Пару секунд Мира не двигалась, а затем наклонилась, и его буквально придавило волной желания. Своего желания. Он, было, попытался взять инициативу на себя, но девушка перехватила его за запястья. От ощущения изгибов её упругого тела, закружило голову, и Восьмой сглотнул, а потом почувствовал лёгкое дыхание в районе своих ключиц. Мира втянула носом воздух, словно пробуя его на вкус.

«Сейчас пометит», — подумал он.

И вдруг ему стало совершенно безразлично на свои прежние переживания. Он и сам хотел этого. Хотел стать частью единого целого. Иметь особую связь с такой, как Мира, было не стыдно. Не стыдно носить на себе её метку. Не стыдно считать своей парой. Он бы хотел стать для неё важным. Тем, кого не хочется потерять. Он её терять не собирается. Нашёл, и никому не отдаст. Пусть ставит метку. Он согласен.

— Давай!

Восьмой повернул голову, открывая доступ к шее. Но Мира вдруг отстранилась.

— Посмотри на меня.

Он распахнул глаза. Карие, напротив синих.

— Запомни раз и навсегда, — произнесла девушка чётко, — Лайны ставят метки только по любви. Взаимной любви.

Восьмой молчал, не зная, что сказать. Его отвергли? Он пошевелился.

— Почему ты считаешь, что у меня к тебе не может быть чувств?

— А они есть?

— Определённо.

— Ты так думаешь, потому что получил дозу моих феромонов, и завтра будешь об этом жалеть. А я не хочу видеть в твоих глазах неприязнь. Не переживай за меня, я справлюсь. Принеси лучше холодной воды из ручья, а потом уходи.

— Но…

Восьмой попытался подобрать слова.

— Я не против того, чтобы стать твоей парой, — сказал он. — Думаю, что мы с тобой, рано или поздно, пришли бы к этому.

Мира легла обратно на подушку и отвернулась к стене.

— Это всего лишь наваждение, — сказала она.

Восьмой прислушался к себе. Наваждение ли? Он поправил сбившуюся на животе футболку. Сладкая истома всё ещё бежала по его венам.

— Этого не должно было случиться, — проговорила Мира глухо, и добавила, — Я с семнадцати лет сижу на блокаторах и совсем разучилась контролировать своё тело. Но не переживай, я смогу стать для тебя безопасной и мы забудем об этом.

Когда Восьмой вышел на свежий воздух, он думал о том, сможет ли забыть, как ему было хорошо минутой назад. Таких ощущений он никогда не испытывал, а ведь у них, по большому счёту, ни чего и не случилось. Даже поцелуя не было. И тепреь он об этом жалел.

«Каковы её губы на вкус? Такие же мягкие, какими они кажутся? И что бы я почувствовал, если бы она меня укусила?» — думал он.

Остаток дня молодой человек потратил на то, что бы отвлечь себя хоть чем-нибудь. Захватив инструменты, он сколотил неподалёку от домика лавку и столик. И всё это под ворчание расстроенного робота. Тот отчасти был доволен тем, что Мира не выбрала себе в пару того, кого он считал грубияном, однако, когда Восьмой смастерил вполне уютное место, где можно было перекусить под открытым небом, Пуся смягчился.

— Ты не такой безнадёжный, как можно подумать, — прокомментировал он.

А когда молодой человек нарвал букет полевых цветов и аккуратно положил их с внутренней стороны двери, тот вообще смягчился.

Когда совсем стемнело, и Мира вышла из домика бледная, но вполне адекватная, она обнаружила вполне мирную картину: Восьмой на пару с Пусей жарили на костре очередную порцию куропаток.

Негромко переговариваясь, они поужинали прямо под звёздным небом. Решение серьёзных вопросов отложили на завтра. Сегодняшний день пережили — и ладно. Восьмой мельком посматривал на свою спутницу. Он пытался понять, что именно к ней чувствует. Ему вдруг захотелось подарить этой девушке, то, что люди зовут счастьем, потому как его у неё видимо никогда не было. Только вот он сомневался, что сможет. Молодой человек задумался и не заметил, как Пуся переводит взгляд своих жёлтых глаз с него на девушку, и обратно, словно пытаясь понять уровень их совместимости. Сделав свой независимый вывод, робот вздохнул. Ему очень понравилась Мира, и ради неё решил терпеть кого угодно.

Когда они, наконец, отправились спать, то Восьмой с Мирой легли на разные кровати. Сняв верхнюю одежду, молодой человек проворчал, что завтра надо устроить постирочный день, иначе он будет вонять как бомж из подворотни.

Вымотанные последними событиями они оба довольно быстро уснули. Пуся же остался сторожить своих гостей на улице. Робот забрался на новенькую лавку, обнял лапками свой пушистый хвост и ещё долго смотрел круглыми жёлтыми глазами на доброжелательно подмигивающие ему с высоты ночного неба звёзды.

Пылевая буря закончилась, и Чаиро нашёл наиболее подходящее для посадки место. Не далеко отсюда был послан сигнал о помощи.

Юноша подумал, что ему будет неплохо вооружиться. Пистолет, в старой потёртой от времени кобуре, показался ему слишком скромным оружием и он прихватил небольшой кусок железной трубы, найденный в техническом отсеке.

Ещё раз проверив координаты места, откуда был пойман сигнал, Чаиро поправил на себе кожаную куртку и, открыв дверь входного шлюза, спрыгнул на землю. Звёзды сияли так ярко, что фонарик был убран в карман.

Сориентировавшись по компасу, он направился к группе деревьев, растущих неподалеку от места приземления. Минут через десять Чаиро оказался перед поляной, на которой обнаружилось невысокое деревянное строение. Юноша остановился и внимательно осмотрел округу. Тишина нарушалась лишь одиноким пением какой-то ночной птицы.

Чаиро решил подойти поближе и вздрогнул, услышав позади себя тихое:

— Ещё один шаг и ты труп.

Он медленно развернулся. Никого.

Юноша опустил глаза и увидел похожего на лемура зверя, глаза которого светились в темноте. В передних лапах тот держал вполне боевой пистолет, и он был направлен Чаиро прямо в лицо.

И Чаиро, и лемур, настороженно разглядывали друг друга. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но тут дверь дома резко распахнулась, и наружу, одетый только в трусы вывалился взлохмаченный ото сна молодой человек.

— Пуся, твою мать! Где мои штаны и пистолет?! — возмущённо проорал он, — Верни немедленно!

Увидев робота с его оружием, а рядом застывшего в немом недоумении незнакомца, Восьмой высказался вполне достойно моменту:

— Блять…

Чаиро осматривал стоящего перед ним в одном нижнем белье парня. Это ему, что ли, нужна помощь?

— Ты кто? — нарушил неловкое молчание Восьмой.

— Я то? Вроде как — ваш спаситель.

— Спаситель?

Вперёд выступил робот:

— Ты прилетел на сигнал с маяка? — спросил он.

— Верно. А что тут у вас, собственно, происходит?

Чаиро ещё раз внимательно оглядел трусы Восьмого, на которых были нарисованы медведи гризли. Но прежде чем тот успел ответить, Пуся опустил пистолет и, вытерев лапкой лоб, проговорил:

— Жертвы кораблекрушения мы.

— Вы оба? Или ещё кто-то имеется?

Чаиро посмотрел в сторону открытой двери. Из домика не доносилось ни звука. Неожиданно до его шеи дотронулось холодное лезвие ножа.

— Ты один? — спросил рядом с его ухом мягкий женский голос.

— Один, — ответил тот.

«Ни чего себе приём», — подумал он.

— Убери оружие, Мира, — проворчал Восьмой. — Он не тот, кого следует опасаться.

Молодой человек повернулся к роботу.

— Эй, мелкий. Какого хрена ты взял мой пистолет? И где мои штаны?

— Я их постирал, — насупился Пуся.

Чаиро посмотрел сначала на говорящего лемура, следом на парня в одних трусах, а затем на девушку, которая вышла из-за его спины. Судя по её слегка заострённым ушам, та была не землянкой. Вот так компания.

— Прости, — произнесла незнакомка, — У нас есть причины быть на стороже.

Она убрала нож и протянула руку.

— Меня Мира зовут. А это Восьмой, — кивнула она головой, в сторону стоявшего в дверях парня.

— Вам точно требуется помощь? — спросил Чаиро.

На терпящих бедствие, эта компания была совсем не похожа.