Джордан продолжал идти своим путем. Всем, кто хорошо его знал, было ясно, что сейчас он обращается скорее к самому себе, чем к собеседникам.

– Жертве придали позу, вызывающую в памяти привычку Линуса, персонажа комиксов Чарльза Шульца, сосать большой палец и натягивать на ухо свое одеяло-фетиш.

Он ткнул в дисплей с выведенной фразой.

– Этот слоган вывешивает другой персонаж «Мелюзги»,[3] выставляя на улицу лоток психиатра.

Буррони смотрел на него невозмутимо, но в голосе невольно пробивалось восхищение.

– И что, по-твоему, это значит?

Джордан засунул мобильник в карман кожаной куртки.

– Едва ли убийца думал, что послание на стене трудно будет расшифровать. Схема так проста, что любая программа в полиции или ФБР в момент ее взломает.

Из того же кармана Джордан выудил сигарету, не доставая пачку. Не спеша закурил и одновременно выпустил дым и окончание своей версии:

– Я думаю, для убийцы это был своего рода дивертисмент, шутка, рассчитанная на то, чтобы указать нам…

Джордан вдруг осекся.

Я уже не лейтенант, Родригес.

– …рассчитанная на то, чтобы указать вам его следующие шаги.

Никто не заметил или сделал вид, что не заметил этого уточнения, тонкого нюанса, унесшего Джордана от них за миллионы световых лет.

Кристофер шагнул к нему. Буррони побледнел до синевы.

– Это в каком же смысле, Джордан?

Бывший полицейский, который, по словам Оскара Родригеса, останется им навсегда, вновь показал рукой на цифры.

– В прямом. Убийца обошелся с жертвой, как с Линусом, персонажем «Мелюзги». Вероятно, к следующей будет применен тот же критерий.

Сам того не сознавая, Джордан взял инициативу в свои руки, и все теперь смотрели ему в рот.

– Не знаю, кому уготовано это несчастье, но, если не ошибаюсь, весьма вероятны две вещи. Во-первых, это будет женщина…

– А во-вторых? – спросил Кристофер.

– В своем извращенном сознании убийца называет ее Люси.

Поезд остановился, и Лиза Герреро ощутила мягкий толчок, от которого у нее слегка сдавило грудь. Ржавый визг тормозов возвестил о прибытии на вокзал Гранд-Сентрал, в Нью-Йорк. Новый город, равнодушные люди, другой дом, обставленный по чужому вкусу. Но на сей раз это окончательный выбор, место начала новой жизни.

Она встала, взялась за ручку чемодана на колесиках с пристегнутой сверху косметичкой. Длинные волнистые волосы лениво колыхнулись на спине. Краешком глаза Лиза уловила мечтательное выражение на лице попутчика, который часть пути сидел напротив с ребенком лет восьми и все время изучал ее лицо, думая, что она этого не видит. Безликая внешность служащего, галстук на резинке и рубашка с короткими рукавами под пиджаком. Казалось, этого человека пугала ее красота: стоило им встретиться взглядом, он поспешно прятался за ответами на бесконечные вопросы мальчика.

Лиза подмигнула ему.

Он покраснел, как рак и стал помогать сыну надевать рюкзачок.

Лиза вышла из поезда и двинулась вдоль перрона по указателям, не обращая внимания на взгляды, которые устремлялись ей вслед и, как ветер, подталкивали к выходу. Ее никто не встречал, в данный момент жизни ей это было не нужно.

Она очутилась в просторном вестибюле Большого центрального вокзала – этого памятника из мрамора, дерева, лестниц, виданных и перевиданных фильмов.

Высокий потолок был не чем иным, как небом города, отрезком недавней истории, который Жаклин Кеннеди чудом спасла от разрушения, и теперь он остался свидетелем недавнего прошлого среди дворцов, устремленных в будущее.

Волоча за собой чемодан, Лиза свернула направо, в подземный переход, ведущий к сабвею.

Ей было известно, что на нижнем этаже вокзала есть знаменитый «Устричный бар», где тебе подадут все виды устриц, взращенных человеком для ублажения своей ротовой полости. Вспомнив о нем, Лиза решила официально отметить свое прибытие в город. Устрицы и бокал шампанского ознаменуют начало новой жизни, а возможно, и помогут забыть прежнюю, иначе она мало-помалу превратится в гнетущее воспоминание.

Смелей, Лиза, еще немного – и ты доплывешь!

Всю жизнь она искала тихую пристань. Больше всего на свете ей хотелось покоя, от которого люди в основной массе своей шарахаются, как от чумы. Ее главным желанием было оставаться незаметной, а природа наградила ее внешностью, совершенно несовместимой с этим желанием. Везде и всюду к ней обращались десятки глаз с единственным застывшим в них вопросом. А на ее разнообразные вопросы неизменно следовал один и тот же ответ.

И в конце концов она сдалась.

Если миру нужна такая, такой она и будет. Но белый флаг, который она вывесит, заинтересованным лицам обойдется очень дорого.

Лиза сошла по наклонному пандусу и очутилась перед баром. Стеклянные двери раздвинулись, и она вступила внутрь с бесподобно равнодушным видом, что, кстати, не оставило равнодушным никого из присутствующих.

Двое потрепанных временем хиппи у стойки бара прервали разговор; сидящий через два табурета от них корпулентный господин уронил поднесенную было ко рту устрицу себе на колени.

Официант в белой рубашке и темной жилетке разбежался ей навстречу и провел через большой зал к накрытому в углу столику на двоих.

Не придавая значения пустующему напротив месту, Лиза уселась и прислонила к стене чемодан. Любезно-индифферентный официант положил перед ней корочки меню с логотипом бара на крышке. Она небрежно оттолкнула их и одарила официанта самой ласковой из своих улыбок, отчего любезная индифферентность мгновенно растворилась в приливе симпатии.

– Не надо меню. Мне, пожалуйста, полный набор устриц и полбутылки шампанского, только похолоднее.

– Отменный выбор. Дюжина устриц вас устроит?

– Вполне. А две дюжины устроят еще больше.

Официант записал заказ и наклонился к ней с заговорщицким видом.

– Я в хороших отношениях с мэтром. Думаю, мне удастся выговорить вам целую бутылку по цене половины. Добро пожаловать в Нью-Йорк, мисс.

– Неужели так заметно, что я нездешняя?

Официант состроил гримаску и покачал головой.

– Во-первых, у вас чемодан, во-вторых, вы улыбаетесь. Сразу видно: вы не из Нью-Йорка.

– Но чемоданы есть и у отъезжающих, верно?

Вопрос она задала ради проформы и получила ожидаемый ответ:

– Отъезжающие обретают способность улыбаться, лишь отъехав подальше отсюда.

Ньюйоркец отошел, унеся с собой свою доморощенную философию, и Лиза осталась одна.

За столиком в противоположном углу зала разместилась компания шестерых мужчин, тоже явно нездешних. Лиза сама слишком часто и подолгу бывала в этой роли, чтоб не распознать чужаков. Она разглядывала их одного за другим под прикрытием официанта, пока делала заказ. Как только Лиза вошла и села, все они тут же сделали на нее стойку, точно мартовские коты.

Она притворилась, будто ищет что-то в сумке, после чего, на ее счастье, подоспел официант с вазой устриц, красиво уложенных во льду, и бутылкой, кокетливо торчащей из хромированного ведерка.

Мужчины дождались, когда ее обслужат, а дальше все произошло в точности так, как ожидала Лиза. Один из них, высокий, с залысинами и брюшком любителя пива под светлой курткой, посовещавшись с приятелями, встал и двинулся к ее столику.

Он подошел, как раз когда Лиза положила себе на тарелку большую устрицу.

– Привет, красотка. Меня зовут Гарри, я из Техаса.

Лиза всего на миг оторвала глаза от устрицы и тут же вернула взгляд на место.

– И это отличает тебя от других? – поинтересовалась она, не глядя на подошедшего.

Тот не заметил вопроса в ее интонации, приняв реплику за комплимент.

– Еще как!

– Я так и поняла.

Техасец без промедления плюхнулся на обитый кожей табурет напротив Лизы.

– Как тебя зовут?

– Что бы ты мне ни предложил, меня это не интересует.

– Да брось! У такого, как я, всегда найдется, чем заинтересовать женщину твоего пошиба.