Самозваный спаситель Веры бросил пачку с папиросами на грудь Афанасия, зажег спичку, на секунду задумался и потом решительно бросил спичку и окурок на пол, обильно политый алкоголем. Пламя быстро растеклось по деревянным доскам.

— Бегом к забору, — скомандовал подселенец, — и сразу включай кинокамеру. И снимай входную дверь, но сначала дай широкий план. Снимай одним кадром, чтобы там были видны и выходящий Чубатый и дым из окон.

— Мы что, вот так и оставим его гореть живьем? — угрюмо спросил молодой Степан Петрович.

— Это его судьба! — отрезал попаданец. — Что мы скажем милиции? Как и зачем мы тут оказались? Может быть мы его сами отравили? Думаю, этот гавнюк, как почти врач, все хорошо рассчитал. И у Андрея не было никаких шансов выжить, даже без этого пожара.

— Зачем же он его поджег?

— Ясно зачем, — усмехнулся старшая версия его самого, — следы замести, и, самое главное, материалы по Хронолептину как бы уничтожить. Думаю, не один этот упырь хотел бы наложить на них свою лапу. Смотри, выходит. Снимай!

Чубатый, как ошпаренный, выскочил из дома, закрыл дверь, обежал дом и бросил ключ в комнату, где лежал Афанасий и уже шел легкий дым.

— Вот скотина, он и это рассчитал, — сплюнул молодой Степан Петрович непрерывно снимая все происходящее, — если что, мол, домик был заперт изнутри! А кто его закрыл? Сам Афанасий.

Тем временем, Чубатый пробежал через огород к калитке сзади участка, открыл ее и скрылся со своей сумкой в лесу. В это время из открытого окна домика стали вырываться огни пламени и дым. В поселке почти никого не было, а потому никто не спешил на помощь. Наблюдающие за пожаром тоже — через ту же калитку — побежали к лесу, не переставая снимать. Через короткое время раздался взрыв газового баллона. Крыша объятого огнем домика подпрыгнула и с грохотом рухнула вниз. Все было кончено.

По дороге домой, молодой Степан Петрович спросил попаданца:

— Как думаешь, этот негодяй был прав?

— В чем? — спросил попаданец.

— В том, что он говорил про Веру. Про то, что Андрей украл бы у нее ее жизнь?

— Вот ты, вроде бы взрослый уже, а рассуждаешь как этот пацан! Это он украл жизнь у Андрея и Афанасия. А у Веры он украл ее любовь! Может быть она была бы самой счастливой женщиной, сидя рядом с Андреем в лаборатории. А этот сучий потрох, решил, что он знает, что для нее лучше. Просто этот придурок не может любить и не знает, что это вообще такое. Точнее — он любит только самого себя — тварь. Но ничего! Не сейчас, позже этот сукин сын ответит за все.

Когда они вернулись, попаданец еще раз напомнил молодому Степану Петровичу, что нужно делать пока его нет, и отбыл в свое будущее.

Когда все поднялись в кабинет Александра Сергеевича, Степан Петрович хмуро спросил:

— Неужели нельзя было ничего сделать, чтобы их спасти? Я чувствую себя соучастником этих убийств!

— Нельзя! Все уже свершилось и давно, — отрезал отец Сергея, — давайте не возвращаться к этой теме!

— Завтра мы отправим Степана Петровича в прошлое последний раз, и начнем подготовку к встрече с Чубатым.

— Нет, завтра не получится, — ответила мама Сергея, — нужно три дня подождать. Мне не нравится падение силы связи сознания и тела Степана Петровича, при трансперсональном переносе. Оно падает с каждым путешествием. Как у Александра Сергеевича перед кризисом. Поэтому отложим.

— Хорошо, и у меня еще завтра дело в городе есть, — согласился трансперсонавт.

Вечером Сергей и Света снова лежали обнявшись в кровати.

— Сережа, — обратилась девушка задумчиво, — как ты думаешь, Чубатый он действительно любил Веру и ради любви к ней пошел на такие преступления?

— Светик, я не верю, что человек, который любит, который испытывает такое чистое и светлое чувство, может пойти на такие мерзости.

— Но твоя мама говорила, что твой папа, когда ее украли, сделал ужасные вещи! Я никому никогда об этом не скажу.

— Синеглазка, он ее спасал от смерти, а те кто хотел ее убить, сами были жестокими убийцами. А разве Андрей и Афанасий были такими? Сколько пользы их умы могли принести людям, сколько открытий и изобретений они могли сделать? Нет, Чубатый пошел на это вовсе не для того, чтобы спасти Веру. Он пошел на это только ради своей личной выгоды! И ему наплевать: на Веру, на ее чувства, и вообще на все кроме собственной шкуры. Светик, ты действительно хочешь говорить об этом уроде сейчас? А я, между прочим, побрился!

— Зато ты хочешь все время одного и того же, удивительное постоянство, — улыбнулась девушка. — Ладно, давай, только без нахальства. Только в шею.

— Только в шею? — разочарованно протянул ее кавалер.

— Начнем с этого, а дальше посмотрим, как пойдет, — рассмеялась Света, обнимая своего нетерпеливого кавалера.

Степан Петрович вышел из машины с охраной и сказав, что будет через полчаса вошел через ворота на территорию гаражного кооператива, где проводил все свободное время его старинный приятель Сан Саныч. Территорию гаражей перед этим осмотрели два бойца службы безопасности семейства Ивановых-Бессоновых и, не найдя ничего подозрительного, дали ему добро на посещение. Захватив из багажника пакет с закусками, которыми его заботливо снабдила будущая свекровь, он постучал в знакомые ворота двухэтажного гаражного бокса. Точнее трехэтажного. На третьем этаже располагалась голубятня. Его приятель был страстным любителем голубей — еще с детства.

— Заходи, старый черт! — раздался знакомый голос, и опытный в прошлом журналист, открыв дверь, вошел у утепленный бокс. Там его ждал пожилой человек. Невысокого роста, щуплый, но неимоверно улыбчивый, что придавало обаяния и желания общения. Приятели обнялись, и поднялись на второй этаж.

— Давно тебя не видел, — сказал Сан Саныч, — важным стал. С охраной ездишь! А как твои мордовороты шайку местной шпаны разогнали, так они в наш двор и нос теперь боятся сунуть! Это с чего такие перемены?

— Санек, так это в Свету мою сын крутого комерса без памяти влюбился. Вот теперь охраняют: и ее, и меня.

— А сама Света-то как? После того урода? Сердечко ее оттаяло?

— Думаю, что да. Парень нынешний больно хороший. Ты же знаешь, мне трудно угодить, но он даже мне понравился. И родители у него, хоть и буржуи, но очень правильные! Наши! Но Света все еще сомневается. И знаешь чего она удумала?

— Чего?

— Хочет идти на кладбище, спросить совет у родителей, выходить ей за него замуж или нет, — вздохнул дедушка Светы.

— Ты это серьезно? — недоверчиво спросил старый безбожник, любитель голубей и самогона.

— Серьезней не бывает.

— И как она себе это представляет? Ну спросит она? И что? — Саныч задумался почёсывая затыло. — Слушай, — вдруг оживился его приятель, — давай так сделаем! Зароем динамик в могилке, протянем провода и из соседних кустов, когда она спросит совета, скажем: «Благословляем!»

— Ну ты придумал, — покачал головой Степан Петрович, — идея, конечно, хорошая, но, а кто скажет-то? Это же голос должен быть как у сына моего — ее отца, или невестки. Света-то их помнит. И потом, а ну она начнет ковыряться в земле, откуда голос будет идти. И динамик там найдет. Она же меня проклянет!

— Риск, конечно, есть, и не малый, а что же тогда делать? — разочарованный отвергнутой идеей, спросил его приятель.

— Я придумал более тонкую, но более сложную вещь! И мне нужна твоя помощь!

— Так без вопросов! Мне Света самому как внучка, говори! Все что смогу!

И два старых друга, склонившись голова к голове, стали осуждать план Степана Петровича.

Через два дня дедушка Светы предложил ей съездить на кладбище к родителям, как она этого хотела. Девушка, посоветовалась с Сергеем, и согласилась. На следующий день, после занятий, две машины — одна с ними, а вторая с охраной — направились на одно из не знаменитых московских кладбищ. Возле ворот купили цветы и вошли на территорию скорби и печали. Степан Петрович смахнул с плеча Светы и Сергея пылинки. В сопровождении бойцов службы безопасности, все прошли к участку, где были похоронены родители Светы. Это было скромное захоронение из бетонного столбика с фотографиями и невысокой оградки. Сотрудники осмотрели ближайшие кусты и не нашли ничего подозрительного.