Бабалмутень задумался: видимо, напряг свою память или вышел в какую-то свою колдовскую сеть, где хранятся всякие сведения. Я отслеживал его эмоции на морде. Но вот она разгладилась и просветлела: нечисть, по всей вероятности, наткнулась на нужные сведения.

— Ага, понял. Ну да, какую зверюгу любая девушка не спужается, енто так. И в светёлку запустит, и приласкать попытается. Оне ж, бабы, глупы до безобразия, никакого чувствия безопасности не мают. Им ба попушистее да чоб на мордаху поприятнее — они готовы на всё ради такой «прэлести» пойтить. Давно уж мы, нечисть всяка, енто прочухали и используем вовсю.

Так и порешил Баламутень оборотить меня в кота. Вдобавок придумал дать мне с собой заколдованную вещицу, которая в верёвочную лестницу сможет превратиться ровно в полночь.

— Времени, чтобы выбраться из терема на улицу, будет у Настёны немного. Надо до первых петухов успеть, иначе колдовство моё прахом пойдёт. Лестница могёт на середине пути превратится… хотя тебе об том знать не положено! Да и ты сам… В общем, поспешайте там, долго лясы не точите. Хотя, в твоём кошачьем обличии у тебе и точить-то будет нечем, мяу-мяу, ха-ха! — он снова поколыхал пузом, довольный своей шуткой. — Ну да, хватятся её вскоростях мамки-няньки, искать почнут. Туточки она им околь ворот и встренется. Токмо не боись, бить её никто не решится, поскоку Болотник любит девиц гладких да чистых, без синяков и ран. Так что девицу твою никто пальцем не тронет, ну, пожурят малость — а как без этого. Так что, согласен ты в кота оборотиться?

В моей практике опером всяко бывало. В кого я только не превращался: и в спортсмена, и в торгаша, даже в старуху-гадалку, а раз и девушкой наряжался, правда, в юности ещё. Но вот котом мне быть ещё ни разу не довелось… Собственно, если честно, не очень-то и хотелось. Но если дела ради… то придётся. И я согласно кивнул.

* * *

Не погребуй* — диалектное искажения слова «не побрезгуй», услышанное автором в Орловской области.

Мой позор

Верёвочную лестницу Баламутень сначала сотворил из осоки, затем уже, вторично, превратил в ошейник, который застёгивался на крючок, сделанный из шипа боярышника. Я про шиповник понял потому, что сам такой шип использовал в детстве, правда, для ловли рыбы, когда мне бабушка денег на настоящий рыболовный крючок не давала. Дед научил — рукастый он у меня был! С ним в Сахару попадёшь — ни за что не пропадёшь, вот такой дед!

Так вот про ошейник. Баламутень мне объяснил, что я должен буду в нужный момент когтём поддеть его и скинуть на пол — он тут же станет лестницей. Ну, а вот способ, как общаться с Анастасией, мне надо ещё придумать: говорить мой кот не умел от слова «совсем».

— А ты знашь, где твоя Настёна в тереме хоро́нится? Куды тебе к ей шастать надобно? — поинтересовался Баламутень.

Я задумался, перебирая подслушанный разговор мальчишек на берегу. Каждое словечко постарался припомнить… Ага, вот оно, вспомнил! Не совсем, стало быть, маразм надо мною верх взял.

— Сеструха сказывала, что в тереме есть мезонин, вроде бы там девку и держат. Но как внутрь особняка пробраться? Вот в чём вопрос… Стены там гладкие, а я не альпинист ни разу, на минуточку, — забывшись я стал рассуждать вслух.

— Альпинист — енто хто ж такой? Из наших которых чёли будет, со способностями? Аль как? — встрепенулась водяная нечисть.

— Ну, почитай, что так, — не стал я вдаваться в подробности. Но впредь решил за языком своим следить строже.

— По стене ты точно не взберёшься, ках ба ни пыжалси. Стены там каменны, гладко чищенны камнетёсами. Когтями кошачьими не зацепиться. Зато коло угла хоро́м ветла растёт. По её стволу наверх вкарабкаешься — енто ты сумешь, кот ить как-никак. Опосля по ветке пройдёшь и аккурат на выступ возля стены попадёшь. Уж зачем он там — неясно, но имеццо. Человек по няму не пройдёт, а вот кот — запросто. Ежели прозор у девки будет открыт — тебе и беды мало, сиганёшь в него и бушь таков. Волокитно, ежели он на запоре окажется… Тады даже не знаю, чем тебе и помочь.

Я догадался, что прозором тут называют окно. Да и что бы тут не догадаться? То, во что озирают окрестности. Однако мне взгрустнулось от предложенной перспективы. Не попасть внутрь, когда уже всё так здорово продумано — обидно будет. Но я не стал сейчас забивать себе голову этим: проблемы надо решать по мере поступления. Сейчас по плану — это превратиться в кота и добраться до барского поместья.

— Ладно, хватит тут стращать меня. На месте разберусь, как поступить. Начинай уже колдовать, что ли.

— Ух ты, торопкий* какой! Ну, давай начнём, коли так.

Баламутень вытащил откуда-то с полки банку с мутной водой, видимо, отвар каких-то трав, брызнул на пучок осоки болотной, что-то шепнул — та закрутилась, стебли стали переплетаться… И вот уже лесенка валяется на полу, новёхонькая, будто только что из лавки. Затем нечистая сущь брызнула отваром уже на лестницу — ничего не произошло. А вот когда он дунул — та разом скукожилась, будто бы от огня, и приняла вид ошейника для кота.

После этих манипуляций он уже брызнул на меня… Сразу всё вокруг закружилось, тошнота подкатила в горлу, и я вырубился. Правда, ненадолго — довольно скоро пришёл в себя.

— Ты как себя чувствуешь, малец? — булькнул Баламутень.

Я хотел ему ответить, что сейчас уже более или менее неплохо, но… только жалобно мяукнул. Что, уже всё? Оборотился Пашка Барков в котяру? Так быстро? Меня в бытность опером в старуху и то дольше превращали. А уж в девушку, так вообще часа четыре потратили. А тут бац — и вот ты уже ушастый шерстяной комок с хвостом и когтями.

Баламутень нацепил мне на шею ошейник. Пробовать его перевоплощать мы не стали, время уже поджимало. Нечистый выпустил меня за дверь, и я понёсся со всех ног… простите, со всех лап в сторону барского терема.

К моей радости всё прошло без сучка, без задоринки: в светёлку Анастасии я попал, как мы с Баламутенем и планировали, сперва по стволу ветлы, потом по ветке, по выступу и в окно. Девушка не спала, а сидела и смотрела через прозор на звёздное небо, размышляла о чём-то. Интересно, она знает, что завтра её готовят отдать в жертву Болотнику? На первый взгляд — совсем даже нет, уж больно сильно довольной своим положением выглядела девица.

Наряд на ней был вовсе не «от куфарки», хотя и не мадам Шанель над ним трудилась. Сарафан, на первый взгляд и деревенский, для простолюдинок, не с барского плеча, но с вышивкой красивой, а блуза — так та и вовсе с кружевной оборкой по вороту. Кокошник тоже ничего, жемчужными бусинами украшен, квадратиками да кружочками медными, которые блестят, словно золотые. В общем, красивая девушка эта Настёна, не наврали пацаны. Но моя ли это Анастасия Павловна? Вот в чём вопрос.

В той реальности она была младше меня лет на десять-пятнадцать, а здесь передо мной предстала девушка несколько старше меня. Ну да, она уже вполне взрослая, по крайней мере, шестнадцать-то ей уж точно стукнуло. А может быть и больше. В любом случае, мне, тринадцатилетнему, она уже далеко не ровня. Половозрелая девица на выданьи, ага. А я кто? Сопляк… Но краси-и-ивая… Я даже облизнулся, поскольку рот наполнился слюной и когти сами собой стали то выпускаться наружу, то убираться, делая инстинктивно топтательные движения.

Слюнтяй… Идиот… Размазня… Приди в себя, старый маразматик, следак со стажем!

Увидев запрыгнувшего в окно кота, Настя сначала вздрогнула, а потом обрадовалась. Скучно, наверное, сидеть вот так — ни тебе журнальчика какого, ни телевизора. А тут всё какое-никакое, да развлечение — живое существо, которое можно потрогать, потискать, приласкать. Этим девица и стала развлекаться. Я же и вовсе прибалдел от такого панибратства…

Мозгами понимаю: спешить надо, а тело вдруг перестало подчиняться. Спина выгнулась сама собой, хвост задрался вверх, как говорят, пистолетом, непроизвольно в горле включилось мурчало. И перед глазами картинки замелькали: то я, маленький котёнок, с удовольствием сосу пушистую маму-кошку, а то цепко держу зубами за шкирку молоденькую юркую кисулю, неуловимо похожую на Настюху, и… О-о-ох уж этот тестостерон!