Мысли скакали в голове, словно обезумевшие кони, увязая в топком болоте моего страха и паранойи.

Перекусив в местной забегаловке, я проверил телефон, хлопнул крышкой лэптопа и вышел на улицу. Холодный дождь барабанил по асфальту, создавая гипнотический ритм, в котором мерещились закодированные послания. Раскрыв зонтик, я посеменил к метро. Проходя мимо автобусной остановки, я увидел замершего рядом человека. Сердце сжалось от узнавания этого состояния. Вытащив зонт, я кое-как пристроил его к человеку, вставив ручку под мышку замершего, и посеменил далее. — Взаимовыручка по-новому, — подумал я с горькой иронией. Да, случаи начали становиться чаще, притом настолько обыденными и распространенными, что даже воры с сочувствием относились к таким жертвам болезни и редко их трогали.

На стене ближайшего здания я заметил новую граффити-надпись: «ОНИ ПОЖИРАЮТ НАШИ МЫСЛИ». Рядом был изображен стилизованный логотип «ГигаКванта», из которого тянулись щупальца к головам нарисованных людей. Я невольно вздрогнул. Кто-то еще видел связь, или это было просто совпадение?

Зайдя в офис, я стряхнул с пальто мокрые капли, струсил влагу с зонта и повесил все в шкаф. Запустив рабочее пространство, я погрузился в контроль и цифры. Тянулись часы. Я поднял взгляд к окну и с удивлением отметил, что солнце почти не сдвинулось с места — день казался бесконечно растянутым, словно время само стало вязким, как та смола, в которой я тонул во время моих «приступов».

В этот момент, в коридоре, в дверном проеме прошел Джейкоб и замер с кружкой в руках. — Какого черта, — выругался я про себя. — Нужно рассказать все, что я знаю, но кому? Полиции? Отделу кибербезопасности? Но шанс, что они вызовут психиатрическую бригаду и положат меня на обследование, был крайне высок.

Я смотрел на застывшего Джейкоба и представлял, где сейчас находится его сознание. Стоит ли он сейчас там, в горах, с открытым ртом, принимая кубы информации? Или, может быть, его обрабатывают на той фабрике, которую я видел? А что, если прямо сейчас к нему приближается человек в плаще с щипцами, чтобы избавить от какого-то «вируса»? От этих мыслей мне стало не по себе.

Закончив срочные задачи, я потянулся и, постукивая пальцем по столу, достал телефон. На экране всплыло СМС: — Как ты?

— Все ок, — ответил коротко я.

— Я переживаю, ты уже пару дней не звонишь…

— Дел полно, да и стоит ли…

Отправив сообщение, я снова взглянул на имя адресата. Прочитав имя Мира, я отложил телефон. Более полугода как мы расстались и жили порознь, а болезнь только сильней отдалила меня от нее.

Наши отношения разрушились не в одночасье. Сначала были мелкие трещины — моя растущая замкнутость, её непонимание того, что со мной происходило, когда начались первые «застывания». Я не мог объяснить ей, что чувствую, потому что сам не понимал. А потом появилось взаимное раздражение, упрямство с обеих сторон, нежелание уступать. Типичная история — два упрямца, которые слишком сильно любили друг друга, чтобы правильно с этим справиться.

Я любил ее, как никто другой. В моей жизни не было никого, к кому бы я испытывал такие чувства, но мы были одинаковыми — два упертых барана. Я хмыкнул, вспомнив нашу последнюю ссору, где мы чуть не развалили всю кухню. Никто не уступал — ни она, ни я.

Я вспомнил последние брошенные слова перед тем, как хлопнула дверь: «Ты одержим своими теориями! Тебе нужен психиатр, а не я!» Она была права, хотя я не мог тогда этого признать. Я действительно стал одержимым поиском ответов, с тех пор как начал видеть «другую сторону» во время своих застываний. Это стало между нами стеной, которую ни один из нас не смог или не захотел перелезть.

Раздалась вибрация. Я снова достал телефон — сообщение опять от Миры: — Я не хотела говорить, но, по-моему, я тоже заболела этой болезнью. Извини, может, я тебя отвлекаю.

Мир вокруг меня словно застыл. Кровь в жилах превратилась в лед. Мира. Болезнь. Невозможно.

Это было как удар под дых. Все эти месяцы я боялся точно этого — что «Паралич времени» доберется и до Миры. Я ушёл от неё отчасти и потому, что не хотел подвергать её опасности, словно моя болезнь могла быть заразной. Теперь же оказалось, что моя жертва была напрасной. Система, кем бы или чем бы она ни была, добралась и до неё.

Не дочитав СМС, я вскочил из-за стола и направился к шкафу за пальто. Накинув его на плечи и не застегивая, я выбежал на улицу и, написав пару строк начальнику, вызвал такси. Когда машина подъехала, я хлопнул дверью и выпалил адрес.

Дорога казалась бесконечной. Светофоры меняли цвета с мучительной медлительностью, а дворники размазывали капли дождя по стеклу, создавая сюрреалистические узоры. Мысль о том, что Мира теперь тоже стала частью этого кошмара, грызла меня изнутри.

По дороге я проезжал мимо главного офиса «ГигаКванта» — огромного футуристического здания из стекла и стали, блестевшего даже в пасмурный день, словно оно генерировало собственный свет. Над входом красовалась громадная голограмма, рекламирующая новую систему ИИ: «БУДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. ЗАВТРА НАЧИНАЕТСЯ СЕГОДНЯ». Я невольно сжал кулаки, представляя, какие тайны скрывались за этими сверкающими стенами. И какую цену платило человечество за этот «прогресс».

Меня поразила мысль: а что, если здание не было реальным центром операций? Что, если настоящий «ГигаКвант» находился там, в том параллельном измерении, в том месте, куда уходило наше сознание во время «застываний»? Может быть, роскошное здание в центре города было лишь фасадом, прикрытием для операций, происходящих в иной реальности?

Три стука в дверь. Дверь открылась. Я посмотрел в лицо Мире — она стояла бледная и испуганная.

— Как давно? — выпалил я.

— Пару недель…

— Почему молчала?

— А что мы можем сделать?

В ее голосе звучала та же обреченность, с которой врачи говорили «Живи как можешь» мне и тысячам других пациентов.

Я внимательно всмотрелся в неё. Она выглядела осунувшейся, под глазами залегли тени. Но что-то еще изменилось в ней — во взгляде появилась новая глубина, словно она заглянула в бездну и бездна заглянула в неё. Я узнавал этот взгляд, видел его в зеркале каждое утро с тех пор, как начал «видеть».

Я вошел и начал ходить взад и вперед, пытаясь свыкнуться с мыслью, что и Мира теперь стала частью «Паралича времени».

— Черт! — выпалил я и стукнул кулаком о шкафную дверь.

Мира испуганно посмотрела на меня, съёжившись в комок.

— Все хорошо, — попытался успокоить ее я, хотя сам был на грани нервного срыва. Я обнял ее, чувствуя, как она вздрагивает в моих руках.

— Мне страшно, — прошептала она. — Каждый раз, когда я застываю, мне кажется, что я уже не вернусь. Что однажды останусь там… где бы это «там» ни было.

— Я знаю, — сказал я тихо. — Я тоже там бываю.

Она отстранилась и посмотрела мне в глаза с выражением удивления и недоверия.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты видишь что-то во время «застываний»? — спросил я, внимательно наблюдая за её реакцией.

Она заколебалась, словно боясь признаться.

— Иногда… мне кажется, что я вижу сны. Странные сны, Рик. Горы, снег, много людей вокруг… и что-то в небе. Что-то огромное и пугающее.

Мое сердце забилось чаще. Она видела то же, что и я. Это было не субъективное восприятие, не галлюцинация. Это было реально.

Я глубоко вздохнул. Настало время рассказать хоть кому-то о том, что я видел и что узнал.

— Мира, ты не поверишь…, но я знаю, куда уходит наше сознание во время «застывания». И это связано с новой системой ИИ, о которой сейчас трубят все новости.

Мы сели на диван, и я начал рассказывать ей все с самого начала — о горах, о сфере, о человеке в плаще, о кубах и о страшной догадке, которая постепенно формировалась в моем сознании.

— Что-то происходит с нами во время этих… застываний, — закончил я, понизив голос. — Мне кажется, мы оказываемся где-то… в другом месте. И кто-то использует нас.

— Но кто? И зачем? — спросила Мира, и в ее взгляде читалось сомнение.