Дело в том, что к тому моменту дела в мировом коммунистическом движении обстояли не самым лучшим образом, о чем свидетельствовало появление в середине 70-х такого явления, как еврокоммунизм. Это политическое течение начало формироваться в конце прошлого десятилетия (после чехословацких событий) и являло собой открытое неповиновение ведущих компартий Запада (Италии, Испании и в меньшей степени Франции) диктату Москвы. Однако импульсом к этому неповиновению было не столько поведение Кремля, сколько реалии западной действительности, а именно — утрата авторитета компартиями у населения. В целях возвращения этого авторитета, еврокоммунисты и решили заявить о своем размежевании с советскими коммунистами, а также пойти на союз с буржуазными партиями.

В мощное движение еврокоммунизм оформился на конференции 1974 года в Брюсселе, когда было продемонстрировано совпадение позиций компартий Испании, Италии, Франции, Финляндии и некоторых других. В чем же состояла конкретная суть этих позиций? Идеологи еврокоммунизма ставили целью глубже разобраться в том, почему рабочее движение на Западе отстает от прогресса, не сумев включиться в процесс революционных перемен, открытый победой Октябрьской революции в России. В итоге они пришли к мнению, что советская модель социализма неприемлема для стран развитого капитализма. Отсюда и желание переосмыслить опыт СССР, основанное на новом, как они утверждали, понимании соотношений между социализмом и демократией.

Главным постулатом еврокоммунизма было утверждение, что социализм без свободы — это не социализм. При социализме должна существовать многопартийность, светское (то есть деидеологизированное) государство и разделение властей: судебной, исполнительной, законодательной. Путь к социалистическому обществу — это развитие демократии и перенос ее из политической области в экономическую и социальную сферы общественной деятельности. Идеологи еврокоммунизма также ратовали за смешанную экономику.

Исходя из этого, еврокоммунисты отвергали идею диктатуры пролетариата, поскольку, по их мнению, эта идея так и не была нигде осуществлена — еще ни разу в истории пролетариат не добивался своей диктатуры. Под взятием власти идеологи еврокоммунизма понимали не однопартийный переворот, а приход к управлению государством широкого народного объединения — Фронта трудящихся и интеллигенции. Как покажет уже ближайшее будущее, все эти планы еврокоммунистов окажутся утопией и приведут к одному — поражению мирового коммунистического движения. Как верно отметит испанский историк А. Ортис:

«После Второй мировой войны и восстановления европейского общества, в условиях сильного экономического развития Европы и укрепления западного капитализма с его обществом потребления произошли значительные изменения. Процесс социального и идеологического отчуждения привел рабочий класс и в целом западноевропейское общество к отходу от культуры солидарности, а может быть, и к ее утрате. Сначала социал-демократия, а потом и еврокоммунисты также отошли от этой культуры. Надо признать, что коммунисты обратили внимание на этот процесс, но в одних случаях не пожелали, а в других не сумели найти теоретические подходы, чтобы понять и остановить его.

Они не поняли природы изменений, которые происходили в Западной Европе. Из их поверхностного анализа делались ошибочные и губительные практические выводы. Главным из них было — продолжать идти по пути идеологического отступления. Общество в целом оказалось впереди коммунистов и вообще левых сил. А они плелись в хвосте, стараясь найти лазейку, чтобы внедриться в систему, которую правые либералы строили в соответствии со своим проектом. Левые не имели языка теоретических понятий, на котором можно было бы объяснить те процессы, которые происходили в обществе. Они не выдержали давления и идеологического наступления либералов и отказались от поиска решений. Хуже того, они пришли к выводу, что решение заключается в теоретическом разоружении. По этому пути, не всегда сознательно, левые перешли, почти не заметив этого, в лагерь своих собственных идеологических противников…»

Отметим, что идеи еврокоммунизма торили себе дорогу и в советском истеблишменте, особенно в либеральном его крыле. Там тоже росла и ширилась прослойка людей, которые считали, что советский социализм дитя ущербное и поэтому требует серьезного лечения. В качестве сопутствующих лекарств они мечтали применить то же, что и еврокоммунисты: светское (то есть деидеологизирован-ное) государство, разделение властей, смешанную экономику и т. д.

В середине 70-х советские еврокоммунисты присутствовали во всех слоях элиты: как в политических, так в экономических и культурных. Та же «Таганка» была выразителем именно подобных идей, о чем уже говорилось (не случайно Юрий Любимов был лично представлен одному из главных идеологов еврокоммунизма, лидеру Итальянской компартии Энрике Берлингуэру, который и явился автором этого термина — еврокоммунизм). К числу еврокоммунистов советского розлива можно было причислить и Владимира Высоцкого, который а) служил в «Таганке», почти полностью разделяя ее идеи, и б) был женат на еврокоммунистке французского розлива Марине Влади. Посредством своего творчества Высоцкий влиял на советский социум в том направлении, которое было выгодно еврокоммунистам. Он прошел классический путь интеллигента-либерала: сначала идеализировал народ, затем в нем разочаровался. Как пишет все тот же А. Ортис:

«Возникает фигура интеллигента, которому трудно понять предпочтения народа, который полон противоречий и впадает то в абсолютную идеализацию, то в абсолютное отрицание (как у Высоцкого образца 75-го: то песня «Купола», то «Старый дом». — Ф. Р.). И европейская, и русская коммунистическая интеллигенция обнаруживают это свойство. Народ и его «авангард», пролетариат, стали объектом идеализации — и в отношении их природы, их поведения, их исторической роли. Народ всегда прав! Но ведь народ, как категория, не обладает разумом, он имеет здравый смысл. И именно здравый смысл народа, способ его самовыражения, зачастую грубый, и в массе пролетариата, и в крестьянстве не соответствует идеализированным и идеологизированным представлениям левого интеллектуала. Приходит разочарование и осуждение. Левый интеллектуал Европы испытал двойное разочарование. Он не понял самовыражения народа в его собственной культурной среде, на своей собственной территории — и он не понял народного, традиционного компонента в советском проекте. Сходный процесс пережила и советская интеллигенция…»

«Отход» Высоцкого от рядового народа (хотя многие считают, что он, наоборот, к нему приближался) произошел во второй половине 60-х, когда он в полемике либералов и державников окончательно выбрал сторону первых. И написал «Песню о джинне», где вволю посмеялся над русским духом, изобразив его в виде «грубого мужука». В последующих своих сатирических песнях Высоцкий только и делал, что издевался над этим «мужуком», изображая его то алкашом, то жлобом, то недалеким пролетарием и т. д. Женитьба на иностранке только усугубила этот процесс, поскольку еще ближе приблизила Высоцкого к еврокоммунизму и, наоборот, отдалила от народа и его традиционного миропонимания (имеется в виду традиционный советский народ, поскольку жлобствующей части этого народа, которая с каждым годом увеличивалась, раблезианство барда было по душе). Высоцкий взял на себя миссию повести этот «заблудший традиционный народ» к свету, не осознавая, что на самом деле в роли заблудшего выступает он сам. В том смешении кровей, которое было в Высоцком, в итоге победил еврей, а не русский. Победил рационалист, а не традиционалист.

В тех же западных компартиях водораздел пролегал по этой же линии: традиционализма (его исповедовали настоящие коммунисты) и рационализма (он был уделом еврокоммунистов). В итоге победили представители второго. Как пишет все тот же А. Ортис:

«Западные компартии и вместе с ними левая интеллигенция Европы стали анализировать Советский Союз так, будто речь шла о за-падноевропейскеом обществе. СССР рассматривали через призму институтов и ценностей, которые возникли в Западной Европе в Новое время. Считалось, что Октябрьская революция обязана была развить эти институты и ценности, поскольку социализм в глазах левых был продолжением европейской модели либерального общества, только лишь с тем отличием, что в нем была устранена бедность и разрешены проблемы справедливого распределения экономического богатства. Когда итальянские, испанские и французские коммунисты обнаружили, что общество в Советском Союзе совсем другое, они начали отходить от него. Они не поняли, что русский коммунизм, советская модель построения социализма рождены самой жизнью, русской историей, которая задавала траекторию развития. И эта история предопределила фундаментальные отличия от тех форм, в которых, как передполагалось, социализм должен был воплотиться в Западной Европе…