1793. — Последний пункт завещания уэльского джентльмена Эвана Джонцеса:
"Что касается остающихся тысячи фунтов, которые вложены в 3-х процентовые ломбардные квитанции, я распоряжаюсь следующим образом: Половину этой суммы я оставляю на то, чтобы снести проклятую насыпную дорогу, которая ведет от моего дома до Рокса (прости меня, Господи, за богохульство) и на которой мою карету ужасно трясло, от чего я постоянно ругался. Вместо нее пусть построят нормальную дорогу. Вторую половину пусть получит моя племянница, которая сбежала с моим слугой и вышла за него замуж. Заявляю, однако, что я без радости оставляю эти деньги племяннице, распутной бабе; если бы было возможно, я с большим удовольствием оставил бы их на то, чтобы повесить всех расположившихся по соседству адвокатов, потому что, честное слово, я не обнаружил среди них ни одного честного парня".
1770. — "Я, Стефан Свэйн, оставляю на Джона Аббота и его жену по имени Мэри по шесть пенни на каждого, чтобы на эти деньги они купили себе веревку, ибо, боюсь, шериф до сих пор не позаботился об этом".
1794. — "Я, Уильям Дэрлей, вследствие того, что моя жена украла из моего кармана 50 гиней и от моего имени отдала их мистеру Джону Пагу, завещаю ей 1 шиллинг". (Дело в том, что завещание признавалось недействительным, если получатель наследства не назывался по имени, какой бы мелкой ни была оставляемая сумма.)
1785. — "Я, Чарльз Паркер, книготорговец, оставляю 50 фунтов Элизабет Паркер, которую в слепом помешательстве взял в жены, не принимая во внимание ее семью, известность и бедность, и которая в благодарность засыпала меня всяческими клеветническими заявлениями; она только что не оповестила всех, что я разбойник с большой дороги".
1797. — Последний взгляд на семейную жизнь богатого йоркширца мистера Гринвэя:
"Несчастьем моей жизни было то, что я вел безрадостную семейную жизнь с моей женой Элизабет, которая не обращала внимания на мои предупреждения, не меняла своего необузданного характера и постоянно ломала голову над тем, как больше огорчить меня. Не помогли и советы наших здравомыслящих знакомых, она рождена мне на муки и до конца не раскаялась. Силы Самсона, гения Гомера, мудрости Августа, хитрости Пирра, сдержанности Иова, глубокомыслия Ганнибала, бдительности Гермогена не хватило бы, чтобы обуздать эту женщину. С учетом вышеперечисленных причин я оставляю ей один шиллинг".
ЗАВЕЩАНИЕ CHICANE
Я не смогу точно перевести это слово — chicane. В энциклопедии говорится, что это "препятствие, воздвигаемое недоброжелателями на пути к цели". Выражение "назло" лучше всего выражает смысл, но все-таки не достаточно полно, оно не отражает характера приводимых здесь случаев, когда высовывающаяся из гроба рука показывает фигу, но крепко бьет кулаком.
Самую независимую демонстрацию фиги устроил в конце XVIII века старик ирландец по фамилии Толэм. Старый господин имел славу скупца, и завещание, как видно, подтвердило такую репутацию:
"Своячнице завещаю пару старых чулок, которые лежат в постели, в ногах.
Далее, моему племяннику Чарльзу завещаю другую пару старых чулок.
Далее, лейтенанту Джону Стейну — синие чулки и мое красное пальто.
Далее, моей племяннице завещаю старые ботинки.
Далее, Ханне — кувшин с трещиной".
Собравшиеся на оглашение родственники с вытянувшимися лицами познакомились со скудным наследством. Они заявили, что отказываются от него, всяко обругали старого скупца и в бешенстве бросились на выход. Ханна, которая, как видно, была старой служанкой, огорченно пнула попавшийся ей под ноги кувшин с трещиной. Кувшин разбился… И из него во все стороны посыпались золотые монеты. Ох и кинулись же все к своему барахлу: все завещанные вещи были полны золота. И тогда они решили почтить в молитве память славного старика.
Как много огорчений и забот приносило наследникам спрятанное наследство!
Пейно не называет имени того англичанина, после смерти которого осталось наследство, не покрывающее долгов. А деньги у него должны были быть. На это указывала записка со словами: "Семьсот фунтов лежат в комоде". Но в комоде искали напрасно, там ничего не было. Душеприказчики продали мебель, библиотеку, остальное недвижимое имущество, а полученные за это деньги разделили пропорционально между кредиторами. Один из душеприказчиков не мог смириться с такой ситуацией. Он знал старика чудаковатым, но честным человеком; зачем бы он стал подшучивать над ними с этим комодом? И тут до него дошло: Till! (Комод по-английски называется "till".) Он вспомнил, что у старика была любимая книга: "Проповеди Тиллотсона". Может быть, в ней скрыт секрет? Он помчался к другому джентльмену, и они вместе побежали к книготорговцу. "Осталась ли еще книга Тиллотсона?" — "Я отправил ее в провинцию одному клиенту", — был ответ. Джентльмены побледнели. "Но клиент вернул мне книгу, она ему не нужна, — продолжал книготорговец. — Она лежит здесь на полке". Джентльмены ожили. Они заплатили за книгу, отнесли ее домой и между страницами действительно обнаружили вклеенными семьсот фунтов.
По мнению Пейно этот случай произошел в 1796 году. Книга Пейно вышла в 1829 году. Такую вековую историю имеют те случаи, которыми временами газеты удивляют доверчивых читателей. Некий наследователь подложил однажды крупную банкноту в один из томов библиотеки Ватикана, чтобы деньги достались человеку с таким же вкусом, который из множества книг выберет именно эту.
Другой случай: дядя хочет приучить к чтению легкомысленного племянника, для этого он вклеивает банкноты в одну из книг в своей библиотеке. Пусть тот пролистает все двадцать тысяч томов. Затем журналистская фантазия разыгрывается еще больше, и деньги оказываются спрятанными в одном из пяти миллионов томов Вашингтонской библиотеки. Еще более популярной делают идею рассчитанные на массовый вкус трогательные в своей наивности романы и киносказки; в какой-то мебели скрывается сокровище, которое после захватывающих приключений находится, как этого и ожидал с первой фразы читатель или зритель. Возможно, какой-либо чудаковатый наследователь и вдохновится незамысловатой сказкой и сотворит внушенную ему глупость. Пусть он помнит, что прародительница этих идей родилась еще в 1796 году.
Настоящее завещание-chicane оставил один лондонский банкир, разбогатевший на бирже. Он завещал свое состояние стоимостью 60 тысяч фунтов племяннику, но с одним твердым условием: племянник обязан каждый рабочий день в 2 часа появляться на бирже и оставаться там до 3-х часов. От этой обязанности его может освободить только документально подтвержденная болезнь. Если он хотя бы один раз не совершит обязательный визит, все состояние должно перейти определенным благотворительным учреждениям. Этим завещанием банкир хотел выразить уважение к бирже, где он приобрел свое состояние. Но несчастный племянник попал в настоящее рабство. Он не мог никуда уехать, разве что в воскресенье, когда биржа закрыта. Все дела, все свободное время он должен был регулировать в зависимости от посещений биржи. Он ничего не понимал в биржевых делах и все же каждый день должен был совершать паломничество туда и в смертельной скуке проводить там свой официальный час обеда. Об обмане и речи быть не могло, ибо заинтересованные благотворительные учреждения создали свой специальный фонд, из которого оплачивали услуги шпионов-контролеров, и в должное время те всегда находились на посту.
В сравнении с этим завещание йоркширского англиканского викария представляло собой совсем незначительное "chicane". Викарий оставил значительное состояние своей единственной дочери с условием, что она никогда не наденет открытое платье. Все было бы в порядке, но у славного джентльмена были специфические представления о декольтированной одежде: "В связи с тем, что моя дочь Анна не прислушивалась к моим предупреждениям и продолжала увлекаться неприличной и вредной модой, согласно которой женщины оставляют открытыми руки до локтя, я распоряжаюсь следующим образом: если она не порвет с этой модой, все мое состояние пусть перейдет на старшего сына моей старшей сестры Каролины. Если кто-то сочтет мое решение слишком строгим, я отвечу ему, что неприличная одежда у женщин является внешним проявлением духовной испорченности".
