы жизни. Что он не пытается никого убить и что его ни разу не избили полицейские. Что он долюбленный ребенок, хорош собой, успешен в карьере. Не без личной драмы, разумеется, но кто без нее?

– Просто не хочу тебя дергать по каждой мелочи.

– Рада, мы решим любую проблему в рамках закона – жестко и справедливо. Так тоже бывает, помнишь? Если человек нарушил правила дорожного движения, он должен получить свое наказание.

– Согласна, босс.

Яр смирно сидит на руках Ростика, ему нравится быть высоко и обозревать дом. Я тянусь и зацеловываю его щечки, потом делаю то же самое с Ромой. Дети смеются. Ростислав вручает мне сына и возвращается к плите. Включает воду.

– Мне написала подружка твоей бывшей, – сообщаю между делом, усаживая мальчиков в кресла. Достаю из шкафа кашу.

– В смысле? Опять?

– Да, поведала, что ты лох последний. Дескать, как можно было выбрать меня с прицепом, а не ее очаровательную подругу?

– Лох последний, круто, – бормочет себе под нос Ростик. Качает головой. – А ты что?

– Написала, что у нее губы красивые. Что?.. Это правда! – болтаю я. – Зашла на страницу посмотреть фотографии. Рот как у Джоли.

– Самый красивый рот – это рот, который не несет хуйни, – говорит Ростик резко, последнее слово он произносит одними губами. – И знаешь что?

– Что?

– Именно такой рот сейчас находится в метре от меня. Уж не говоря обо всем остальном.

Я приподнимаю брови и улыбаюсь.

У нас легкие отношения. Моим детям не нужен новый отец, собственный опыт показал, что замена невозможна. А мне самой не нужен спонсор. Мне вообще от Ростика ничего не нужно в материальном плане. Но, как выяснилось, иногда равнодушие служит магнитом. Ростислав постоянно пытается впрячься в мои дела и хоть как-нибудь, да помочь.

Иногда мне кажется, что он взломал закон Мёрфи.

Искупав сыновей, я едва не засыпаю вместе с ними в спальне. Чтобы взбодриться, принимаю душ. Кира лежит в ванной комнате, молча ревнуя нас всех к Ростиславу. Ее можно понять, и мы с Ростиком в основном встречаемся у него. О том, чтобы жить вместе, речь иногда заходит, но мы никак не можем определиться территориально. Он занимается стройкой и мотается по всему югу, в зависимости от расположения объектов. Я же не могу пойти на то, чтобы переехать отсюда и запереть себя в квартире.

Мы ужинаем при свечах под тихий, медленный джаз. Пьем вино, обсуждаем новости, и я ощущаю себя такой спокойной и благополучной, какой не была никогда в жизни.

– Слушай, этот инвестор с севера, кажется, всерьез нацелен скупить половину нашего пляжа, – в какой-то момент делюсь с мужем, едва сдерживая возмущение. – Ну откуда он такой мотивированный взялся?

– А ты не думала рассмотреть его предложение? Деньги-то действительно приличные.

Я замираю, как будто кто-то выдернул землю из-под ног. Продать отель – это значит навсегда попрощаться с Адамом. И в первую секунду меня душит ужас, но потом… Потом я смотрю на Ростика, на его умиротворенное красивое лицо и опускаю глаза.

Надя сказала, что я детей сиротами оставлю, если продолжу держаться за воспоминания. То, что было сегодня, – ненормально. Он умер. Все.

Отношения с Алтаем, стремительные и яркие, припечатали меня прессом, переломали мой стержень в крошку. Рядом с ним я постоянно находилась в состоянии тревоги или горя – за себя, за него. За нас. Любовь к нему отравляла и продолжает отравлять до сих пор.

Но я… я не могу отдать этот отель другому человеку.

Все еще больно. Жгуче больно. Как будто в душе открытая рана, и мы сыпем на нее солью, даже просто разговаривая об этом.

Вспоминаю сегодняшнюю истерику и качаю головой.

– Я… подумаю, – выдыхаю наконец. – Честно говоря, замучили москвичи с их тупыми предложениями.

Буквально на днях приезжали дерзкие ребята, расхаживали по территории, вслух обсуждали, что сразу пойдет под снос, а что будет перестроено. На отказы не реагировали.

Пришлось спустить на них Киру.

– Ты никому ничего не должна.

– Мне как минимум нужно увидеть этого человека. Поговорить с ним… Северянин вроде бы будет на форуме по гостиничному бизнесу. Я, правда, не планировала туда ехать.

– Давай смотаемся. Ну а что? – предлагает Ростик мягко, но уверенно. – Возьму несколько отгулов.

Это очень мило с его стороны, если учесть, что по брачному договору он не может претендовать ни на копейку от наследства мальчиков.

– Думаешь?

– В случае нужды защищу тебя от этого скрытного северянина. Хотя бы в этом положись на меня.

Усмехаюсь, поднимая вилку:

– Хорошо. Но видеорегистратор я куплю себе сама!

Ростик откидывается на спинку стула, качает головой и смеется:

– Договорились.

Я скидываю лодочки, бросаю сумку на комод и бегу мыть руки.

Москва. Раньше я мечтала жить в этом городе. Что это было за затмение, о чем я только думала? Как можно променять тепло, фрукты и солнце на толпу людей, промозглый дождь и пробки?

Ужасно холодно, и это только сентябрь.

– Как все прошло? – спрашивает Надя у Ростика.

Мы ждали до последнего.