Условия жизни в Париже у Серебряковой поначалу были стесненные. В ноябре 1924 года из Италии вернулся Белобородов, и ей пришлось переехать в дешевую гостиницу. Чтобы оплатить жилье, она вынуждена была начать писать заказные портреты (портрет 9-летней княжны Ирины Юсуповой). В конце декабря художница смогла переехать в чуть более дорогой отель и продолжила писать портреты.

Портретное творчество Серебряковой довоенного парижского периода очень разнообразно. Наиболее ответственные заказные работы она писала маслом, предварительно создавая к ним наброски и эскизы. Нередко заказчикам или самой художнице не нравился результат и приходилось писать новый вариант.

Один из первых «французских» портретов 1924 года — Саломеи Андрониковой, дочери грузинского агронома Нико Андроникашвили^[81]. В 1925 году Серебрякова создала портреты колекционеров Генриетты (масло) и Владимира (пастель) Гиршман, Анны Бенуа, портреты пастелью Ирины и Феликса Юсуповых, Андрея Белобородова, графини Сандры Лорис-Меликовой, композитора Сергея Рахманинова и его дочери Татьяны, Анны Михайловой (сестра Сомова), Веры Шухаевой (жена художника Василия Шухаева), пианиста Александра Зилоти.

Но оплачивались портреты плохо, за работы, написанные пастелью, платили совсем немного, за работы маслом — чуть больше, но таких работ было немного. Да и помня о трудностях в СССР, Серебрякова большую часть заработка посылала матери в Ленинград. «Зина почти все посылает домой… Непрактична, делает много портретов даром за обещание ее рекламировать, но все, получая чудные вещи, ее забывают и палец о палец не ударяют»^[82].

26 ноября 1925 года Сомов писал сестре, что «Зина в ужасном все время отчаянии — не было никакой работы… Удалось устроить ей пастельный портрет Ирины Сергеевны [Волконской, дочери Рахманинова — П. П.] за 3 тысячи. Но начнет она его в декабре, когда они переедут на свою квартиру»^[83].

Это был выгодный заказ. Средняя зарплата преподавателя в Коллеж де Франс тогда была чуть более 2 тысяч франков в месяц (около 100 долларов). Однокомнатную студию в центре можно было снимать за 500 франков. Но инфляция съедала заработки: с октября 1923 по октябрь 1927 года цены на хлеб увеличились в 2,5 раза. В 1928 году премьер-министру Пуанкаре пришлось девальвировать национальную валюту.

Осенью 1925 года Зинаида и Александр Серебряковы переехали подальше от центра города, в квартиру на улицу Огюста Бартольди, около станции метро «Дюплекс» и Эйфелевой башни, в XV округе. Эта мастерская тоже оказалась временным пристанищем, и уже в январе 1926 года Серебряковы переехали на Монмартр, на улицу Наварен (д. 12) в IX округе на севере Парижа, рядом с площадью Пигаль. 28 января 1926 года Сомов писал сестре: «Вчера я, наконец, был у Зины. Вечером. Живет она теперь на Монмартре, в жалком и грязном отеле в 5-м этаже. Занимает одну комнату с сыном… Она „выглядывала“ совсем девочкой при вечернем свете. Лет на 20. У нее теперь стриженные по моде волосы». В этом же интереснейшем письме он описывает и некоторые портреты Серебряковой: удавшийся портрет Волконской, портреты Ванды Вейнер («потребовала сделать себя хорошенькой и молоденькой, укоротить нос и уничтожить мешки»), писателя Александра Трубникова («в шелковом халате с разными околичностями на фоне в виде антикварных предметов») и юного официанта («с тарелкой устриц в руках»).

Среди портретов 1926 года выделяются портреты темперой Константина Сомова^[84], пастелью Сергея Прокофьева, Эмилия Купера, Александра Прокопенко, Иды Велан.

Настоящим счастьем для Серебряковой, очень скучавшей по своим близким, был приезд во Францию в июне 1927 года на три месяца ее брата Евгения Лансере. Он приехал из Тифлиса по командировке Наркомпроса Грузии. Евгений помог художнице снять новую квартиру на юго-западной окраине Парижа, рядом с кольцевой дорогой, в XV округе, близ сквера Денуэтт. Вот как он это описал в своем дневнике 22 июля 1927 года: «Поехали к Porte de Versailles, смотрели там квартиру в 6 этаже, Square Desnouettes, 4 комнаты, кухня, comfort modern [фр. современный комфорт] за 9600 в год и 1200 charges [фр. налоги]. Зина решилась, наконец, и взяла; после завтрака я с ней был в управлении, и она подписала контракт». Несмотря на удаленность от центра, большим плюсом были размеры квартиры и ее близость к квартире Александра Бенуа, жившего на набережной Отёй (д. 146^бис) на другом берегу Сены. С Бенуа Серебряковы часто общались. В этом же XV округе, но чуть ближе к центру Парижа, по воспоминаниям Дмитрия Вышнеградского (внука Александра Бенуа), жили или работали Сергей Прокофьев, Евгений Кавос, Александр Шеметов, Иван Билибин, Андрей Белобородов, Александр Куприн, Марина Цветаева, выпустившая здесь в 1928 году свой последний сборник стихов После России^[85].

К этому периоду — с августа 1927 по январь 1934 года — относится расцвет портретного творчества художницы, преимущественно в технике пастели. Восхитительны по передаче фактуры и объема, глубине цвета и живости женские портреты: Анастасии Кестлин (мать Рене Кестлин; 1927), княгини Марины Голицыной (правнучка императора Николая I; 1930), троюродной сестры Серебряковой Екатерины Кавос-Хантер (1931), Марии Бутаковой (1931). Быстротой исполнения и выразительностью интересны небольшие карандашные портреты Тюли Кремер.

Среди мужских образов выделяются портреты сына Федора Шаляпина художника Бориса (1927), Фелисьена Какана (1928), Ефима Шапиро (несколько, с 1930 г.), дирижера Эмиля Купера, Павла Милюкова (1932). Среди портретируемых были представители знатных родов — Нарышкины, Голицыны, Оболенские, Бобринские, Трубецкие, Шуваловы, Шереметевы; принцы Мюрат.

Превосходны детские портреты, созданные Серебряковой пастелью, — сына Сергея Прокофьева Святослава (1927), сына Екатерины Кавос-Хантер Дика (1928), графини Вогюэ (1931), Наташи Кремер (1933). Нередки двойные портреты матерей с детьми (Баронесса Бёцелар ван Остерхут с сыном, 1932). Для написания некоторых портретов Серебрякова специально ездила в Лондон (1925), Берлин (1930, портреты семей Оболенских, Росс), Брюгге (1928), Брюссель (1930–1932, портреты семей Броуэр, Киндер и др.). Барон Жан-Анри де Броуэр впоследствии организовал путешествие Зинаиды в Марокко, выступив главным заказчиком ее марокканских работ.

На автопортретах этого времени художница далека от самолюбования, она изображает себя с профессиональными атрибутами — кистями. В парижский период создано более 20 автопортретов маслом и более 50 темперой, пастелью, карандашом и в других техниках. Чаще в ранний парижский период, до 1934 года, Серебрякова изображала своих детей — Александра и Екатерину.

По словам Бенуа, в значительной степени ее славу составили композиции с обнаженной натурой. Моделями часто были ее дочь Катя (Спящая обнаженная, 1934) и младшая дочь Александра Бенуа Леля (Елена). Возвращаясь к теме, разработанной в дореволюционных композициях под названием Баня, художница находит новые ее решения в духе неоклассицизма в триптихе Баня 1926 года. К изображению обнаженной натуры Серебрякова впервые обратилась еще в 1911 году в Купальщице. Основные ее работы в этом жанре относятся к 1920–1930-м, а последние — к 1940-м годам. Безусловно, интересны Заплетающая косу (1930), Портрет мадемуазель Неведомской (1935). Вот как объясняла художница обилие работ в этом жанре именно в данный период: «В начале пребывания здесь, то есть с 1924 г. по 1934-й было у меня несколько знакомых — милых русских девиц, согласившихся мне позировать и „служить моделями“. Затем они повыходили замуж, времени у них на это уже не было. Рисовать же „профессиональных“ натурщиц было мне не по средствам, и я начала довольствоваться писанием натюрмортов, находя в этой „тихой жизни“ тоже живописную радость»^[86].