— Для любого человека долг определяется его клятвами и его совестью, — ответил Виктор осторожно. — Я не исключение.

Мефодий улыбнулся, и его улыбка была странной смесью грусти и понимания.

— Конечно, ты прав. Прости мое любопытство. Я просто всегда интересовался вопросами долга, чести и их места в божественном плане.

— Отец Мефодий много путешествовал, — вмешался Рюрик. — Он видел земли, о которых мы только слышали в сказаниях. Царьград, Иерусалим, даже далёкие земли персов.

— Это действительно так?

— Это действительно так? — спросил Виктор с искренним интересом. Сам он бывал во всех этих местах, но в разные эпохи, и ему было любопытно услышать о современном состоянии этих древних городов.

— Да, Господь направлял мои стопы по многим дорогам, — ответил Мефодий. — И в каждом месте я находил не только новые земли и народы, но и частицы единой истины, которая связывает все творения Божьи.

— Даже языческие народы? — с лёгкой насмешкой спросил Рюрик.

— Особенно их, князь, — серьёзно ответил монах. — Ибо даже в самых тёмных верованиях можно найти отблеск истинного света. Все люди, вне зависимости от того, каким богам они поклоняются, ищут одного — понимания своего места в мироздании и надежды на то, что смерть — не конец пути.

Его взгляд на мгновение остановился на Викторе, и бессмертному воину показалось, что монах видит его насквозь, со всей его древней историей и проклятием.

— Я слышал, что христиане верят в воскрешение после смерти, — сказал Виктор, пытаясь направить разговор в нужное русло.

— Не просто верим, но знаем, — поправил его Мефодий. — Ибо Христос умер на кресте и воскрес на третий день, показав, что власть смерти не абсолютна.

— Но это лишь одно воскрешение, — заметил Виктор. — Что, если человек умирает и воскресает многократно? Это тоже часть божественного плана?

Мефодий долго смотрел на него, прежде чем ответить. Его взгляд был пронзительным, словно он пытался прочесть не только слова Виктора, но и мысли, скрытые за ними.

— В Писании сказано: «Человекам положено однажды умереть, а потом суд». Это естественный порядок вещей, установленный Творцом. Но, — он сделал паузу, — есть силы, способные нарушить этот порядок. Силы, которые существовали до начала времён и будут существовать после их конца.

— Какие силы? — подался вперёд Рюрик, его интерес был очевиден.

— Силы, которым не следует поклоняться или призывать, князь, — предостерегающе сказал Мефодий. — Ибо цена их даров всегда выше, чем кажется сначала.

— И всё же, — настаивал Рюрик, — если эти силы способны даровать бессмертие…

— Они даруют не бессмертие, а лишь его тень, — перебил его монах. — Истинное бессмертие — это бессмертие души, а не тела. Тело — лишь сосуд, временное пристанище души. Цепляться за него — всё равно что цепляться за глиняный кувшин, когда тебе предлагают золотую чашу.

Рюрик нахмурился, явно не удовлетворённый таким ответом. Виктор же внимательно слушал, улавливая в словах монаха отголоски того, о чём говорили Стражи и Хозяин Даров.

— Ты говоришь о Дарах Теней, — произнёс он тихо, и это не было вопросом.

Мефодий резко повернулся к нему, в его глазах мелькнуло удивление.

— Ты знаешь это имя?

— Я слышал его, — уклончиво ответил Виктор.

— От кого? — спросил монах с неожиданной настойчивостью.

— От… существа, которое называет себя их хозяином.

Мефодий побледнел, его руки, лежавшие на столе, сжались в кулаки.

— Ты видел Его? Говорил с Ним?

— Недавно, — кивнул Виктор. — В храме Перуна у озера Выг. Он появился, когда волхв Всеслав пытался провести ритуал.

— И ты выжил после такой встречи, — произнёс Мефодий, и это снова не было вопросом. — Немногие могут похвастаться этим.

— Мне помогли, — честно признался Виктор. — Стражи, волки-оборотни, защищающие границы между мирами. Они отогнали это существо.

— Стражи, — задумчиво повторил монах. — Да, я слышал о них в своих путешествиях. Древний орден, существующий во многих формах в разных культурах. Некоторые принимают облик волков, другие — львов или орлов. Они были созданы задолго до появления человека, чтобы поддерживать равновесие между мирами.

Рюрик слушал их разговор с растущим изумлением.

— О чём вы говорите? — спросил он наконец. — Какие существа? Какие дары?

Мефодий и Виктор переглянулись, и на мгновение между ними возникло понимание — понимание двух людей, которые знают больше, чем могут или хотят рассказать.

— Извини, князь, — сказал монах. — Мы говорим о вещах, которые лучше не обсуждать за утренней трапезой. Это древние тайны, опасные для непосвящённых.

— Я не боюсь опасностей, — возразил Рюрик. — И я хочу знать всё о силах, способных даровать бессмертие.

— Бессмертие, которое предлагают Дары Теней, — это проклятие, а не благословение, князь, — сказал Мефодий с неожиданной резкостью. — Это существование без истинной жизни, смерть без упокоения. Это вечная тюрьма для души, которая с каждым воскрешением теряет частицу своей человечности, пока не остаётся лишь пустая оболочка, движимая инстинктами и привычками.

Он бросил взгляд на Виктора, словно извиняясь за столь прямое описание его состояния.

— Я слышал другое, — упрямо сказал Рюрик. — Я слышал, что бессмертие — это высшая форма существования, доступная лишь избранным. Что это путь к величию и мудрости, недоступной обычным смертным.

— Кто сказал тебе это? — спросил Мефодий, и в его голосе звучало искреннее беспокойство.

— Волхв, мой советник по духовным вопросам, — ответил Рюрик. — Но он исчез несколько дней назад. Странно, что ты прибыл сразу после его исчезновения…

В последних словах князя чувствовался намёк на подозрение. Мефодий, казалось, не заметил его или решил проигнорировать.

— Твой волхв лгал тебе, князь, — сказал он прямо. — Или сам был обманут. Бессмертие, о котором он говорил, это не величие, а проклятие. И избранные, о которых он упоминал, не избраны для славы, а отмечены для служения силам, которые древнее и темнее, чем любой бог, которому ты когда-либо поклонялся.

Рюрик нахмурился, явно недовольный такой прямотой. Он посмотрел на Виктора, словно ища подтверждения или опровержения слов монаха.

— Что скажешь ты, мой верный Клык? Ты веришь словам этого чужеземца?

Виктор глубоко вздохнул. Он оказался в сложном положении. С одной стороны, он мог подтвердить слова Мефодия, рассказав о своём собственном опыте бессмертия, о том, как оно постепенно высосало из него все человеческие чувства и эмоции. С другой стороны, он понимал, что Рюрик в своей одержимости может не поверить даже такому прямому свидетельству.

— Я верю, что любой дар имеет свою цену, князь, — сказал он наконец. — И чем больше дар, тем выше цена. Бессмертие… если оно вообще возможно, — он сделал вид, что сомневается в самой идее, — должно иметь самую высокую цену из всех.

— Ты говоришь как он, — недовольно заметил Рюрик, кивая на монаха. — Уклончиво и предостерегающе. Я ожидал более прямого ответа от своего лучшего воина.

— Прости, князь, — сказал Виктор. — Но в вопросах, выходящих за пределы обычной войны и политики, я предпочитаю осторожность. Я воин, а не мудрец. Моё мнение в таких вопросах не стоит многого.

Рюрик откинулся на спинку кресла, его лицо выражало разочарование.

— Что ж, оставим эту тему на потом. У нас есть более насущные дела — нужно отправить гонца к Гостомыслу с моим решением по поводу северных земель. И подготовиться к приёму послов от племени мери. Они прибудут через два дня.

Он поднялся из-за стола, давая понять, что трапеза окончена.

— Клык, ты свободен на сегодня. Отдыхай или тренируйся, как пожелаешь. Завтра мы обсудим твою следующую миссию.

Рюрик вышел из трапезной, оставив Виктора и Мефодия наедине. Как только дверь за князем закрылась, атмосфера в комнате изменилась. Монах подался вперёд, и его глаза, казалось, стали ещё светлее и пронзительнее.